Диверсантка (СИ)

- Это что касается материнства, а вообще возможно, чтобы по прошествии определённого времени девочки смогли вернуться к нормальному развитию?

- К сожалению, нет. - По лицу профессора было совершенно не заметно, чтобы он действительно сочувствовал будущим диверсанткам. Похоже, дальнейшая судьба подопытного материала его абсолютно не волновала. - Они вынуждены будут прожить всю жизнь в теле ребёнка. Так и состарятся.

- Трудно представить старушку в облике восьмилетней девочки, - задумчиво проговорил Нойер.

- Я тоже не могу себе такого вообразить, - усмехнулся учёный. - Впрочем, вы готовите воспитанниц к такого рода деятельности, что, возможно, им и не суждено дожить до преклонных лет.

- Тут вы правы, - согласился директор. - Вы дали название своему проекту?

- Особенно не выдумывал. Latenz - задержка, отсюда «Программа Л».

- Отлично, герр профессор. Сейчас вас проводят в апартаменты. Мы подготовили комнату, там вам будет удобно. Сегодня отдыхайте, а мне необходимо подумать.

И матёрому разведчику порой нужна пауза, слишком неожиданной оказалась информация. Лишь осмыслив услышанное, покрутив объяснения профессора со всех сторон, Нойер понял, какое полезное для его дела открытие совершил учёный. Мысль использовать детей приходила в голову создателей разного рода школ и центров подготовки диверсантов и раньше. При виде потерянного, несчастного ребёнка взрослый человек скорее испытывает жалость, сочувствие и стремление помочь, чем желание учинить проверку. Дети вызывают меньше подозрений и порой могут пройти туда, куда взрослого не пустят. Потом, война - это всегда разрушения, пожарища, покинутые города, а значит, толпы беженцев, перемещение больших масс людей. Ребёнку легко затеряться в таком коловращении, пройти через систему охраны и поиска вражеских лазутчиков.

Но есть в этих рассуждениях и свои минусы. Например, детская психика слишком ненадёжна. Дети пугливы, внушаемы, доверяют взрослым, и не только тем, которые их послали, но и тем, которые встречают. Бросить порученное дело и потянуться к другому, более надёжному и сильному на их взгляд взрослому человеку, для них не сложно.

Совсем другое дело, если под внешностью ребёнка скрывается восемнадцатилетний боец с крепкой психикой, морально устойчивый, воспитанный в духе беззаветной преданности нацисткой идее. Такой диверсант не сдастся врагу, будет сражаться до конца. Он способен на самостоятельные действия, при необходимости может легко поменять легенду, подстроиться под конкретную обстановку. У девочек, понятно, не будет той силы, что у взрослых мужчин, и той выносливости, зато будут гибкость и пластичность, свойственные юным гимнасткам. Господину Ло того и надо, не на силу он ставку делает, а на ловкость и знание особых точек на теле человека. Нажми на такую без усилия, но правильно, и остановится жизнь.

А ребёнка очень многие подпустят к себе вплотную. Не чувствуя опасности - очень многие...

Глава 4

1934 год. Вевельсбург - Кнохенхюте, Германия

Июнь тридцать четвёртого года выдался на удивление засушливым и жарким. Но здесь, за метровыми стенами древнего замка Вевельсбург, было прохладно. Карл Мария Вилигут (1) откинулся в кресле с выведенными на спинке сдвоенными рунами «Зиг», эмблемой «чёрного ордена» СС и знаком Победы. Он сам третьего дня предложил Манфреду фон Кнобельсдорфу (2), главному устроителю всяческих ритуалов и празднеств в замке, не стесняться с символикой и атрибутикой. И тому, и другому Карл Мария придавал огромное значение.

Впрочем, ещё большее значение он придавал своим видениям. Верить ли им, а если верить, то безоговорочно ли? На эти вопросы ответов не находилось, а поиск довёл однажды до психиатрической лечебницы. В двадцать четвёртом году, в Зальцбурге он провёл в скорбном доме долгих три года. Тот период жизни Карл Мария вспоминать не любил, и не хотел, чтобы об этом упоминали окружающие. В первую очередь - Гиммлер, на него Вилигут делал особую ставку.

В то же время, было нечто нечеловеческое в этих картинках сражающихся воинов, нисходящих с небес божеств, столба Ирминсула - оси мира. Воины выступали в кожаных доспехах, с палицами и мечами в руках. Бились неистово, проливая реки крови, не щадя ни врагов, ни себя. Виделось всё так отчётливо, будто происходило рядом - лишь руку протяни. Слышались их крики и стоны, звон оружия, пахло свежей кровью и потом, мочой и блевотиной. В душе поселялся ужас, казалось, сейчас на голову опустится топор! Или стрела пронзит грудь...

Божества выглядели более похожими на воинов, чем на святых, и совершенно не походили на образы, которые рисовались при прочтении Эдды. Ничего красивого, лубочного, возвышенного. Такие же звероподобные рожи, гортанные крики, кривые персты, указующие прямо на него. Сейчас эти призывы услышат те, кто остервенело рубят друг друга, и все повернуться разом к нему. Направят оружие на его беззащитное тело: «Вот он, единственный и самый главный враг!»

Так казалось...

Валькирии - кровожадные, хищные твари, летящие на кровавый дух, словно голодные волчицы на запах съестного. Ничего прекрасного, никаких золотых кудрей и крылатых шлемов! Чёрные рваные плащи, из которых тянутся костлявые пальцы, жаждущие вцепиться в изрубленную плоть, редкие пегие пряди на сморщенных черепах. Безумные глаза и распяленные в сатанинском хохоте тонкогубые рты.

Жадные рты...

А вдали - ось мира Ирминсул. Выглядит, будто замёрзшая молния, однажды ударившая с небес, да так и застывшая навеки. Как это корявое образование может быть осью чего-либо?! Тем более - мира?..

И всё же, он очень дорожил своими видениями. В том, что это родовая память, не сомневался, да и не давали усомниться. Гиммлер, Кнобельсдорф, Дарре - все в один голос пели на ухо, как дорожат они наследием предков, не описанным ни в одном памятнике старины. Их в те времена попросту не было - ни летописей, ни грамот, ни манускриптов. Сколь важна - просто бесценна! - информация, струящаяся через него к истинным адептам древнегерманской традиции! Приходилось смягчать, покрывать героическим флером картины доисторических побоищ, приводить к более знакомым и понятным образам из той же Эдды или «Песни о Нибелунгах». Но это не всегда удавалось, и бывало, у рейхсфюрера от сказанного струился по высокому лбу горячий пот, а старину Манфреда, и так-то склонного к неумеренным восторгам по поводу всего «ирминического», трясло от возбуждения, и провидец опасался - не хватитла бы беднягу кондрашка...

Видения накатывали приступами. Со временем он начал узнавать приближение очередного пароксизма, готовился к нему, сообщал о предстоящем действе кому-либо из заинтересованных лиц, оказавшихся рядом. Здесь, в Вевельсбурге таким лицом стала Ильза фон Кнобельсдорф, урождённая Дарре. Да-да, сестра того самого Рихарда Дарре, главы Управления СС по вопросам расы и поселения. Почему он выбрал именно эту женщину? - Карл Мария не мог объяснить даже себе сам. Не иначе, прозрение, ниспосланное свыше.

Да, сегодня накатит. К вечеру ближе или ночью, а может, и чуть раньше. Об этом говорила головная боль, подступающая волнами, пульсирующая в висках тупыми ударами стенобитных машин. Об этом же вопила тошнота, выкручивая в спазме желудок. Нашёптывала отвратительная сухость во рту с примесью горечи. Вилигут взял стакан в подстаканнике со свастикой, хлебнул остывшего чая. Горечь не проходила, а живот откликнулся на каплю жидкости мучительными резями. Чёрт побери эту родовую память! Нелегко же она даётся.

Вошла Ильза, лёгкой походкой прошелестела к столу морёного дуба, за которым сидел кумир её и мужа. Живой рупор, через который приходили откровения о деяниях героев прошлых тысячелетий.

- Как вы себя чувствуете, герр Вайстор? - Ильза предпочитала называть Вилигута псевдонимом, взятым для службы в СС. В голосе отчётливо слышались забота и тревога: - Что-нибудь нужно?