Перелом (СИ)

Ну а танковый батальон — тот же мотострелковый, только имел еще 32 танка — это еще плюс 2400 килограмма в залпе. Правда, основная часть — прямой наводкой — сверху мы били немцев со штурмовиков да минометами — в танковом батальоне было уже четыре собственных Аиста, которые могли работать как штурмовики, в том числе по выявленным артиллерийским позициям немцев. Впрочем в последнее время мы начали вводить танки и в мотострелковые батальоны — хотя бы по роте — 10 танков.

С немецкими дивизиями все было неоднозначно. С одной стороны, та же пехотная дивизия могла вывалить в залпе полторы тонны мин и снарядов. Вроде бы немцы крыли дивизией наш мотострелковый батальон. Если бы не штурмовая авиация и высотные ударные разведчики — именно они и были основным средством нашей контрбатарейной борьбы. Да и устойчивость пехоты в окопах или на БМП к гаубичному огню была выше. И тут сказывался главный недостаток немецких дивизий — перенасыщенность вспомогательными подразделениями. Даже в сорок первом, при штате около пятнадцати тысяч, непосредственно пехоты в немецких дивизиях было три тысячи двести человек. В сорок третьем немцы перешли на шестибатальонный штат, и при численности пехотной дивизии в тринадцать с половиной тысяч человек непосредственно пехоты — то есть работников поля боя — стало только тысяча шестьсот человек. Даже в дивизии РККА их было три тысячи с хвостиком. В наших мотострелковых батальонах — вроде бы только четыреста — кажется, что маловато, но наличие БМП с их орудиями, позволявшими стрелять прямой наводкой, сводило эту разницу к нулю, и даже перевешивало в нашу пользу — тут главное не подставляться под прямую наводку ПТО немецкой дивизии — наши БМП могли держать только 37 миллиметров, да и то со лба и ракурсов в двадцать градусов по обоим бортам, все остальные калибры подбивали наши БМП на раз. Дополнительная навесная броня защищала уже от калибра в 50 миллиметров, причем даже длинноствольных пушек длиной ствола 60 калибров, что немцы уже год как ставили на тройки. Это лишало БМП плавучести, но проходимость оставалась еще приемлемой. Да и выстрелы что из РПГ, что из Фаустов БМП с такой броней держали — если не были сбиты противокумулятивные решетки. Калибры 75 и выше не держала ни одна БМП. Но гусеницы давали высокую маневренность на поле боя, так что перестрелки с немецкими ПТОшниками обычно заканчивались в нашу пользу, и только в последнее время, с появлением у немцев во все большем количестве самоходок, начинало перевешивать чашу весов на их сторону — поэтому-то мы и старались ввести в мотострелковые батальоны танки, хотя бы десяток — как раз для борьбы с самоходками. И танками — против них БМП приходилось сильно покрутиться. Чтобы не подставиться. Ну а насыщение немецкой пехоты автоматическим оружием играло роль прежде всего в обороне, тогда как в наступлении немцы подвергались огню прежде всего из пушек БМП — на поле боя наш осколок крыл немецкую пулю, к тому же пулеметы БМП также работали по наступающим немцам.

Танковые и танко-гренадерские дивизии немцев имели меньший вес навесного залпа за счет меньшего количества гаубиц, но больший вес залпа прямой наводкой. Но и тут — пятьдесят гладкоствольных минометно-пушечных и десять нарезных самоходных ствола нашего МСБ, стоящего в обороне, вполне могли поспорить с двумя сотнями стволов танковой дивизии, идущей в наступление, а уж наш танковый батальон — за счет большей подвижности, лучшего оружия и бронированности — вполне мог влегкую выбить немецкую танковую дивизию, ну как минимум ополовинить ее, прежде чем та пойдет искать более легких путей. И еще не факт, что сможет уйти. Повторю — все это — при существенной поддержке штурмовой авиации — штабы направлений уже научились распознавать ключевые точки проходящих боев и придавать находящимся там частям авиационное усиление, когда звено, эскадрилья или даже полк штурмовиков работали в интересах только конкретного батальона, отбивающего атаку или наоборот прущего через немецкие позиции в их тыл.

Глава 23

Так что наши батальоны — что ведущие подвижные бои в общей линии фронта, что прорвавшиеся в немецкие тылы — были не такой уж простой добычей. Причем у нас ведь были помимо двадцати пехотных уже и танковые дивизии — аж восемь штук, сформированных из отдельных танковых и мотострелковых батальонов в течение лета. Но пока они вели бои севернее, а на большее количество дивизий у нас не хватало командиров, поэтому-то на юге воевали отдельные танковые и мотострелковые батальоны, которые подпирались пехотными полками и даже дивизиями, и все это — под руководством, точнее — координацией штабов направлений — мы опять повторяли схему работы предыдущих полутора лет, когда росли наши комдивы — сейчас предстояло вырасти следующему поколению, прежде чем они получат свои "собственные" дивизии в постоянное командование.

Естественно, мы старались не выставлять наши батальоны один-на-один против немецких дивизий — рядом всегда находились либо пехотные батальоны, либо такие же — танковые и мотострелковые — иначе немцы просто обойдут оборону нашего батальона — чисто за счет большего количества ног, не сможем перекрыть все направления, где-то да просочатся и начнут давить уже и с флангов, тыла. То есть подпорка все-равно нужна, даже таким сильным соединениям, как наши танковые и мотострелковые батальоны. Ну или уж не стоять в плотной обороне, а вести ее активно — контратаками, отступлениями, засадами, арьергардами — чтобы не зажали, чтобы не успели подтянуть гаубицы и вколотить в землю — хоть штурмовики по ним и отработают, но какое-то время гаубицы стрелять смогут, особенно если они уже на самоходных шасси, спрятанные за броней, пусть и противопульной. Так что в таких ситуациях, когда рядом никого больше нет, основное оружие — это подвижность. Собственно, для чего эти подразделения и создавали.

По расчетам, да и по факту, наш танковый батальон мог остановить немецкую танковую дивизию, мотострелковый — пехотную дивизию, а танковой дивизии нанести существенный урон. Все это при условии, что немецкая артиллерия будет подавлена. Поэтому-то наши командиры наглели, порой сверх меры — они чувствовали силу и знали где находится враг, чего от него можно ожидать — наши небесные глаза уже вовсю использовали не только ПНВ, но и ИК-приборы нового поколения — на основе болометров — терморезисторов, которые могли засекать довольно низкие температуры — вплоть до температуры тела человека — по сути, это уже настоящий тепловизор, дававший почти нормальную картинку. Ну или танковой брони, не говоря уж о танковых двигателях. Эти системы состояли из набора напыленных на подложке терморезисторов в виде матрицы 16х16 — восемь таких матриц мало того что находились в фокусе оптической системы, так еще и механически сканировали падающее излучение, что увеличивало разрешение с 32х64 до 64х256 и даже до 128х512 — а это уже вполне нормальная картинка, чтобы различить колонну танков либо другой техники с дистанции в десять километров, само собой, с увеличением в десять раз — они будут выглядеть как сравнительно правильная цепочка небольших прямоугольников, тогда как средства маскировки в виде костров и прочего обычно были разбросаны хаотично, имели неправильную форму да и находились не на дороге, а где-то в стороне. Так что немцев мы видели. А с увеличением в пятьдесят раз могли разглядеть и тип техники — грузовик это или танк, и если танк — то какой именно. Правда, у нас пока было только три таких прибора, и все они работали на южном фланге, где сейчас была самая неопределенная обстановка.

К тому же эти самолеты снова летали уверенно. Напомню, с месяц назад наши высотники начал кто-то сбивать, причем настолько ловко, что пришлось запретить их полеты над вражеской территорией. Вскоре выяснилось, что немцы разработали ракету воздушного старта, которую они запускали с бомбардировщиков — ею-то и нас и сбивали. За месяц мы оснастили наши самолеты средствами обнаружения и уничтожения ракет в горизонтальной плоскости — обнаружение построили на основе датчиков УФ-излучения — нагретые до высоких температур сопла ракет излучают в том числе и ультрафиолет, причем в его спектре есть участки, которые отсутствуют в природе — такое свечение и ловили шесть датчиков, поставленных по кругу, а уж после сигнала с одного из датчиков оператор разворачивал в ту сторону турель с радаром и двумя противоракетами — их мы уже применяли против ракетных атак с земли, но для стрельбы по горизонтали пришлось выносить турель под брюхо. Работавшим на постоянном излучении радаром оператор засекал ракету, отсекая помехи с помощью эффекта Доплера, и затем навстречу запускалась противоракета. Настоящие Звездные Войны, только в сорок третьем. Таким образом мы уже обнаружили три запуска этих ракет и сбили одну, а одна промахнулась, когда на бомбер с наводящими ее операторами зашел наш оказавшийся рядом истребитель. Что стало с третьей ракетой — мы не поняли, скорее всего отказ управления.