Истребители. Трилогия

Сперва вооружали чем придется, а когда на склады стали в множестве завозить трофейное снаряжение, кто‑то из командиров подал заявку на перевооружение своего отряда трофеями. Дальше уже снежный ком, пока официально не приказали вооружаться трофеями. Автоматы встречались в основном у командиров.

Не могу сказать точно, но в моем мире мне помниться, в прифронтовых округах создавались истребительные отряды из числа сознательных граждан – рабочих, коммунистов и комсомольцев, советских партийных работников – инициаторами их формирования были совпарторганы и сотрудники милиции. Командовали ими в зависимости от подчиненности военкомы или руководители ОВД. Вооружались стандартным вооружением РККА – наганы, винтовки Мосина и пулеметы Дегтярева.

Истребительные отряды несли службу совместно с органами МВД по охране населенных пунктов, важных объектах, ловли диверсантов и борьбе с десантами противника и служили основой для доукомплектования органов МВД, при убытии штатных сотрудников на фронт.

Кроме истребительных отрядов при военкоматах на базе учебных заведений были развернуты отряды Всеобуча – где допризывное население проходило военную подготовку. Командирами и политработниками в данных отрядах выступали раненые командиры и сержанты – находившиеся на излечении, или комиссованные по ранению.

Вооружались также стандартным вооружением для РККА. Так как именно служило учебным оружием для обучаемых. Обучались в них и на воинские специальности – радистов, водителей, механиков. Подчинялись такие отряды военным комиссарам. Где на каждого обученного бойца заводилось специальное дело. По окончании обучения в зависимости от специализации их старались направлять на воинские должности в формируемые воинские части. Подготовкой разведчиков в таких отрядах не занимались.

Но это в моем мире, тут такие отряды были переформированы в группы самообороны. Фактически тот же ОМОН, функции выполняли те же. Осторожно поинтересовавшись у Федора насчет отрядов Всеобуча, выяснилось что они существуют, только это уже армейские подразделения. Я не ошибся, отряды самообороны подчинялись только НКВД.

– Я только второй день как прибыл, велели занять вновь созданную должность, и следить за порядком. А тут перестрелка у складов, налет. Ну я схватил табельное оружие, автомат, и побежал к машине, куда милиционеры грузились. Одни из них, сержант, сказал, что в банде почти пятьдесят человек. А нас всего восемь. Я думал все, положат они там нас, тем более стрельба шла автоматическая, пулеметы отчетливо было слышно.

– Ну и?.. – заинтересовался я.

– Да ничего не было, – отмахнулся сержант, – когда мы приехали последних добивали. Командир отряда самообороны списанный под чистую лейтенант, бывший командир пограничной заставы. Своих так заучил что они покруче осназа стали.

– В общем, бандитов на ноль помножили я так понял?

– Как‑то странно вы сказали, но да.

– Понятно. Часто налеты случаются?

– Три раза было, все залетные. Остальное так, бытовуха. Милиция справляется, а отряд наблюдение всех подъездных дорог обеспечил. Охраняют, в общем.

В это время на кухню пришли женщины, они быстро рассервировали стол и присели рядом с маленькими рюмками. Поминки продолжались. Вечером, когда мы стояли и курили на крыльце, то есть это они дымили, а я дышал свежим воздухом. Федор поинтересовался:

– А вы, товарищ майор, надолго к нам?

– Сегодня обратно в Москву. Дел много.

– Какое сегодня? – возмутился Семен Алексеевич, – Инга уже кровать в горничной стелет, у нас переночуете.

– Хорошо, – легко пожал я плечами.

Насчет охраны не переживал, уже успел с ними поговорить во время прошлого перекура, они сняли комнату через четыре дома, так что я продолжал находится под охраной.

– Хороший парень, – кивнул я вслед вошедшему в избу Федору.

– Хороший, это да. Но решать все равно Анне. Пошли в дом, пока бабы там с твоими подарками разбираются, мы еще хряпнем по сто грамм.

Подарков я надарил довольно много. Чего только стоят два немецких парашютных купола с их шелковым материалом. В военное время, когда поставки материи в села и деревни прекратились, это был бесценный подарок, люди уже начинали обноситься, выживали старыми запасами, да и они были не в лучшем состоянии. Подарил им морской рыбы, той самой вяленой, она была в превосходном состоянии, так что возражений не было. Особенно благодарили за соль и сахар. Из вещей Семеныча что у меня хранились, то есть в его полку, привез награду, и вещмешок с личными вещами. В основном простая мелочевка, но ведь родного человека, так что пусть будет.

Утром, Нина, которая во время завтрака сидела рядом со мной, вдруг сказала:

– А у Аньки, твоя фотография на стене висит, вот така‑а‑ая, – развела она руками.

– Нина! – возмущенным тоном пыталась остановить младшую дочь мать. Аня которая сидела напротив вспыхнула как маков цветок и убежала из залы где мы завтракали.

– А?

– Извините, ее. Глупости всякие говорит, – неловко пробормотала Инга Владимировна.

– Я не вру, – топнула ножкой вставшая из‑за стола Нина, – Хотите покажу?

– Ника, иди к Олегу, можете поиграть во дворе.

Завтракали мы всей семьей Морозовых, Федора не было, он вчера вечером ускакал к своей хозяйке, где снимает комнату. Пешком, своего транспорта у него не было. Семен Алексеевич молчал, только прятал улыбку, когда отпивал чая из кружки. Над столом повисла неловкость.

– Что я хотел сказать, да забыл. В Москве буду до конца месяца, первое время буду занят, нужно несколько песен записать, учеба, да еще выступление по Всесоюзному радио, но числа так двадцать второго жду вас в гости, а лучше сам привезу. По Москве погуляете, у меня погостите. Да и я развеюсь, тоже интересно погулять по известным местам.

Провожали меня все, только Аня так и не появилась. Несмотря на мои отнекивания меня загрузили так загрузили. Одной картошки почти целый мешок, не считая всяких солений. Они успели закупить соль перед смой войной, так что соленья у них были.

Подумав, махнул рукой, пусть будет.

– До встречи! – махнул рукой, выезжая со двора.

– Глафира Ивановна, я дома. Здравствуйте, – крикнул я, вваливаясь в прихожую.

– Ой, Севонька, а я ждала тебя только через час.

– Да я передумал заезжать в Центр, поем, отдохну, высплюсь, вот может тогда, и съезжу к парням.

– Тут постоянно названивают. Какой‑то Игорь Быков.

– А, это мой музыкальный редактор можно сказать. Хороший мужик, он сказал, когда перезвонит? – поинтересовался я стягивая сапоги.

– В два часа дня обещал. Как съездили, все нормально?

– Да, конечно, посмотрел на деревенскую жизнь, переночевал у Морозовых, погостил можно сказать, и обратно.

– Тяжело там?

– Да нормально, справляются.

– А с письмом что? Ты так забеспокоился?

– Да все нормально, просто не так понял.

После горячего душа, я в банном халате устроился за столом и просматривал старую и свежую почту. В основном это были восторженные девичьи письма, было много от детей, от фронтовиков. Один обижался, что я не пою про них, про простую пехоту.

В его прошении, написать песню про обычных трудяг войны подписалась вся рота.

Глядя на разные закорючки, я думал, что у каждого бойца своя судьба, свое предназначение. Кто‑то погибнет, а кто‑то водрузит красное знамя над рейхстагом.

Писали школьники, комсомольцы. Было и от моей пионерской дружины. Я с ними и так связь не терял, отвечал на все что приходило. Получил от них даже подарок к 23 февраля. Перчатки.

– Сева, тебя к телефону. Игорь звонит, – отвлекла меня от размышлений Глафира Ивановна.

– Ох, заработался, – устало улыбнулся ей, вставая из‑за стола.

– Может кровать расстелить?

– Попозже маленько, – ответил, и взял лежавшую на тумбочке трубку телефона.

– Игорь, привет!

Быков сам попросил называть его по имени, несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте.

– А пропажа, объявилась наконец. Ты что обещал, помнишь?