Дайте стройбату оружие

   Вернулся Толик минут через пятнадцать, с побитой рожей, но довольный тем, что дело закончилось без губы, что он сохранил за собой, крепко обмытую, тёплую должность электрика части. Подумаешь, грохнулся пару раз от ударов комбата на паркетный пол, под раскидистый куст чайной розы, цветущей в углу комбатовского кабинета...

   За столом шла неторопливая беседа.

   Витька Александров вытащил из кармана письмо, полученное от стародавнего дружка Юрки Киселя, отслужившего свой срок на строительных объектах Украины.

   Стал его читать:

   'Витек, привет с гражданки!

   Как мы рвались домой, на дембель. А вот теперь, уже три месяца. Как я дома. Не поверишь, но вспоминаю с содроганием все то, что довелось испытать за время службы и, одновременно, тоскую по дурдому, через который пришлось пройти.

   И ты будешь тосковать, поэтому цени своих армейских друганов, которые сейчас рядом с тобой. Видимо, армейская дружба самая крепкая. Так мне не хватает сейчас наших пацанов. Разлетелись, кто куда, во все концы необъятной Родины.

   Наша рота собиралась с бору по сосенке, многих прямо сразу после переодевания, уже на другой день, привозили в лес, и курс молодого бойца они проходили с лопатой в руках на кабельных трассах.

   Быстро смекнув, что вольному - воля стали ходить в самоволки за вином (на первой неделе службы!) а порой и по 2-3-4 раза за день!

   Когда ж начальство спохватилось, что воины лопаты 'воюют' без присяги, то начали думать как бы её провести. Попросили автоматы у ракетчиков: 'Хоть один дайте, хоть на пол часа!', но получили отказ - 'Стройбат это такие звери, что им даже оружия не выдают, значит и не дадим'.

   А какая присяга без автомата?

   Выпросили в сельской школе наглядное пособие - разрезанный пополам, и раскрашенный по месту разреза красной краской 'калаш', но вот незадача, в школе оказалась только правая половинка! Все потроха с левой стороны были наружу! То есть если держать автомат в левой руке, а текст присяги в правой - получится карикатура!

   Но в находчивости стройбату не откажешь! Перевернули автомат кишками к груди, держали его в правой руке, присягу - в левой, а когда делали фотки в ателье, то плёнку переворачивали, и получалось на фотке вроде как у настоящих солдат.

   Служил я два года воином стройбата и один месяц 'моряком'.

   Это наша местная традиция.

   По конституции СССР служба в сухопутных частях советской армии продолжается два года, а во флоте три.

   А как быть тем в сухопутных, у кого двухлетний срок истёк? Не нарушать же конституцию, и продолжать оставаться солдатом? Конституция - это святое. Раз третий год - значит моряк.

   Поэтому уже на первый же день третьего года одевал я тельняшку, распоротые штаны от рабочей военно - строительной одежды с отрезанным нагрудником, эдакий хаки-клёшь, из резиновых сапог вырезал шлёпанцы с тупыми 'морскими' носами. На голове, естественно, бескозырка. Она изготовилась из попавшихся под руку форменной фуражки. Ленточки вырезал из ткани, обтягивающей верх фуражки, да так, что верх становился белым - под обтяжкой из хаки была марля, а от обода вниз свисали ленты. Надпись над лбом сделал банальную 'Герой'.

   Соседние офицеры - ракетчики, видя нас в таких нарядах просто дурели, и хватались кто за живот, кто за сердце.

   Иногда они жаловались начальству гарнизона, что мы своим видом уродуем нравственность рядовых ракетных войск. Вздрюченный военным комендантом, наш комбат прибегал в казарму с криком: 'Клоуны!' и получал ответ, что форма третий год служить отказалась и истлела, а тельники прислали из дому.

   Дожили! В армии в своей одежде ходим! А раз не нравится - то или выдайте новую одёжку, или будем вообще в трусах ходить... А кто ж выдаст? А в трусах ходили, но не практично это.

   Не знаю, уродовалась ли нравственность у обильно выглядывающих их окон штаба и узла связи женщин-военнослужащих, но то, что это их отвлекало и мешало работать - факт.

   Ракетчики нас один раз, по началу, к себе пустили пообедать, и зареклись в дальнейшем кормить. Еду насыпали в термоса, а дальше делайте, что хотите.

   Стройбатовские моряки народ ленивый, и поэтому когда приносили к казарме термоса с едой то никто особо и не спешил. Валялись, чухались, всем телом изображая презрение к армейскому обеду, а бачки стояли на улице без присмотра.

   У ракетчиков на свинарнике жила лошадь, такая маленькая - монгольская лошадка. Она возила телегу с помоями, и видно брезговала их есть, поэтому была всё время голодной, и от того шкодливой. Она любила убегать со свинарника, и праздно шататься по городку ракетчиков.

   Особенно любила присутствовать при разводах, чем приводила в состояние ступора проводящих разводы.

   И вот эта лошадь повадилась жрать из наших бачков. Фыркает - горячее, но жрёт.

   Нежная моряцкая душа возмутилась такому кощунству, все вскочили, напялили бескозырки, и погнались. А кобыла была сволочь, и знала, что моряк коня не догонит, и дразнилась - бегала вокруг бачков по кругу, а мы гневным моряцким табуном за ней.

   Официантки из офицерской столовой чуть не поумирали со смеху, глядя в окна за происходящим. Когда поняли, что простым напрягом мышц ног нам кобылу не догнать, то напрягли голову, и вспомнили про самосвал, на котором обычно цементный раствор возили.

   Завели самосвал, оседлали его, обсели машину, и мотая развевающимися на ветру лентами, погнались за кобылой уже моторизованные.

   Набрали скорость. Ветер в хари. Что б не потерять с трудом добытые, всеми возможными и не всегда законными способами, бескозырки, нам пришлось ленты взять в зубы.

   Лошадь оглянулась на наши серьёзные, со сжатыми челюстями, лица, поняла, что ей кирдык, и побежала искать спасения у людей - выбежала на плац, где как раз ракетчики проводили послеобеденное посторенние.

   Умничавший перед строем крупный чин как увидел на плацу бегущую на него лошадь, так прямо в транс впал, и заревел как пароход.

   Когда же нас увидел, то заикнулся и затих, смог только отпрыгнуть в сторону, и выдавить из себя: 'Кто вы такие?'

   Ответ был дружный, но не оригинальный - пока самосвал вокруг него разворачивался мы рассказали какую-то там моряцкую речёвку: 'Мы - морЯки, поём корабляцкие пестни, нас е....ут, а мы крепчаем!'

   Чин посмотрел вслед удаляющегося самосвала, и глядя на белый, марлевый верх бескозырки стоящего на подножке самосвала 'моряка' прорычал: 'Ну, Мабута! Мабута!.......(далее следуют такие слова и выражения, что лучше их не повторять)'...

   Армия должна воевать.

   Если нет боевых действий - она разлагается. Когда на войне стреляют, офицер командует и его волнует только победа, и её достижения, а не расстёгнутый крючок на солдате.

   И хрен станет офицер мясо из солдатского котла тырить - застрелят свои же.

   А в мирное время не застрелят. Поэтому и в котлы лазят, и за крючки казнят. Свои. Вроде свои. Вроде своих же.

   От чего так? А мир на дворе, и заняться больше нечем. И вместо холодных, грязных окопов - тёплая уютная канцелярия роты, и вместо командования бойцами на передовой - надо пасти стадо духов и слегка борзеющих дембелей.

   По сути, офицер это обычный пастух. И замашки как у настоящих пастухов, что волам хвосты крутят, и методы и мировоззрение.

   А в быту да, они другие люди, хорошие, весёлые, жизнерадостные, кидаются на помощь женщине с ребёнком, что б через дорогу перевести. Но только переступают порог военной части, так всё человеческое куда-то девается, и вылезает что? И ребёнка той же женщины по мордасам за расстёгнутый крючок воротничка...

   Недаром есть поговорка: 'Одеваю портупею и тупею, и тупею'.

   У нас говорили так: 'Не дай Бог война! С такими отцами-командирами из нас, рядовых, никто не выживет'.

   Даст какой-нибудь очередной великий маршал приказ любой ценой взять к Новому году высотку с залёгшим на ней пулемётчиком, и погонят нас эти начальники палкой в атаку на пулемёт, и поляжем мы все как один, а наш комбатишко потом будет гордиться медалькой за взятие...