Сын Грома, или Тени Голгофы

– Когда Ахав читал мне эти строки, я плакал. Мне было необыкновенно жаль Иова, и я думал: разве может Бог быть так несправедлив к праведнику? Вот ведь и Ты учишь, что Бог – это любовь! Старику Ахаву было тяжело видеть мои слезы. Он что-то пытался мне объяснить, но я ничего не понял и только плакал. Мне и сейчас неясно, почему Бог так несправедливо обошелся с преданным ему Иовом, что отдал его на мучение сатане?

– Скажи, Иоанн, ты помнишь, что дальше сказано в Писании? – задал вопрос Учитель.

– Да, Учитель. Там сказано так: «Во всем этом не согрешил Иов, и не произнес ничего неразумного о Боге».

– Разве ты не понял, что Бог хотел посрамить сатану, показать, что истинные праведники, такие, как непорочный Иов, не по зубам лукавому? Чтобы он ни вытворял, Иов не отступил от Бога. Придет час, и ты увидишь таких праведников – братьев твоих, Иоанн… Ты помнишь, что было дальше и что было в конце? «И возвратил Господь потерю Иова… и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде… И было у него семь сыновей и три дочери… После того Иов жил сто сорок лет и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвертого рода. И умер Иов в старости, насыщенный днями». Сатана оказался бессилен против праведника… Ты должен знать, Иоанн, что каждый истинно верующий есть Иов… Вспомни свой сон, Иоанн.

Иоанн углубился в осмысление того, что сказал Учитель, одновременно налегая на весла. Он думал, что через страдания проверяется преданность человека Богу, и что было бы, если бы вместо Иова Бог выбрал бы его, Иоанна, и отдал сатане на мучения… Выдержал бы их Сын Громов?

У самого берега Учитель перешел на корму, чтобы нос лодки чуть приподнялся, Иоанн энергичней заработал веслами, и лодка с шипеньем въехала в мокрую прибрежную гальку. Они выпрыгнули на берег и вместе еще немного протащили лодку вперед; привязали ее к торчащему из песка деревянному обломку шеста, на который рыбаки вешают сети.

Учителя ждали местные рыбаки. Всем хотелось послушать удивительные проповеди Галилеянина из Назарета.

…Сегодня в Тивериаде, завтра в Вифании, послезавтра на Иордане, потом в Самарии, затем в Иерусалиме – так день за днем, во главе с Учителем, босые, в серебристых плащах, жилистые, обветренные, с благоговением внимающие слову своего Божественного Наставника, ходили они, проповедуя новое учение о любви к ближнему, о покаянии, лечили и исцеляли больных и увечных, крестили водой поверивших им, крестили во имя Отца и Сына и Святого Духа. Вначале их было четверо – братья Ионины, Симон и Андрей, и братья Зеведеевы, Иаков и Иоанн. Потом их стало двенадцать.

Предание сохранило нам их имена: это Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его; Иаков Зеведеев и Иоанн, брат его; Филипп и Варфоломей, Фома и Матфей-мытарь; Иаков Алфеев и Леввей, прозванный Фаддеем; Симон Зилот и Иуда Искариотский, который, как пишут евангелисты, предал Учителя.

И всюду, где они появлялись, звучала проповедь: «Веруйте, любите, и да будет надежда душой всей вашей жизни. Над этой землей существует иной, духовный мир, иная, более совершенная жизнь… Но чтобы достигнуть ее, нужно осуществлять ее здесь, на земле, сперва внутри вашей души, а затем и в окружающем мире. Как осуществлять? Любовью и деятельным милосердием».

И Учитель говорил собравшимся: «Я пришел оттуда, и Я поведу вас туда…»

Глава 8

Приглашение Пилата на праздник Пасхи

И вот мы вновь возвращаемся к засидевшемуся в Кесарии прокуратору. Предчувствия не обманули римлянина. Прожженный иудейский политикан, умевший сталкивать царей и наместников друг с другом и с император-ским Римом и извлекать из этого выгоду для Иудеи, Каиафа поставил опытного Пилата в безысходную ситуацию, загнал-таки его в угол, в тупик, в преддверие ада… Сломал успешную карьеру блестящего римского аристократа. Но выиграл ли от этого сам? Какого агнца принес этот хитроумный иудей на алтарь Ягве? И кто писал сценарий развернувшихся четырнадцатого дня нисана в Иерусалиме событий? Сколько богословов, писателей, историков и философов пытались, пытаются и будут пытаться ответить на этот вопрос!

Итак, утром, когда Пилат в своем кесарийском рабочем кабинете готовил послание в Рим с объяснением кесарю причин очередного кровавого столкновения с иудеями, на пороге возник центурион:

– Прокуратору Понтию Пилату радоваться. Из Рима – трибун Домиций Галл.

– Галл! О боги! – радостно вскричал прокуратор, устремляясь навстречу появившемуся в дверном проеме могучему легионеру в шлеме войскового трибуна. Какая удача! Это отвлечет его хоть на время от болезненных для самолюбия игемона иудейских проблем… Домиций Галл! Когда-то они вместе, плечом к плечу, рубились с бриттами, неожиданно высадившимися на побережье. Потом широко и громко гуляли на празднествах в Риме.

– Захотелось увидеть друга, – громогласно захохотал Галл, обнимая Пилата и хлопая его по спине. Пилат искренне обрадовался боевому товарищу, посетившему его в дни печали и неурядиц, и хотел было на радостях поцеловать Галла, но тот демонстративно отстранился.

– Эй, осторожней, прокуратор. С недавних пор Тиберий запретил римлянам приветственные поцелуи.

– Да плевать, – отмахнулся Пилат, целуя Домиция. – Возможно, стены резиденции имеют уши, но глаз они не имеют… Ну, как ты? Что там вообще?

На шум из внутренних покоев вышла Клавдия Прокула с высокой прической важной римской матроны. Жена Пилата не позволяла себе распускаться, оказавшись вдали от Рима и вечно праздничного, вечно интригующего Палатина.

Гость, полный здоровья, сил, перспектив, радостно приветствовал супругу игемона.

– О, Клавдия!.. А знаешь, Пилат, я ведь давний поклонник Клавдии Прокулы. Помню, когда я отправился к бриттам, она предсказала мне удачу. Кажется, ей был сон. И все сошлось. За победу над бунтовавшими бриттами кесарь подарил мне огромный виноградник на Сицилии. И все Клавдия Прокула…

Прокуратор на это только развел руками:

– Увы, брат, увы… Мне же она нагадала, как Валтасару… Что царство мое рухнет. Ну да ладно. Обо мне потом. Рассказывай, как ты и что там на Палатине.

– Я, как видишь, удачлив. Мечу в Сенат. Вербую сторонников. Еду к Вителлию в Дамаск.

Пилат хотел быть полезным гостю.

– Хочешь, я обращусь к Сеяну за поддержкой?

Галл демонстративно сжал губы, предостерегающе поднес палец ко рту и произнес негромко:

– Ни слова о Сеяне. Сеян убит. Чернь неделю таскала на цепи его труп по улицам. Убита его дочь.

Пилат и его жена стояли как громом пораженные, и наконец Клавдия Прокула выдохнула:

– Но это же ребенок! Римский закон запрещает казнить девственниц…

– Они нашли выход. Палач перед казнью изнасиловал малышку.

Клавдия прижала руки к груди:

– О боги! И Тиберий это допустил?

– От него все и пошло, – хмуро сказал Галл. – Кто-то убедил кесаря, что Сеян готовит заговор, хочет сместить Тиберия и стать императором, подкупает солдат. А у Сеяна, как ты знаешь, врагов немерено. И пошли гонения на людей Сеяна.

– А что говорят в Риме о Пилате? – с беспокойством спросила Клавдия. – Ведь он человек Сеяна.

Галл пожал плечами:

– О Пилате – пока ничего. Он далеко. Несладко друзьям Сеяна на Палатине. А у Пилата, как мне известно, два легиона отборных головорезов и три алы сирийской конницы. С ним не так просто.

Слушая Галла, Пилат заметно мрачнел.

– А что если Сеян под пыткой признался, что планировал (если он действительно собирался захватить власть) использовать легионы Пилата? – не к месту спросила у Галла Клавдия Прокула.

Раздраженный неуместными вопросами жены, Пилат строго посмотрел на жену.

Клавдия, поняв, что перегнула палку и своими вопросами усугубила и без того отвратное настроение супруга, извиняющимся тоном сказала:

– Прости, игемон. Но лучше знать, что может тебе грозить, чем прятать голову в песок.