Факелы на зиккуратах (СИ)

Доктор Нусбергер расставлял чашки.

– Вы ведь все так и не потребляете сахар, Фабиан? – добродушно спросил он. Фабиан недобро посмотрел на него. – Да, да, я помню, что вы думаете о мозгоедах, не скажу, что не понимаю вашу точку зрения, но предпочту согласиться с коллегами о нашей необходимости. – Он вскинул палец. – Но мы продолжим эту дискуссию чуть позже, когда я принесу чай. Договорились? А вы пока садитесь. У нас впереди полтора часа, и я не хотел бы, чтобы вы давили на меня сверху своим тяжелым взглядом с высоты вашего роста.

Фабиан еще раз посмотрел в окно, шумно вздохнул и уселся. Доктор Нусбергер усмехнулся.

– Надеюсь, вы помните, что сказано об отношении к медперсоналу в инструкциях? – принеся чайник, усевшись и налив чаю себе и Фабиану, сказал он.

– Содействовать, – недовольно протянул тот.

– Иными словами, если я считаю необходимым задавать вопросы, вы отвечаете. Если я считаю необходимым предлагать небольшие тренинги, вы содействуете. Если я считаю нужным просто молчать, вы молчите, – благодушно произнес доктор Нусбергер, откинувшись в кресле и сложив руки на животе. – Хотя я и не встречал с вашей стороны слишком категоричного противодействия, но боюсь, последний раз был слишком давно, чтобы ничего не изменилось. Или изменилось? – с детским любопытством спросил он.

Фабиан пожал плечами.

– Чай цветочный. Луговой сбор. Цветы собирала моя племянница с детьми. Да еще и потребовала, чтобы я его пил. Я просто не мог отказать ей. Прошу вас, угощайтесь. Она в школе увлекалась ботаникой, так что ничего ядовитого быть не должно. – С мягкой насмешкой говорил доктор Нусбергер, пододвигая чашку с чаем ближе к Фабиану. – Еще есть вот такие штуки, сделанные из шоколада лично ими же. Эм, но их не предлагаю. Они со страшным набором приправ, не специй, милый Фабиан, приправ! – он вскинул палец. – Летиция же и экспериментировала. По ее утверждению, она придала шоколаду мужской характер. – Доктор Нусбергер тяжело вздохнул, скривился и сунул в рот бесформенный кусочек шоколада. – Хотя что общего у сварливой тетки и мужчины, я не понимаю. Как по мне, этот ужас куда больше подходит первой, – жуя, признался он.

Фабиан подозрительно смотрел на розетку.

– Как видите, это съедобно. – Доктор Нусбергер развел руками. – Горький шоколад и какой-то ужас вроде кайенского перца, полинезийской соли и японских морских водорослей.

– Ничего себе, – не выдержал Фабиан.

– А я о чем? – радостно отозвался доктор Нусбергер, глядя, как Фабиан тянется за конфетой и решительно отправляет ее себе в рот. Он счастливо заулыбался, когда Фабиан тихонько взвыл и ухватился за чашку. Он еще шире заулыбался, когда Фабиан осуждающе посмотрел на него.

Но в этих конфетах что-то было, потянувшее Фабиана взять еще конфету. Добровольно он бы этот ужас ни за что не съел. А так, за компанию с доктором Нусбергером – запросто. Попутно он рассказал, что очень зол на свою команду за проигрыш в школьных соревнованиях, собирается принять предложение Эрдмана побыть его ассистентом в летнем лагере, а в следующем году отослать резюме для прохождения практики не куда-нибудь, а в управление по связям с общественностью Консулата. И он с вызовом уставился на Нусбергера.

– А если не получите ответа? – невозмутимо спросил тот.

Фабиан нахмурился.

– Именно так, Фабиан, – продолжил Нусбергер. – Если вы получаете положительный ответ, понятно, что вы молодец. Можно только встать и зааплодировать вашей дерзости. Если вы получаете письмо, в котором вам сообщают, что в силу ряда причин эта практика невозможна, желают успехов в дальнейшем, тоже, скорее всего, понятно, что делать дальше. А если вы не получите никакого ответа?

– Я напишу еще, – после секундного замешательства сказал Фабиан. – И буду писать до тех пор, пока не получу ответа.

– Но принять это будет не так просто, – лукаво прищурился Нусбергер.

Фабиан заиграл желваками, не отводя взгляда от довольно улыбавшегося Нусбергера.

– Кстати, сколько времени вы будете ждать ответа?

– Приемлемым считается срок в четыре недели. После этого я непременно поинтересуюсь судьбой моего резюме, – раздраженно отозвался Фабиан. – И вообще, зачем вам еще и это? Эрдман потребовал, чтобы я явился к вам, потому что я вечно попадаю в какие-то чрезвычайные ситуации. Ну так и анализируйте меня в этих ситуациях.

– Фабиан! – обиженно воскликнул Нусбергер. – А чем это не чрезвычайная ситуация? Я не думаю, что найдется много учеников в этой школе, которые всерьез рассчитывать проходить практику в Консулате. Это чрезвычайно. Чрезвычайно интересно, – подумав, торжественно уточнил он.

Фабиан закатил глаза.

– Да что чрезвычайного-то? Обычное место, просто ковер на полу пушистее и тачки круче, – небрежно пожал он плечами и потянулся еще за конфетой.

– Действительно, – с преувеличенно озадаченным видом признал Нусбергер. – Будете еще чай?

Он спросил о Николае Торнтоне. Коварно – неожиданно, исподтишка. Фабиан уже подзабыл, что именно по этому поводу его к мозгоеду и сослали. И он откинулся в кресле назад и зло уставился на Нусбергера. Тот с серьезным видом ждал ответа.

– А я должен интересоваться, как он сейчас? – спросил Фабиан, пытаясь удержать в узде ярость.

– Он ваш одноклассник. Попавший в беду. – Серьезно сказал Нусбергер.

Фабиан молчал и жевал губы.

– Он мой бывший одноклассник, – пробормотал он.

– Иными словами, вы не интересовались, как он?

– Интересовался! – возмущенно выкрикнул Фабиан и приподнялся с кресла. – Интересовался, разумеется! Он в порядке, находится дома и собирается возвращаться к учебе.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Нусбергер. – Должен признать, однако, что я с чувством глубокого уважения и даже восторга читал отчеты штатных медработников о вашем поведении тогда. Вы очень решительно распоряжались. И очень действенно. Подумать только – найти на полу истекающего кровью одноклассника и не впасть в шок, что было бы, кстати, объяснимо и нисколько не постыдно, а оказать первую медицинскую помощь, заставить вызвать помощь и провести с Николаем все время до прибытия вертолета. Очень, очень решительно. Эм, Фабиан, жестокий вопрос. – Нусбергер ощутимо замялся. Фабиан подозрительно смотрел на него. – Вы позволите?

– Мы на официально назначенной консультации, которую своим авторитетом навязал мне господин Эрдман. Вы в самом ее начале напомнили мне о необходимости содействовать. И вы спрашиваете у меня позволения? – мило улыбнулся он, и его непринужденная улыбка противоречила тяжелому взгляду.

Нусбергер засмеялся.

– Следование официальным предписаниям и данное вами лично слово – это не одно и то же. Я знаю, что у меня есть первое. Я хочу заручиться и вторым, только и всего, – объяснил он. – Так вы позволите?

– Да куда я денусь, – пожал плечами Фабиан.

– Вы уже проходили через нечто подобное? Я не имею в виду ваших родителей. Они погибли, насколько я знаю, во время исполнения своих должностных обязанностей. Дело в том, что ваше поведение – оно было слишком эффективным и для человека четырнадцати лет от роду, и для человека, впервые оказывающегося в такой ситуации.

Фабиан отвернулся отчего-то. Поколебавшись, он нехотя признался:

– Не такое. Но нечто подобное случалось. Вы же знаете, где я вырос. Там это случалось часто.

– Вы не боитесь смерти?

– Чего ее бояться-то? – удивленно спросил Фабиан, поворачиваясь к Нусбергеру. – Смерть и смерть.

– А величие смерти? А ее неумолимость?

Фабиан нахмурился и подозрительно оглядел Нусбергера.

– Какое величие? Вы пятидневный труп видели? Гадкое зрелище, должен сказать. Ну, неумолимость… Понос тоже неумолим. И что?

Нусбергер захохотал. Фабиан довольно ухмыльнулся. Нусбергер нравился ему, и с этим трудно было что-то поделать. Казалось бы: сидит перед тобой старикашка шестидесяти лет от роду в своем кардиганчике и задает вопросы, которые он сам себе и не задал бы никогда. Нусбергера следовало ненавидеть уже за то, что он был психологом, а значит – должен был и хотел знать о Фабиане все. И при этом он был симпатичен. Потому что Фабиан мог рассказать ему много больше того, что собирался, и можно было оставаться уверенным, что в его официальные отчеты попадет только минимально необходимое. И смерть. Чего с ней так носились все вокруг, Фабиан не понимал. Аластер с какой-то придури начал слушать странную музыку, носить странные аксессуары, читать странные книги и с томным видом говорить о великом ничто, и ладно если бы он один такой был. В их легионе половина ребят носилась с новомодными «Харонами», обменивалась их треками, клипами, постерами, до хрипоты спорила, какое интервью глубже и где они точней рассказали о сверхъестественном и да, о смерти тоже. Вторая половина сходила с ума по спортсменам, и это временами казалось не менее утомительным. Ни то, ни другое Фабиана не привлекало, но и то и другое можно было использовать, если нужно было как-то мотивировать ребят. Например, пятью билетами на «Харонов» и увольнительной на сутки, пусть и в сопровождении куратора. Или поездкой на матч – и соответственно увольнительной и сопровождением куратора. Эрдман соглашался неохотно, для него это означало дополнительное время вне своей тихой и тускло освещенной кельи, но на настойчивые уговаривания Фабиана не поддавался только хладный труп, а Эрдман таковым не был, пусть и производил схожее впечатление.