Атаман. Гексалогия

– Чего же за девчонками гоняться, новых наловите!

– Э, большие деньги в сундуке, а сундука на телеге нет, и телеги нет. И на следах ваших тоже следов телеги нет. Вот мурза и решил догнать, узнать – где телега с сундуком.

Татарин по‑русски говорил чисто. Не видь я его лица – точно как московит говорит, даже акает.

Так вот почему за нами погоня. Плевать им на парней, а девки да бабы – вообще пыль под ногами. Их интересовал сундук. Не надо было его трогать, пусть бы стоял на месте. Татарин, видя, что я раздумываю, медленно потянул нож из ножен.

– Умри, тварь! – Я полоснул его саблей по шее и пошел к своим.

Зрелище не для слабонервных. Слева, справа, в кустах, прямо передо мной лежали трупы. Наши, татары – все вокруг было забрызгано кровью. Я оглядел себя: вся одежда, руки, оружие – все в крови. И отмыться негде.

Около трех десятков женщин и два подростка сидели там же, где были до боя.

– Остальные где?

– Разбежались, – испуганно ответили они вразнобой.

– Идите, собирайте, кого сможете, уходить отсюда надо, выследили нас татары.

Женщины с опаской пошли в лес искать беглянок.

– Идите смело – нет рядом татар, только недолго, – крикнул я им вслед.

Увидев меня, Елена побледнела.

– Тебя ранили?

– Нет, то чужая кровь. Отмыться надо. Где‑то впереди ручей, где парубки воду набирали. Пойду, сполоснусь.

– Я с тобой, я боюсь, не останусь одна.

Мы вдвоем пошли вперед. Вот и ручей. Я сбросил одежду, Елена стала ее полоскать, оттирая песком. Я обмыл лицо, руки, ополоснул саблю. Вода в ручье окрасилась в розовый цвет. Многовато я кровушки пролил сегодня. И главное – ребят жалко, им бы жить да жить. Моя вина – с сундуком этим!

Я натянул сырую одежду. Уже лучше. По любому предпочитал сырую одежду окровавленной. Жарко, мокрая рубашка скоро на теле высохнет, а кровавая вонять начнет.

Мы вернулись назад. С воем и слезами ко мне кинулась толпа женщин. Сквозь причитания мне удалось понять – они испугались, что я их бросил и ушел.

– Нет, мои любезные, не для того парни ваши и мужи жизни свои отдали, чтобы я наутек бросился. К ручью ходил, отмываться.

Слезы и плач стихли. Похоронить бы ребят надо, да чем копать? Саблей я до Пасхи копать буду, да и времени нет. Спохватятся татары – где малый отряд мурзы Исмаила? А найти его! А там не только следы моих людей, по этим следам кони проскакали, не тропинка уже – дорога целая. Не следопыт – простой воин по следам найдет. Простите, ребята, что бросаю без погребения, постараюсь грех сей в церкви отмолить, ежели живым удастся в Нижний вернуться.

Я посчитал нашедшихся – восемьдесят два человека, вместе со мной. Однако! Половина от вчерашнего осталась. Парни все полегли, женщин – тридцать. Где еще почти полсотни? Дурочки, в лесу в одиночку не выжить! Или от голода помрут, или татары снова в плен возьмут, или зарубят ради развлечения. Но некогда ждать, и медлить нельзя – уходим.

– Идти цепочкой, старайтесь не отставать. Коли заметите что – не кричите, передайте по цепочке. Ясно?

Я пошел впереди; паренька того, что местность знал, Векшу – припомнил я, – татарин зарубил.

Так что я и проводник, и авангард боевой, и защитник в одном лице.

Мы дошли до ручья – тут все кинулись пить, ополаскивать лица.

Будя! Я пошел вниз по течению ручья. Все ручьи вливаются в речушки, а речушки – в реки. Если Ока недалеко, по ручью мы к ней и выйдем, да и со следа татар собьем. Нет в воде следов. Хорошо – татары еще не додумались до собак‑следопытов. А в Англии такие уже в это время были. Отсталый они все‑таки народ, эти татары.

Тесной колонной мы брели по ручью, спотыкаясь о камни и корни деревьев. Отмякли девчонки, даже смех иногда слышался, когда кто‑нибудь падал в воду. Деревья впереди расступились, посветлело. Я приказал:

– Всем на берег и – замрите.

Сам подошел к опушке. Здорово! Ручей вливался в Оку. Это место я узнал – чуть ниже по течению, буквально в версте, я оставил Ивана с ушкуями, только по левому берегу. Вот загвоздка. Как переправиться? Река широкая, не всякий мужик вплавь рискнет, а уж женщины… Лодок нигде не видно, как, впрочем, и судов – весть о нападении татар разлетелась по реке мгновенно, и сейчас все сидели на пристанях, ожидая конца осады.

Я окликнул женщин: передохнули малость – и хватит.

Мы пошли по берегу против течения, удаляясь от Нижнего. Может, попадется на счастье лодочка, хоть маленькая.

Версты через две начались густые заросли.

– Все, девчонки, привал, отдохните.

Сам отошел подальше, поглядывая на реку. Вот и рыбачок на лодочке. Война войной, а кушать хочется.

– Эй, рыбак!

Мужик от неожиданности вздрогнул.

– Кто тут?

Я приподнялся из травы.

– Перевези на тот берег.

– Некогда мне, рыбу ловлю; семья большая, кормить надо.

– Деньги дам.

Деньги мужика заинтересовали. Он вытащил за веревку камень со дна, что использовал в качестве якоря, подгреб поближе: – Сколь дашь?

– Полтину. Мужик засуетился:

– Счас, счас! – В несколько гребков подошел ближе. – Покажи деньги!

Я развязал поясной кошель – и как я умудрился в схватках не потерять его? – высыпал деньги на ладонь.

– Смотри!

Мужик, убедившись в моей платежеспособности, заработал веслами, и лодка уткнулась носом в берег.

– Садись, мигом домчу.

Я забрался в лодку. Маловата, человек на пять, от силы шесть. Девчонки‑то легкие. Сразу отдал мужику деньги, дождался, пока он отгребет от берега, и сказал:

– Стой!

– Чего еще забыл?

– Чуть ниже по течению женщины, из полона татарского убежали, надо их на тот берег переправить.

– Нет, так мы не уговаривались.

Я вытащил саблю, приставил к груди.

– Хорошо, греби к тому берегу. Я тебя высажу, сам девчонок перевозить буду. Лодку на берегу брошу. А хочешь – сразу туда поплывем, и лодка цела будет, и денег дам – не обману.

Лодочник выругался сквозь зубы, но против сабли не попрешь – уж очень довод убедительный.

Мы пристали к берегу. Я побоялся идти за женщинами – лодочник мог уплыть и без нас. К счастью, они меня заметили, выбежали сами.

– Так, не суетиться, всех сразу не заберем. Первые пять человек – в лодку.

Лучше бы я сам отсчитал. Село семеро, и лодка чуть ли не черпала бортами воду. Так не пойдет.

– Двое – ты и ты – выйдите из лодки. – Женщины молча вышли.

Лодка отчалила. Опытный лодочник работал веслами без устали, и вскоре лодка ткнулась носом в берег.

– Живо выходите, прячьтесь в кусты и – сидите тихо. Девчонки выскочили.

– А ты что? – спросил я лодочника. – Вылазь.

– Нет уж, ты вылазь, я веслами сызмальства махать приучен.

– Ладно, быть по‑твоему. Я на том берегу вылезу, но коли обманешь, знай – сам реку переплыву, тебя найду и шкуру твою вместо паруса натяну.

– Ой, глядите, какой грозный! Будешь грозить – веслом вдарю, сразу ко дну пойдешь – раков кормить.

За перебранкой я и не заметил, что лодка пристала к правому берегу. Я вышел: все‑таки есть разница – сто килограммов моего веса или две девчонки в лодке.

На этот раз сели шестеро. И только лодочник собрался отплыть, как мне в голову пришла мысль:

– Девчонки, кто посмелее – цепляйтесь двое за корму. Вымокнете, но быстрее на другом берегу окажетесь.

Смелые нашлись. Лодка стала отплывать, двое схватились за корму и плыли за ней как на буксире. Все‑таки восемь – это не шесть. Я и так был удручен, что лодка вынуждена будет сделать десять рейсов. Это же уйма времени! А если по следу татары идут? Мы успеем переправиться, или они нас раньше найдут?

За каждый рейс я давал лодочнику полушку. Рыбы не поймает из‑за нас, так хоть деньги заработает.

ГЛАВА III

Последним рейсом уходили мы – несколько женщин, и я за кормой. Мне вдруг вспомнилось – так моряки стирают одежду. Выбрасывают на веревке за корму и полощут бельишко в воде целый день. Ни порошка тебе стирального, ни стиральной доски, а белье чистое. Я засмеялся. Елена обернулась.