Кукловод

По виду княгиня Урусова никак не походила ни на бой-бабу, ни на стерву, хотя как большинство русских женщин, не отказывалась от самого тяжелого беспросветного в женской доле, руководить поступками своего мужа.

– Ты только представь себе, мой ангел, французы палят из ружей, кругом свистят пули, – воодушевленно повествовал Николай Николаевич, как вдруг супруга, глянула на него не то что строго, но как-то требовательно и когда он послушно замолчал, спросила меня:

– Неужели вы, Алексей Григорьевич, так ничего и не помните?

– Совершенно ничего, – покаянно ответил я, – у меня такое чувств, что вас с князем я вижу сегодня впервые в жизни. Такое иногда бывает, когда после контузии.

– После чего? – не поняла она.

– После удара взрывной волной. Рядом со мной взорвалась вражеская бомба, и меня взрывом ударило о землю.

Урусова пристально на меня посмотрела. Я глядел на нее невинным агнцем. Она кажется, мне поверила, но на всякий случай, спросила:

– И вы даже не помните, как меня лечили?

Теперь было впору занервничать мне. Марья Ивановна был женщиной бесспорно интересной, но совсем не в моем вкусе, однако чего не случается в жизни…

– Совершенно ничего не помню! – твердо сказал я. – Николай Николаевич мне сказал, что у вас были сильные боли? А как вы теперь себя чувствуете?

– Хорошо, спасибо, теперь совсем выздоровела, – не вдаваясь в подробности, ответила она и опять переключила внимание на мужа, с нетерпением ожидавшего возможности продолжить рассказ. Однако заботливая супруга не дала ему такой возможности, перебила на полуслове и отправила в покои, переодеться с дороги. Князь, в сопровождении камердинера, тотчас ушел и мы с Марьей Ивановной остались с глазу на глаз. Похоже, сейчас должно было начинаться самое интересное. Княгиня какое-то время молчала, потом спросила надолго ли я лишился памяти.

– Это никогда заранее неизвестно, может быть, на несколько дней, а может быть и навсегда, – ответил я.

– Значит вы можете все вспомнить?

– А что, между нами случилось какое-то неудовольствие о котором вы не хотите помнить? – прямо спросил я, следя за ее взглядом.

– Господь с вами! – быстро ответила она, испугано стрельнув по сторонам глазами. – Ничего такого между нами не было!

– Надеюсь, я вас ничем не обидел? А то давеча, когда мы с вами встретились, вы явно ко мне не благоволили.

Конечно, так наседать на женщину было невежливо, но и мне не слишком понравился недавний прием.

Если я действительно спас ей жизнь, то княгине стоило быть немного любезнее.

– С чего вы так подумали? – с деланным удивлением, спросила она.

– С чего? Вы испугались, когда увидели меня, и никак не хотели, чтобы я здесь остался, – сказал я.

– Вам это показалось, – перебила она.

– Не поблагодарили за лечение, – я намерено не сказал «спасение жизни», – все время пытаетесь что-то выяснить. Вполне может быть, что между нами летом случилось такое, что вы никак не хотите вспоминать!

Марья Ивановна выслушала, не поднимая от пола глаз, и так покраснела, что вспыхнули щеки. Потом заговорила медленно, с трудом подбирая слова:

– Вот значит, о чем вы подумали. Не знала, что мужчины могут быть такими наблюдательными. Нет, если вы говорите о том, что мы строили куры, то могу вас уверить, ничего неприличного между нами не случилось, я люблю своего мужа и ему верна. Дело в другом, кое до вас не касаемо и, слава Богу, что вы ничего о том не помните! И прошу вас, Алексей Григорьевич, ни о чем, ни меня, ни мужа не спрашивайте!

Теперь уже я не мог подобрать слов, теряясь в предположениях, что с нами могла случиться такое тайное и неприятное. Впрочем, все могло быть и много проще, обыденнее. Например, у княгини есть какой-то физический недостаток, явный или надуманный, вроде некрасивого родимого пятна на теле и ей неприятен человек, который мог ее видеть без одежды и о нем знает. Психика человека вещь сложная и мало предсказуемая.

– Хорошо, если вам так угодно, – согласился я. – Я сразу же после обеда покину ваш дом, чтобы не доставлять вам неприятных волнений.

– Теперь, когда мы объяснились, в этом больше нет нужды, – ответила она. – Тем более, что вы без экипажа. Оставайтесь, пожалуйста, вы нас этим очень обяжете.

Меня такая быстрая смена настроения удивила, тем более, что наше объяснение совсем немного стоило, во всяком случае, для меня. Однако мне действительно пока деваться пока было некуда, и пришлось согласиться.

– Спасибо за приглашение, я, пожалуй, и правда, останусь у вас до завтрашнего дня.

Марья Ивановна, удовлетворенно кивнула, улыбнулась и приказала горничной девушку отвести меня в покои для гостей.

– Слушаюсь, ваше сиятельство, – сделав по всей форме глубокий придворный реверанс, сказала горничная, миловидная молодка с бедовыми глазами и позвала меня за собой.

– Как тебя зовут-то красавица? – спросил я, когда мы остались вдвоем.

– По-нашему или по-французски? – уточнила она, сияя белозубой улыбкой. – Как вам, сударь, больше нравится называть?

– Так как тебе самой!

– Тогда кличьте Аннеткой!

– Тебе сколько лет Аннет? – в рифму спросил я.

– О, я уже старая, – почему-то прыснула девушка, – считай через год будет ровно двадцать!

– Да, ну?! – делано удивился я. – Не может такого быть, люди так долго не живут!

Горничная сначала немудрящую шутку не поняла, посмотрела удивленно, но тут же рассеялась.

– Ну, вы тоже скажете! А вам, барин, сколько лет?

– Я уже лет десять назад как умер, – серьезно ответил я.

Аннет быстро взглянула на меня, но почему-то не засмеялась и даже немного от меня отстранилась. Помолчала и задала совершенно наивный вопрос:

– Вы, правда, десять лет назад померли?

– Шучу конечно, – пошел я на попятный. – Разве люди после смерти не в могиле лежат, а по земле ходят?

Она ответила не сразу, мы как раз поднялись на второй этаж, и вошли в длинный коридор с анфиладой комнат по обе его стороны, и девушка придержала дверь, чтобы я прошел, потом все-таки пробормотала себе под нос:

– В жизни всякое бывает!

– Может и бывает, только я такого никогда не видел! – не без умысла, сказал я.