Заговор

«Специальные» гвозди был в точности такие же, как и забракованная мной подкова. Я без труда согнул пару из них пальцами.

– Такими гвоздями подкову прибивать нельзя, у тебя есть хорошие?

– А эти чем тебе не нравятся? Да с такими гвоздями ты до самой Калуги доедешь!

– Хорошие гвозди, железные, – поддержал соседа Петр, – Пахом первый на Москве кузнец!

– Ладно, поищу кого похуже, но кто мне по нраву, – сказал я и попытался вытащить свою подкову из руки закопченного гиганта.

Из этого ничего не получилось. Он сжал руку так, что побелели сквозь въевшуюся копоть костяшки пальцев. Потом вдруг заговорил угрожающе, раздувая ноздри и так широкого носа:

– Ты, проезжий, того, говори, да не заговаривайся! Я с тобой полдня потерял, не хочешь коня ковать, твое дело, но за работу и беспокойство заплати!

Петр Косой тоже разом потерял недавнюю мягкую обходительность, начал подступать боком, как бы отрезая мне путь отхода.

Мне сделалось грустно. Когда еще мои соотечественники научатся честно работать, а не дурить и морочить наивных и доверчивых людей.

– Ладно, – сказал я, – и сколько же ты хочешь получить?

– По справедливости, дай, сколько не жалко, – ответил кузнец, кажется, впервые с того момента, когда я его увидел, перестав хмуриться. – Нам чужого не нужно, но и своего не упустим!

– Полушки хватит? – назвал я самую мелкую монету в денежном счете, равную половине московской копейке.

– Чего?! – воскликнул кузнец, начиная раздувать гневом щеки.

– Полушку даешь?! – поддержал его доброхот Петр, поменяв вкрадчивый голос на гневный. – Да за такую работу ефимки мало! Я сейчас свистну, столько народа сбежится, что ты не только ефимку, ты коня отдашь, чтобы мы только тебя отпустили по добру по-здорову!

Западноевропейская серебряная монета иоахим-сталер, имевшая хождение на Руси, сокращенно называлась иохим, или попросту ефимкой. Ефимка, что требовали мои новые знакомые, была приличной суммой, так что это уже напоминало обычный грабеж. Похоже, я попал на обычную «разводку лоха».

– Лучше давайте разойдемся мирно, – предложил я, – от этого всем будет только лучше!

– Заплатишь, что положено, может быть, и отпустим с миром, – вместо кузнеца ответил Петр Косой таким жестким тоном, что мне теперь стало понятно, кто тут главный. От расхлябанной болтливости доброхота не осталось и следа, Косой смотрел он на меня свысока даже с какой-то с холодной насмешкой.

Я огляделся. Справиться с двумя безоружными людьми было не вопросом, сложность была в том, как потом отсюда уехать. Довольно большой, соток на пятнадцать, двор кузнеца окружала сплошная изгородь вроде плетня. Сможет ли перемахнуть через нее мой донец, я не знал.»

– Долго ты еще будешь телиться? – подал свой голос и Пахом. Он, уверенный в своей физической силе, стоял в трех шагах от меня.

Я не спешил отвечать, а рука машинально легла на эфес сабли. Это не осталось незамеченным. Петр по мальчишески вложил два пальца в рот и свистнул. Тотчас из кузницы вышли два парня с железными прутьями в руках. Они были чем-то похожи друг на друга, крупные, белоголовые с закопченными лицами. Я понял, что приключение становится опасным.

– Плати и езжай своей дорогой, – сказал Косой, немного отступая, чтобы не попасть под раздачу, если начнется драка.

Самое неприятное в этой истории было то, что моя лошадь стояла в узком загоне для ковки, к тому же привязанная уздечкой к коновязи.

Я прикинул, смогу ли ее быстро отвязать и понял, что не успею, пока буду возиться с уздечкой, они нападут сзади.

Оставалось два варианта, или заплатить вымогателям, или порубить их в капусту и ехать своей дорогой. Оба меня не устраивали по разным причинам. Первый ущемлял самолюбие, второй нравственные принципы: не превышать необходимую самооборону и не лить зря кровь. Нужно было попытаться найти какую-то третья возможность.

– А вы знаете, что я царский окольничий? – спросил я, заранее понимая, что звучит это наивно и глупо. – Не боитесь попасть в Разбойный приказ?

– Ты окольничий? – засмеялся Косой. – Еще скажи, что ты боярин!

– Ладно, пусть будет по-вашему, сколько вы хотите? Ефимку?

– Это мы раньше хотели, пока ты грозиться не начал, а теперь оставь казну, оружие, лошадь и иди себе куда хочешь! Мы люди добрые!

В принципе, я мог так и сделать, оставить все, пойти пешком в Кремль, попросить у царя пару десятков стрельцов и вернуться совсем в другом качестве. Однако очень сомневался, что теперь меня просто так отпустят.

– Мне надо подумать, – сказал я и подошел к своему донцу. Тот повернул ко мне голову и приветливо фыркнул. Я начал как бы в задумчивости, трепать его гриву, потом потянул за конец узла и повод развязался.

– Уйди от лошади! – сердито крикнул кузнец. – Ишь ты, чего придумал!

– Тебе-то что за дело? Моя лошадь, что хочу, то и делаю! – стараясь говорить небрежно и спокойно, откликнулся я.

– Фролович, – крикнул кузнец Косому, – чего это он самоволит!

– Да ладно вам, – вместо Косого ответил я закопченному здоровяку, – мы же почти договорились!

Теперь, когда донец оказался отвязанным, мои тактические возможности изменились. На лошади с саблей в руке даже четверо пеших противников не представляли для меня слишком большую опасность.

– Значит, хочешь оружие, казну и лошадь? – спросил я Косого. Потом добавил деловым тоном:

– А ключ от избы, где деньги лежат, тебе не нужен?

Такое неожиданное предложение моих знакомых приятно удивило. Петр с кузнецом даже многозначительно переглянулись.

– Нужен, – ответил доброхот, вновь делаясь ласковым, – давай!

– Сейчас привезу, – пообещал я и свистнул. Донец махнул головой, задом вышел из загона и подошел ко мне. Я взялся рукой за луку седла. Только теперь до вымогателей дошло, что со мной что-то не так.

– Смотрите в оба! – приказал Косой закопченным парням.

Те пошли на меня, поднимая свои железные прутья.

– Ты чего, Петя? – удивленно спросил я доброхота, не спеша садясь в седло. – Мы же с тобой обо всем договорились!

Однако он уже догадался, что наше дело никак не слаживается, и я его просто морочу, предупредительно крикнул: