Крестоносец из будущего. Трилогия (СИ)

— Такой вестью со света извести можно! — Сартский громко задышал, словно рыба, выброшенная безжалостным ловцом на берег, схватившись ладонью за грудь. Теперь магнат полностью поверил кастеляну и понял, что означала столь непонятная улыбка. Потому перестал считать, что тот решил поиздеваться над ним, а спросил уже привычно властным, но нарочито спокойным голосом:

— Как такое могло произойти, Ярослав?!

— Командор обманул всех, ваша милость! Прямо с перевала он отправил обратно в Белогорье два «копья», почти всех арбалетчиков и «синих», а также полсотни лучников. Более того, хирдманов опоили вином, куда подмешали какую-то отраву. И хотя те пили мало, но и этого оказалось достаточно — викинги ползали как сонные мухи, никто не успел в «волков» и «медведей» перекинуться от бешенства. Полторы сотни орденцев и белогорских мужиков их осыпали стрелами и болтами. А потом ударили конницей, у них там «копий» ведь удвоилось, и стоптали всех в грязь!

— Пся крев!

Сартский со всей силы ударил кулаком по столу — боль отрезвила магната и остудила вспыхнувший гнев. Пан сморщился, злобно прошипел, как кот при виде собаки, и посмотрел кастеляну прямо в глаза. Тот стойко выдержал пристальный взгляд, только на тонкие губы опять наползла странная давящая улыбка.

— Откуда у них полторы сотни «длинных» луков и арбалетов, Ярослав?! Где они их взяли, прах тебя подери?!

— Почти три сотни, ваша милость…

— Что?!

— Две сотни длинных тисовых брусков им купец Заволя вместе со стрелами и прочим снаряжением в Бяло Гуру привез. Да и с убитых воинов, что наших, что Завойского, они немало взяли. Но торговец привез мно…

— Старая сволочь! Хрен с хирдманами, я их и сам хотел позже всех вырезать! Но мы из-за него пять сотен злотых потеряли и Белогорья лишились. — Лицо магната пошло багровыми пятнами, и он произнес со страшной угрозой в голосе, жестокой и беспощадной:

— Я покараю этого пса! Где он сейчас?!

— В Кракове, — совершенно спокойно ответил Замосцкий, которого не испугал яростный блеск в глазах сюзерена. — Ты же знаешь, что чешский наместник короля Вацлава ему там сильно благоволит. А потому только с его соизволения купец поставил эти луки, которые, как ты знаешь, у нас любым селянам запрещено иметь. Но это «серые» крестоносцы…

— Да хоть в крапинку! — прорычал Сартский. — Они из этих двух сотен луков всю мою конницу расстреляют!

— Не меньше трех сотен, ваша милость, — несколько натянуто улыбнулся Замосцкий. — Кроме тиса у них есть еще пять десятков неплохих луков, среди которых клееные арабские, и не меньше полусотни арбалетов. И если фон Верт объединит свои отряды и еще приведет помощь от словаков, которые, пусть ваша милость простит меня за откровенность, вас люто ненавидят всеми своими фибрами, то тогда уже нам придется плохо.

— Если он еще вернется…

— Не стоит его недооценивать, ваша милость. Я до сих пор прихрамываю при ходьбе от удара оглобли, что его светлость по моей ноге нанесли. Кроме того… — Замосцкий настолько странно улыбнулся, что лютый холод заполз пану Сартскому в чрево, а кастелян как ни в чем не бывало продолжил говорить: — Мой краковский друг сообщил, что командор направил в богемские и моравские замки ордена приказ немедленно прибыть всем рыцарским «копьям» в Бяло гуру. Надеюсь, ваша милость хорошо понимает, что может последовать в ближайшие месяцы, если не недели? Ведь крестоносцы не раз показывали, что не чтят наших ляшских традиций и способны воевать даже лютой зимой! Боюсь, что нас ожидают весьма неприятные времена…

— Я понял тебя, Ярослав. — Сартский полностью успокоился, его глаза зажглись огнем неукротимой свирепости. — Ты предлагаешь ударить сейчас, пока отряды крестоносцев не вернулись с той стороны гор?! Но одной дружины будет мало, раз они хирдманов извели…

— Мало, я согласен с тобою. Однако удар нанести нужно. Да, это очень трудно, нам нужно какое-то время для сбора ополчения. Недели две или три хватит. А меньшими силами, тут ты прав, одной дружиною без подручных панов вашей милости идти походом нельзя!

— Еще бы, Ярослав, полторы сотни викингов тому ярким примером являются! — Сартский хищно оскалился. — Но ты прав полностью — нельзя допустить, чтобы крестоносцы объединились. Их нужно упредить, и мы сделаем это. А командор не должен вернуться из-за Карпат…

— Но как ты его там удержишь?!

Замосцкий впервые повысил голос на пана, но магнат игнорировал такую непочтительность, понимая, что кастеляном движут лишь интересы дела да жгучее чувство ненависти, что тот испытывал к командору фон Верту, их общему врагу.

— Я знаю, кто нам поможет!

Сартский яростно сверкнул глазами, заметив, что его храбрый кастелян, зная почти обо всех тайнах своего господина, сообразил, куда он клонит. Замосцкий побледнел и крепко прижал ладонь к груди, там, где у него висел нательный крестик.

Да и сам пан тут же истово перекрестился — уж больно ему самому не хотелось ехать на дальнее болото, где он не единожды испытывал чувство страха, неведомого им ни в каком бою или даже поединке с намного более сильным врагом. Но что ж делать, если так прижало!

ГЛАВА 4

— И что он туда полез, Фридрих?

— Мало ли идиотов на свете ходит, Ингвар?! Давеча тоже одного видели — помнишь придурка, что со скалы сиганул вниз, крылья из перьев аиста себе на руки соорудив!

— Тоже мне птицей стать захотел, ха-ха! Вровень с ангелами пресветлыми встать?! В коровью лепеху превратился, хоть землею сверху присыпали. Птенчик нашелся, ха-ха!

Громкий хохот вывел Андрея из чувства полного отупения. Он чувствовал, что умирает, его тело давно превратилось в ледяной камень, но спасительный сон вечного забытья никак не шел. Искра жизни еще теплилась в его теле, не торопилась покидать бренную оболочку.

Именно этот жизнерадостный смех уверенных в себе людей и пробудил его мозг. Своего тела он совершенно не ощущал, не мог не то что пошевелить пальцем, но почти не дышал. Только голова, как в рассказе одного известного с тридцатых годов писателя-фантаста, могла еще мыслить, но не более того.

«Никак моя молитва услышана?! Значит, не совсем я пропащий человек, раз помощь пришла!!!»

— И зачем этот придурок прямиком в трясину пошел? Он что, не видел, что дорога в обход идет? Ведь никто из здравых людей в это гнилое урочище никогда не полезет!

«Да потому что я идиотом в одночасье заделался! Видел же, но решил напрямик, путь себе облегчить. Хоть по колено в грязи, но на метр ближе — девиз дураков еще никто не отменял! Как же, в очередной раз нашел приключений на свою задницу. Так у меня завсегда в жизни и происходит — чуток расслабился, когда мирным дымком потянуло, и готово… В полном дерьме, и отплеваться невозможно!»

Никитин с сожалением подумал, что его критика несколько запоздала, и в дальнейшем нужно быть всегда начеку. Но тут же с закипевшей яростью сам себя одернул:

«Если у тебя еще будет следующий раз, лишенец! Ты уже в ледяную скульптуру превратился, баран! Вытаскивайте меня скорее, а то уже в ледышку превратился!»

— Замерз он, даже не шевелится.

— Одежда утонуть не дает, вона как пузырем вздулась!

— А может, праведник какой-то? Потому и не тонет, — задумчиво произнес Фридрих. — Способствуют ему пресветлые ангелы!

Андрей уже смог различать по голосу этих говорящих на природном «дойче» путников. Потому интонации в молодом голосе ему определенно понравились, добрые и участливые. И спустя секунду его сердце забилось с проснувшейся надеждой.

— Давай его вытащим, христианин все же. Похоронить нужно да молитвы прочитать…

— Задался он тебе! Нашел праведника в этом болоте. Вон как смердит, стоять рядом невозможно.

— Но ведь душа христианская!

«Да что вы дискутируете, ребята! Вытаскивайте меня скорее, ведь подыхаю же. Что же вы творите, поганцы, я ведь совсем замерзну. А так есть шанс выжить! Да я вас, уроды, урою в этом болоте! Мои крестоносцы с вас три шкуры спустят! Вытаскивайте меня скорее!»