СССР-2061. Сборник рассказов. Том 1

— Нельзя, Куликов. Быстро найдут и выведут из строя. Не у нас одних есть скафандры. Мощность заряда слишком велика… Его надо углубить как минимум на километр вниз, иначе будет слишком заметно. Начинайте!

Пламя. Опять пламя. Обжигающий изнутри атомный огонь, через который мы прошли много раз. Человек, подвергнувшись жёсткому проникающему излучению наших нагрузок, может прожить не более нескольких суток. Или куда больше, если ему пересадить почти все органы и кости. На обеспечение потребности Вооруженных Сил СССР в восстановлении жизни смертельно отравленных радиацией бойцов уходит труд сотен трансплантологов и тысяч обычных людей. Обычных людей, умерших естественной смертью достаточно рано, чтобы отдать часть себя на службу своим бойцам. Хрусталики, нервная ткань, стволовые клетки, целые органы…

Помогло бы, если бы мы десантировались на боевых кораблях. Но корабли слишком заметны.

Дверь не выдерживает вульгарных солдатских знаков внимания атомного бура, краснеет, плавится, и наконец сдаётся.

Перешагивая через разорванные взрывами тела, я вхожу в машинный зал. Зал просто огромен, ни за что не почувствуешь, что находишься глубоко под землёй. И простирается он чуть ли не на триста метров. Повсюду электротехника — компьютеры, осциллографы, микроскопы, измерительные камеры, нагревательные приборы, холодильники… Очень совершенная вычислительная техника. Явно какие-то исследовательские приборы… И много, очень много контейнеров с символом биологической опасности…

— Товарищ полковник!!!! — такой радостной паники в голосе разведки я не слушал с тех пор, как поймали последнего демократа. — Мы тут нашли такооое…

— Удачно зашли, словом? Докладывайте!

— Охрана продолжает оказывать сопротивление. Но их мало. Так что мы смогли проникнуть в вентиляцию — запустили эхолокационные зонды. Бункер уходит вглубь на десять километров, как минимум! Он стар как сама буржуазия. Из подземелий поступают снимки силуэтов зданий. Не видал я ничего подобного, никогда! Не могу их распознать. Что бы это ни было, данный комплекс очень важен.

— Отлично. Штурмовая команда, на связь!

Звуки выстрелов и разрывов надёжно фильтруются микрофоном брони. И этой надёжности не хватает. Безумно сильные и громкие, как молотком по голове, разрывы кумулятивных гранат перемежаются длинными очередями вражеских винтовок.

— Дело плохо, командир… Зачистку завершить не можем. В ангаре у них нашёлся танк, он не даёт пройти. По ветке идёт поезд. Наверняка подкрепа! Подкрепление это, как слышно!.. Вытащите Ковалёва из-под огня, етицкий пёс!!! Вооружены прекрасно, козлы… Мы потеряли уже пятнадцать. Пока держимся. Гранат мало осталось.

— Ясно. Отходи в машинный зал, лейтенант! Слышишь меня?! Оставь за собой пару растяжек и отходи! За главным лифтом машинный зал, отходи на мои координаты! Как понял?!

— Понял!…

— Сапёры!

Возившиеся у меня за спиной сапёры даже не сразу меня слышат — они напряжённо готовят двухсоткилограммовую бочку термоядерного заряда.

— Сапёры блин!!!

— Заряд готов, товарищ полковник.

Заряд готов. Зловещий, крашеный белой масленой краской цилиндр с Красным флагом на борту. Нашим флагом.

Термоядерные заряды хороши тем, что ими не надо точно прицеливаться. Термоядерные заряды плохи тем, что они очень уязвимы…

В зал вбежала штурмовая группа Григорьева. Точнее, ввалилась покачиваясь. От группы осталось шесть человек, ещё троих раненых они принесли на себе. Плюс трое сапёров. Плюс десятеро разведки. Плюс я.

Когда мы входили в комплекс, нас было сто человек. Мы редко возвращаемся…

Тревожно запищал бронекостюм, требуя немедленного принятия медицинских мер. Пока мы спускались по проплавленному атомным буром колодцу, мы нахватали по половине смертельной дозы на рыло. Если через шесть часов мне не сделают переливание крови и инъекции радиозащиты, я начну умирать. Старый я стал… Самый старый во всей команде. И шести часов у нас по-любому нет.

Плохо ли это? Домой мне всё равно нельзя — я слишком много знаю, и высок риск, что меня похитят или незаметно расколют. От резидентуры трудно защищаться. От предателей же — защититься невозможно.

— Яковлев, слушай моё задание. Ты теперь за меня. Берешь всех, прямо сейчас грузитесь в лифт, и валите к чертям на поверхность. Эвакуируйтесь по инструкции. Я — остаюсь. Подорву заряд в последний момент. Радиоинициация с поверхности один хрен не удастся. Просто так заряд оставлять нельзя, могут успеть обезвредить. Или подорвут до того как выберетесь…

Слава Яковлев поворачивается и смотрит мне в глаза. Смотрит долго… Он умный, он не будет задавать дурацких вопросов.

— Есть грузиться в лифт!

Бойцы, кто усталой трусцой, а кто быстрыми шагами, уходят.

Я устраиваюсь поудобнее за бетонной колонной у стены. Мину я теперь вижу издалека, но никто не сможет подойти к ней, не попав в мой сектор обстрела. И хорошо ещё, что бункеровцы понятия не имеют, КАКОЙ мы им принесли подарочек… Включаю эхолокационный детектор движения. Он не так удобен, как радар, зато незаметен в работе и не ошибается.

Первому ворвавшемуся в зал вражескому штурмовику я засадил гранату под дых. Кумулятивная струя продавила его насквозь, отбрасывая далеко назад. Бежавших за ним посекло осколками, и они на секунду опешили — оказывается, странные отморозки в броне без опознавательных знаков, только что перемоловшие добрых три сотни охраны бункера, ещё не бегут!

Дааа, на них и впрямь отличная защита. Изящные тёмные комбинезоны, рельефные от электромышц, с пластинами стабильной брони и красными окулярами. Обычные пули и осколки таких не возьмут. Только специальная кумулятивная граната из гранатомёта…

Вторую и третью я зарядил графито-дымовыми. Бум, бум! Побегайте-ка, други, вслепую!

Ответный огонь начинает нащупывать меня в темноте…

— Таймер устройство номер шестьдесят шесть, команда — актив! Время таймера до взрыва четыре минуты, отсчёт начать немедленно!

Приятный безжизненный голос компьютера бомбы отвечает мне немедленно:

— Устройство номер шестьдесят шесть, взрыв через двести сорок секунд, отсчёт начат.

— Ну, погнали, братва! "Броня крепкаааа, и танки наши быстры"…

Неудачно высунувшийся из-за угла НАТОвец лишается руки.

— …"И наши люди мужества полныыы", — мурлычу я старый марш. Когда их поёшь, то делается всё более качественно. Интересно, почему…

К потолку зала взлетает умная граната, и осыпает меня очередью направленных металлических игл. Пока без эффекта.

— "…В строю стоят советские танкисты, своей великой Родины сыны…"

Разрыв. Очень сильный, похоже на фугасную гранату. В ушах звенит, в грудь будто бревном треснули. В глазах на секунду потемнело.

— "…Гремя огнём, сверкая блеском стали…", — выпускаю целую очередь гранат в угол, из которого прилетела фугасная. На, подавись.

— "…Пойдут машины в яростный поход," — враг как-то попритих. Бросаю световую. Пока ещё мерцание вспышки отражается от стен, меняю позицию, отступаю за следующую колонну.

— "…Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведёт…"

На моей предыдущей позиции расцветает адский огненный цветок плазменной гранаты. Умно, но поздновато… На тебе в ответ, умник…

Я успеваю домурлыкать сквозь зубы до середины второго куплета, как мне простреливают генератор. С грохотом падаю ничком.

Вообще не могу пошевелиться. Я теперь просто человек, запертый в трёхсоткилограммовой статуе. Ого, оказывается, как у меня в глазах мутнеет. От радиации наверное, а может от фугаса. Интересно, столько осталось на таймере… Так, бомба. Бомба в порядке… Вооон она, целехонька, с красным флагом на боку. Что, съели, твари? Мы принесли наш флаг сюда, в самое сердце вашей ненависти. Сейчас он вам покажет силу людей. Знаете, твари, почему наш флаг — красный? Потому что мы — люди. Люди в полном смысле слова, мы не только питаемся и размножаемся. Мы ещё и любим, и мечтаем, и созидаем, и познаём, и верим. И помним наших предков. И чтобы мы могли, вопреки всем вам, жить именно так, мы вынуждены проливать свою кровь. Мы не хотим этого, и нам это не доставляет удовольствия. Но вы не оставили нам выбора…