Русский спецназ. Трилогия

Но встречавшиеся им по дороге полицейские не обращали на авто Томчина никакого внимания.

Прямо похищение какое‑то. Впрочем, прежде чем решиться на это похищение, надо было выяснить кредитоспособность Шешеля и его родственников. Много из них не выбьешь. Не стоила игра свеч.

За те несколько минут, что авто простояло без движения, в салоне сделалось нестерпимо жарко, как в пустыне. Шешель почувствовал, что кожа его начинает покрываться потом. Одежда все больше липла к телу. В особенности на спине. Он чуть откинулся вперед, чтобы не касаться спиной спинки кресла, каким бы оно ни было мягким и приятным. Иногда он высовывал наружу ладонь, чтобы влага с нее испарилась, а кожа чуть охладилась, потом подносил ладонь ко лбу, собирая выступивший пот.

И куда он так гонит? Боится, что ли, что собаки, которые, услышав рев двигателя, выбегали со всех окрестных дворов, могут наброситься на его авто, как стая голодных волков на путника посреди ночной степи, и обглодать его до костей, то есть до железной рамы? Но собаки, провожая его лаем, не то что за колеса укусить не стремились, а даже на мостовую не выбегали, заранее зная, чем может окончиться спор с металлическим монстром, а если не с ним, так и получить удар подковой от мерина, запряженного в груженную какой‑то рухлядью повозку, тоже радость сомнительная.

Или он боялся, что за ним кто‑то гонится и, нагнав, может отобрать ценный приз, каковым, по всей видимости, является Шешель? Но тогда ему следовало ехать помедленнее, чтобы ценный приз не разбился, когда автомобиль, натыкаясь на очередную выбоину на мостовой, вначале проваливался, а потом чуть подпрыгивал верх, встряхивая все свое содержимое, будто это колба в руках трактирщика, который готовит очень сложный коктейль.

Корпус вздрагивал, точно корабль, получивший попадание ниже ватерлинии, но оно еще не было смертельным. Авто выравнивалось до следующей выбоины, которых, впрочем, хоть и встречалось по дороге предостаточно, потому что у муниципальных властей, занятых более грандиозными прожектами, как то строительство метро и расширение улиц, из‑за с катастрофической скоростью увеличивающегося автопарка, которому уже стало мало места на отведенных ему дорогах и он старался вытеснить с тротуаров пешеходов, средств починить дороги не хватало. Но колеса попадали в выбоины редко, Томчин успевал их обходить стороной. Последствия таких маневров были схожи с теми, когда авто натыкалось на яму, только корпус при этом ходил не вверх‑вниз, а вправо‑влево.

– А что вы верх не сложите? Так прохладнее будет, – спросил Шешель.

– Боже упаси. И так мне проходу не дают. Желающих сняться в моих картинах очень много. Чтобы занять всех, мне пришлось бы раз в десять расширить производство. Такого количества кинотеатры не переварили бы, и мы столкнулись бы с кризисом перепроизводства. Опаснейшая штука. Вот и приходится прятаться.

Сухаревскую площадь проскочили, как курьерский поезд незначительную станцию. Ни названия прочитать не успеешь, ни вывесок на магазинах.

Все больше стало попадаться деревянных домишек. Если прежде по стенам вился каменный плющ, образуя красивые узоры, то здесь‑то и живой попадался редко, зато белье колыхалось на ветру, будто развешенные на корабельных снастях флажки. Вот только сам черт ногу сломит, разбирая, что они означают. Любого противника таким набором запутать можно.

Если так и дальше пойдет, то, прежде чем Томчин нажмет на тормоза и остановит авто, они и вовсе за город выкатятся. Там начнут забираться в голову мысли, Томчин никакой не владелец киностудии, а душегуб, завлекший в ловко расставленную ловушку доверчивого Шешеля. Кондитер – его сообщник. У них тут целая шайка орудует.

Бр‑р… да ладно, чего он сделает‑то?

Авто так разогналось, что, начни сейчас тормозить, его все равно протащило бы до окраины города, как ни цепляйся колеса за дорогу. Пару‑тройку метров добавил бы к этому пути Шешель. Он при остановке точно вылетит из кресла, будто его вместо камня из катапульты выпустили. Томчин скорости не сбавлял. За исключением нерасторопных прохожих, бросавшихся из‑под колес, как потревоженные курицы, никто ему на дороге не мешал.

Прежде Шешель поглядывал по сторонам, рассматривал вывески и витрины. Вскоре занятие это ему наскучило, да и витрин стало попадаться все меньше и меньше.

– Э‑э, – он и сам не знал, что хотел спросить, но Томчин, увидев, что Шешель нетерпеливо наигрывает пальцами какой‑то мотивчик, выстукивая его на приборной панели, быстро заговорил:

– Сейчас, сейчас, Александр Иванович. Немного осталось. Потерпите. Я и так прямо как на гонках еду. Спешу. Что, Александр Иванович, выиграл бы я приз с такой‑то ездой?

– Непременно, но лучше не отвлекайтесь и следите повнимательнее за дорогой. Иначе можем оказаться в больнице или еще где подальше, – назидательно сказал Шешель, когда очередной прохожий, едва избежав опасности оказаться раздавленным колесами авто, остался позади, потрясая кулаками и что‑то выкрикивая вслед. Хорошо, что еще не запустил вдогонку камнем.

– Да, конечно, конечно.

Наконец они свернули на узкую боковую улочку. Два экипажа на ней разъехались бы лишь в том случае, если бортами стали касаться деревянных заборов, зажимающих дорогу, как высокие каньоны зажимают речушку. Всевозможных неровностей стало побольше, а если точнее сказать, авто поехало прямо как трамвай, привязанный к рельсам, все равно что собака на цепи, по неглубокой колее, выбитой здесь повозками и телегами.

На дне колеи накопилась вода. Колеса авто разбрызгивали ее в разные стороны, и, выгляни сейчас кто из калитки – полюбопытствовать, что за страшный зверь ревет за забором, его окатило бы по пояс грязной жижей.

– Дорогу надо делать. Надо. Все руки не доходят. Срам один такую дорогу к студии иметь, – как молитву шептал Томчин.

Фонарных столбов не было, а если бы генерал‑губернатор надумал здесь таковые поставить, не зная, как распорядиться со слишком внушительной городской казной, то злоумышленники спилили бы их в первую же ночь и продали на переплавку, а стеклянные плафоны на них разбили бы и того ранее. Ночью здесь шею сломаешь. Света из окон домишек явно не хватит, чтобы всю дорогу высветить. Ночью на ней лучше не лихачить. Ехать со скоростью черепахи или чуть быстрее.

Превосходные рессоры уже не могли сгладить все недоработки автодорожников, и заговори сейчас Шешель с Томчиным, то речь их стала бы похожа на речь заик, которым трудно произносить все звуки слитно.

– В‑в‑в‑о‑т‑т о‑о‑н‑н‑а кр‑р‑ас‑с‑ав‑вица, – сказал Томчин.

Проследив за его взглядом, Шешель наткнулся на еще один забор, о который дорога точно разбивалась, охватывая его с обеих сторон, как река остров. Над ним возвышалось как минимум три этажа внушительного кирпичного строения. Сколько скрывал забор – пока оставалось неизвестно. Трубу коптящую приладить, а лучше две – получится самый обыденный завод и в самом заборе ничего знаменательного не было. Ну повыше он тех, что окружали домишки живущих по соседству мелких чиновников, да так огромен, что за ним мог разместиться стадион для Олимпийских игр и еще что‑нибудь в придачу.

Впрочем, строители забора не ставили перед собой тех же грандиозных задач, что и создатели рукотворных чудес античного мира. Доски они пригнали друг к другу хоть и плотно, но между ними лезвие ножа втискивалось, а если приникнуть к щелочке, то можно было разглядеть, что творится внутри. Этим сейчас и занималось по меньшей мере двое любопытствующих. Они так увлеклись подглядыванием, что не сразу услыхали шум приближающегося авто, а таки услышав его, бросились к запертым воротам. Дорога втекала под них, как речка под низкий, построенный почти над самой водой мостик, который обязательно заденут не то что пароходы, но и маленькие лодочки, поплыви они здесь, а может, трубы с парусами себе обломают, если конструкторы не предусмотрели раздвижные механизмы, как на мостах в Санкт‑Петербурге.