Владивосток - Порт-Артур

   В Петербурге возможные последствия как подписания ТАКОГО соглашения с кайзером, так и его НЕ подписания, были просчитаны . С одной стороны, в исторических реалиях лета 1905 года (когда флот погиб, армия деградировала, а внутри страны полыхает революция), европейская война в союзе с немцами скорее всего окончилась бы катастрофой как для Берлина, так и для Санкт-Петербурга. С другой - прямой отказ Вильгельму от лица Николая мог бы привести к началу немедленной германской агрессии (за что, кстати, яростно ратовал начальник германского Генштаба фон Шлиффен) с катастрофическими для России последствиями.

   При расчете международных раскладов, для русского МИДа в этой ситуации главным был вопрос - что предпримет Англия. При всех англо-германских противоречиях, никакой гарантии ее вступления в войну на стороне России и Франции не было. Да и франки могли просто не впрячься за Петербург, если бы немцы по ним не ударили. Подумаешь, союзный договор. Ну, "не шмогла..." Короче, перспективка была очень кислая. Возможно, что именно не исключая возможность этого мрачного расклада, царь и российские дипломаты, "закрыли глаза" на "пощечину" заключенного за их спиной франко-английского "сердечного согласия". Ведь оно опосредовано давало повод Британии вступить в игру на стороне Франции, если та соблаговолит поддержать Россию против немцев.

   Но, конечно, наилучшим поводом для решения Лондона о вступлении в войну, мог бы стать "казус белли", спровоцированный германской стороной. И ОГЛАСКА тайного договора об антибританском германо-российском союзе под него вполне подходила. НО. Если Ники отказывает кузену Вилли, то... Не будет и подписанного Вильгельмом документа! А на нет - и суда нет. Исчезает ПОВОД для Лондона немедленно выступить против немцев. И исчезает у Вильгельма страх перед возможностью этого выступления.

   Поэтому Петербургу НУЖНО было, чтобы этот документ родился. И НУЖНО было, чтобы с ним обязательно ознакомился британский Кабинет. Нужно это было и лорду Ротшильду, дабы Британия могла выступить тогда, когда это ЕМУ будет нужно. Но выступить - обязательно в "белых перчатках" оскорбленного величия. Кто и как подсказал российскому руководству из Лондона, что сие действо ВЕСЬМА ЦЕЛЕСООБРАЗНО, мы, скорее всего, не узнаем. Но ход событий говорит сам за себя: такой сигнал был.

   Роль "нехорошего мальчика" вынужденно взвалил на себя русский царь. Глупо думать, что кто-то в Петербурге рискнул использовать его "в темную". В итоге Бьеркской встречи документец РОДИЛСЯ. Подпись Вильгельма зафиксировала его внешнеполитические устремления. А затем - красиво срежессированная драма с отказом "слабовольного" царя под давлением профранцузского министерско-великокняжеского лобби от подписи. И - союза нет, зато "афтограф кузена Вилли" есть! Через неделю благодаря Ламсдорфу о германском предложении уже знали в Париже. После чего до ознакомления с ним короля Эдуарда и Форрин офиса оставались уже не дни, а часы...

   "Дуплет" Гольштейна - выставление кайзера зачинщиком Марокканского кризиса, и "конструктором" антибританского европейского блока - был снайперским.

   Того факта, что в свете рождения Антанты, и "октябрьский", и "бьеркский" тексты несли в себе элемент взрывной провокационности для Германии, в первую очередь из-за попытки привлечения к союзу Парижа, сам кайзер тогда не смог оценить в полной мере. Гораздо печальнее для немцев в итоге было то, что не понял всей глубины этой игры и канцлер Бюлов, занятый "разруливанием" последствий для Германии Марокканского кризиса, за которым опять же стоял Гольштейн! До него дошло, что может произойти, только уже по факту Бьеркского свидания. И он немедленно подал прошение об отставке, которое кайзер отклонил.

   После Танжера, Бьерк второй раз за год поставил Берлин на грань европейской войны. Но... Пушки и тогда не заговорили! Вильгельм, с подачи Бюлова, Эйленбурга, Тирпитца или Миттерниха раскусил, наконец, куда его ведет игра "серого кардинала", и смог затормозить на самом краю пропасти. Ценой фатального внешнеполитического поражения Германии. Гольштейн был с позором изгнан с госслужбы. Война не состоялась, а ее заказчикам пришлось начинать новую партию. Балканско-турецкую.

   Уместно добавить, кстати, что сами по себе, и "октябрьские" и Бьеркские соглашения, в силу возможности их расторжения "после предварительного предупреждения за год", были для России практически бессмысленны, поскольку в ее интересах было лишь долгосрочное соглашение с германцами. И, скорее всего, Гольштейн понимал, что никакого союза не будет. Коллеги "по цеху" в России, типа Витте, смогут при любой реакции царя не допустить фактического заключения русско-германского союза.

   Но зато английская дипломатия получит ОЧЕВИДНЫЙ ВНЕШНИЙ повод для начала интенсивной обработки Петербурга на предмет присоединения к "Сердечному согласию" при любом раскладе. И столь нужная для следующего хода в "большой игре" огласка агрессивных в отношении Антанты действий Германии, будет гарантирована.

   На деле все произошло для Форрин офиса и Сити даже лучше, чем Гольштейн и его подельники из "ротшильдовского интернационала" могли себе представить. Отказ Николая II от уже подписанного им собственноручно соглашения, живо обсуждавшийся при дворах венценосцев и в прессе, не только оскорбил и унизил вспыльчивого и обидчивого кайзера. Он, выражаясь по-восточному, "лишил его лица", что окончательно отвернуло его от надежды на союз со "слезливым и безвольным царьком".

   Теперь он, в пику Николаю, решил двинуть Германию в Азию, водрузив свой флаг на Босфоре. Для русско-германских отношений это стало катастрофой, поскольку проливы и Константинополь исторически были главной целью вожделений Санкт-Петербурга. И хотя на Ближний Восток толкал кайзера уже не тайный советник Гольштейн, а совсем другие персоны, такие как Сименс, Дельбрюк или Баллин, внешне преследовавшие совсем иные интересы, кукловоды-то за их спинами маячили те же самые...

   Итак, "Бьеркский союз" не состоялся... Но осадок остался у многих. В России, отныне уже бесповоротно, верх во внешней политике взяла ориентированная на Антанту "партия войны", включавшая в себя большинство Великих князей, верхушку гвардейского офицерства и ряд государственных функционеров, таких как Извольский, Сазонов, Григорович и даже смирившийся с представляющимся теперь неизбежным русско-германским столкновением Столыпин. Царь, осознавший весь позор и импотентнцию своей последней персональной внешнеполитической потуги, с того времени обреченно и безвольно плыл по несущему его самого, династию и всю Россию к катастрофе геополитическому течению, направляемому из Лондона и Вашингтона.

   Отношение же германской правящей элиты всех мастей к России, с тех пор и до самого Сталинграда, стало брезгливо-принебрежительным. Вылившись в прессу, этот настрой политического и экономического бомонда государства неизбежно повлиял на формирование антироссийского общественного мнения во всем немецком обществе, достигшего апогея к 1914-му году.

   Откровенно говоря, трудно осуждать за такое отношение немцев, убедившихся, что российская правящая верхушка вознамерилась идти с Францией и Англией до конца. "Отвратительные франко-русские тиски, сжавшие Германию с двух сторон" были для них вполне реальной угрозой существованию молодой немецкой империи, сумевшей за несколько десятилетий неизмеримо высоко поднять уровень жизни подавляющего большинства простых граждан. А за это они были готовы драться с кем угодно.

   Сам Кайзер Вильгельм по-человечески так никогда и не простил кузену Ники этой "пощечины"... Расчет кукловодов оказался безупреченым - извечный страх за свое реноме вынудил Вильгельма занять твердокаменную антироссийскую и антиславянскую позицию. Со всеми вытекающими. Заказчики за проливом могли торжествовать.