Доктор Ф. и другие

2

Нерешительное кружение на месте.

Благоприятно пребывать в стойкости.

Из китайской «Книги Перемен»

Комната, в которой я сидел за столиком и дожевывал свой бифштекс, походила на зал небольшого кафе. Здесь было немноголюдно — человек десять обедавших. За соседним столиком трапезничали два офицера, один — уже знакомый мне по недавней встрече майор, маршальский адъютант, другой — совсем юный розовощекий лейтенантик с отроческим пушком на ланитах. Их обслуживала благоухавшая дорогими духами, восхитительно, даже невсамделишно как-то красивая белокурая официантка. Ее накрахмаленная белая юбочка была вызывающе коротка и стройные ноги невольно приковывали взгляд.

Майор было украдкой коснулся пальцами ее рукава и тут же получил по руке основательный шлепок. Лейтенантик еще более порозовел и уронил глаза в тарелку. Официантка игриво погрозила пальчиком майору, затем грациозно подошла ко мне.

— Вы новенький? — спросила она с сильным прибалтийским акцентом, ставя мне на стол компот.

— Да... — Я вскочил, едва не задев ее поднос и представился: — Сережа...

— А меня — Лайма, — сказала она. — Только, пожалуйста, Сережа, не надо так резко, а то вы все тут перевернете, — и с этими словами так же грациозно удалилась.

Майор едва заметно кивнул в мою сторону, и я расслышал его тихий шепот:

— Племянник Погремухина... — в ответ на что лейтенантик лишь слабо присвистнул.

Мне стало немного неловко. Офицеры же, проводив Лайму масляными взорами, возобновили разговор, прерванный ее появлением.

— И как же теперь будут с Бузюком, Евгень Евгеньич? — спросил лейтенант.

— А как? — пожал плечами майор. — Никак. Ты хоть, Пашуня, представляешь себе, что сие такое — аннигиляция?

— Ну, в общих чертах...

— В общих... А в частности — это вот что: фють — и ни шиша! Даже пепла!

— Семье бы сообщить...

— Какой, к шутам, семье! Много ты, Пашуня, тут, при Центре, семейных видел? Ну, может, Погремухин, — так то особ статья. А остальные... Разве кто на здешних же приженился, если сильно повезло; а так — Дунька Кулакова [Общеупотребимое в армии наименование онанизма]— и вся тебе семья... Вот ты тут, Пашунь, уже сколько?

— С сентября.

— Второй, стало быть, месяц. А в увольнительную много раз ходил?.. То-то, ни разу. А вот я — уже пятый годочек, и Москву, хоть она и рядом, только раза три видел, когда с Корней Корнеичем выбирался по делу. О какой семье речь? Тут, брат, полная автономия. Можно сказать, государство в государстве. Отсюда, брат, если уйдешь — то только как Бузюк, не иначе.

Я вспомнил волкодавов, охранявших двор, и мне после услышанного стало настолько не по себе, что я даже про очаровательную Лайму на время забыл. Пашуня, смятенный, видимо, не меньше, чем я, встрял все-таки:

— А устав?..

— Да ...... ты своим уставом, — отмахнулся майор. — Говорю тебе — тут полная автономия. Свои уставы, свои законы. Как все равно отдельная страна! И всегда так было, даже в самые что ни есть крутые времена. Мне вот Касьяныч рассказывал — знаешь его?

— Однорукий?

— Во-во. Он тут, при Корней Корнеиче, Бог знает сколько лет, чего только не помнит. Как-нибудь порасспроси — такого наслушаешься!.. Вот тебе одна история... Время-то было не то что нынче. Еще при Самом ... И вот, стало быть, шепнули Корней Корнеичу верные люди: все, Корней, нынче ночью приедут тебя забирать. Вот с этой вот самой виллы... А у Корней Корнеича тут своя гвардия — двадцать ветеранов. Ну, товарищ маршал, не будь дурак, на чердаке четыре пулемета крестом установил, противовоздушные прожектора поставил, ветеранов там же, на чердаке, кого за пулемет, кого с винтовочкой, рассадил... Сидят, значит, ждут... Среди ночи те подъезжают. Чуть не целая рота — знают, чай, кого брать приехали. Сторожа без шума сняли, перелезли через забор... Тут-то их и приветили! Прожекторами ослепили — и давай со всех стволов жарить! Всех положили в пять минут. С тутошней стороны все потери — один ветеран, когда на чердак лез, лоб себе поцарапал о гвоздь. Ну а тех погрузили по-быстрому в грузовичок, отвезли к балке верст за десять... Только морока была потом закапывать... А ты говоришь — Бузюк!

— Целую роту?.. — одновременно и со страхом, и с восхищением проговорил Пашуня.

— А то ж? — не без гордости подтвердил майор. — Да это еще не все, ты послушай дальше... Сидят опять в обороне, ждут. Вдруг наутро — звонок из Кремля: вызывают нашего Корней Корнеича к Самому, к Хозяину, чтоб к вечеру был. Тут уж никуда не денешься. Попрощался товарищ маршал на всякий случай с семьей, но не такой он, чтобы сразу лапки кверху. Сел в свой лимузин, а позади — два таких же, только с пулеметами, наподобие тачанок... По дороге-то его с эдаким эскортом хрен возьмешь, только вот беда — в Кремль с таким сопровождением не пропустят. Дальше уж, за ворота, Корней Корнеич — один. Только узелок с собой прихватил. С узелком — ничего, пропустили...

— А в узелке что?

— Что? А вот что... Когда к Самому в кабинет вошел, он первым делом узелок развязал, а там — сухари да бельишка чистого две смены. И говорит: вот, гляди, говорит, Иосиф, как теперь к тебе твои маршалы ездят!.. Хозяин только улыбается — все-то он знает, и о том ночном деле, видать, уже наслышан, а то как же! Однако вызывает кого следует — и: Корнея моего, говорит, больше чтоб не трогали, слабаки, говорит, вы супротив него, ребята — вам же дороже выйдет... Ну а ты, говорит, Корней, ты — вот что. Завтра к тебе машину пришлю — чтобы все оружие сдал. Все, до последнего ружья... — Майор сделал интригующую паузу.

— Ну — и?.. — не выдержал лейтенант.

— Сдали, — усмехнулся майор. — Полный грузовик. Все сдали. Подчистую... — Он выдержал паузу еще более долгую, затем продолжил: — Но тот же Касьяныч мне тут сказывал: если ненароком завтра вот так вот незванно нагрянут, хоть их сколько, — минимум две недели продержимся! — И, довольный произведенным эффектом, подытожил: — А ты, Пашуня, будешь мне говорить — устав!

На какое-то время за их столиком воцарилась тишина, майор молча жевал бифштекс, а лейтенант Пашуня с трудом осмысливал только что услышанное. Потом он осторожно спросил:

— Евгень Евгеньич, а чем в этом Центре, вообще, занимаются?

Тот сразу посуровел:

— Ну вот, как дитя малое. Ты с вопросами-то такими — не особо тут! Сам не понимаешь? Спецобъект за грифом «совершенно секретно».

— Да я...

— «Да он...» — передразнил его майор. И строго добавил: — Бузюк вон тоже шибко любопытствовал, царствие ему небесное, и — сам знаешь, к чему привело? Запомни: когда (и ежели) надо — начальство скажет; а до той поры — меньше знаешь — дольше живешь.

— Да ведь я же... — попытался оправдаться Пашуня, но майор перебил его:

— Ладно, будем считать, я этого не слышал. — Некоторое время поковырявшись вилкой в тарелке, неожиданно раздобрился: — Ну его, этот Центр, к черту, — понизив голос, сказал он, — а вот что я тебе сообщу, Пашуня... Между нами, разумеется... Главное дело сейчас не там, а здесь, на вилле. Спецзадание лично президента... — Голос его упал до шепота. — Про Великую Тайну Столетий слыхал? (Именно так и было отчеканено — заглавными буквами.)

— К-какую?.. — тоже замогильным шепотом прошелестел лейтенант.

Я, насколько хватило умения, изобразил безразличие на лице, однако весь обратился в слух. Майор настороженно осмотрелся по сторонам и, почти припав к уху лейтенанта, стал нашептывать:

— Говорю ж — великую. Ей лет тыща уже, а может, и того... А тянется до сих пор. Про семнадцатую спецкомнату слыхал?.. Хотя — откуда тебе!.. Все из той же самой оперы... Я тоже всего, понятно, не знаю, но вот, слыхивал, двести лет тому назад...

Дальше до меня долетали только с трудом склеиваемые обрывки майорского шепота:

— ...Император Павел... слыхал про такого?.. Оставил запечатанное письмо... Какая-то величайшая, говорят, тайна... Чтобы вскрыть ровно через сто лет... Досталось Николаю Второму, последнему нашему царю... Все ждали, что — вот, уже... Только, вишь какое дело... Когда дошло до вскрытия письма... Это уже почти сто лет назад, стало быть... Тут вот оно и вышло... Берет он его, вскрывает... А как прочел — так, знаешь что?.. [Подробности в романах В. Сухачевского «Завещание Императора» и «Иная сила» из серии «Тайна»]