Снохождение (СИ)

Аудитории в дисциплариях всегда полукруглые, в несколько ярусов, но не более четырёх. Никаких столов перед ученицами нет; можно ничего не записывать, всё стоит запоминать. Кому очень хочется, тот может взять доску для писания и ставить на неё бумагу. При ответе можно не вставать. Но сидеть надо всегда ровно, по нескольким позам, никак иначе. Сначала это непривычно, утомительно, потом привыкаешь, а дальше уже и не представляешь, как иначе.

— Среди нас же, Сунгов, тот, кто готов доверять — не простак, не глупая голова. Напротив: это — разумно, правильно и честно. Ашаи, в свою очередь, помогают родиться этому доверию. Они связывают, — Хильзари свершила замысловатый жест, будто связывая невидимые нити, — души этими узами.

Посмотрела на ладонь, пошевелила пальцами.

— Приходит пастух и говорит: «Я хочу отдать три коровы и получить за них дом, но коровы мои — ещё телята, их надо вырастить. А в доме желаю жить прямо сейчас». Зодчий говорит: «Я хочу взять коров и отдать мною построенный дом. Но как я могу знать, что ты отдашь их?». Пастух отвечает: «Мы составим с тобою бумагу, в которой и опишем наше дело — я дам обещание». Но зодчий верно молвит: «Но если потом ты скажешь, что бумага — ничто?». И тогда приходит к ним Ашаи: «Верьте друг другу, добрые Сунги. Двое договариваются, третья видит. Горе тому, кто осмелится осознанно нарушить договор».

Она ударила тыльной стороной кисти правой руки по левой ладони. Нйах-гастау — сложный жест, означающий конец, прекращение, убийство, а также презрение.

— Мы, Ашаи — не только вестницы духа, но ещё и хранительницы доверия, справедливости, собственности. Одна душа не может с полным покоем довериться другой, поскольку в обществе существует естественная осторожность между незнакомыми и плохо знакомыми особами; но если посреди них является сестра, то углы сглаживаются, и каждый честный Сунг спокойнее возьмёт любые обязательства, которые намеревался взять.

— А нечестный? — спросила дерзновенная ученичка, по всему, дочь Сунгкомнаасы.

— Для нечестивцев, клятвопреступников и проходимцев у нас есть свои подарки. И эти подарки очень часто нравятся им куда меньше, чем наказания от Имперского закона. Сестринство не знает ни давности дела в мщении, ни глупых условностей в воздаянии. Но с самого начала лучше до подобного не доводить. Когда Ашаи может быть проводницей доверия? Когда остальные стороны принимают его, готовы к нему, стремятся к нему. Только так, никак иначе. Светский нотар обязан засвидетельствовать любой договор, если всё соответствует закону, будь даже кто-то из сторон самого злого, дурного и жадного нрава. Мы же можем поступать так, как считаем нужным, и свидетельствовать лишь то, что выдаётся нам честным. Сёстрам-Ашаи Ваалом дано правдовидение и эмпатия, чувство души, острый ум, а потому: разве зазря мы зовемся «сёстрами понимания», скажите мне?

— Не зря.

— Скажите ещё раз, ученицы.

— Не зря, наставница! — звонко воскликнули ученицы; кто-то из них засмеялся.

Улыбнулась и Ваалу-Хильзари. Она сделала несколько шажков, прошлась, и продолжила, скрестив руки:

— Ашаи отвадит от дурной клятвы и заведомо нечестной сделки. Каждая из вас может обратиться за помощью и советом к другим сёстрам, если нету полной уверенности. Вместе оно легче уличать во лжи, поверьте. Можно также обращаться в Палату дел Ашаи-Китрах, на то она и создана, чтобы помогать в таких вещах.

Ваалу-Хильзари молчала долго.

— Кстати, отвлекусь: в библиотеке есть такая старая книга, «Вне справедливости» называется, её когда-то сложило сестринство Криммау-Аммау. Там историй полно, да и многому можно поучиться в искусстве воздаяния, а особенно — как вести Книгу Злой Памяти, о которой вам расскажут позже. Хотя вы и так о ней слышали, уверена.

— Да, да, — закивали юные дисциплары, сверкая зубками.

— Добрая воля и свободное намерение — вот что в жизни имеет высочайшую ценность. Кто обесценивает это, тому должно воздаваться по заслугам, и даже сверх того. Из этого следует, что Ашаи не может свидетельствовать то, в чём нет доброй воли, а есть принуждение и нужда. Все клятвы должны быть добровольны.

Все клятвы должны быть добровольны…

«А доброволен ли наш путь? Просто однажды узнаёшь, что ты избрана наставницей… Словно родиться во второй раз. От тебя почти ничего не зависит. И дар к игнимаре — от рождения. Но от Ашаи-Китрах требуют многих клятв, мы многое должны совершать, причём не абы как…».

— Так, мои дорогие, давайте-ка перейдём к чему-то более основательному, — тон Хильзари совершенно поменялся, стал будничным и лёгким. — Ваалу-Миланэ, попрошу слышащую Ваала подойти, — поманила её жестом. — Сейчас мы… Сейчас мы все будем учиться подвязывать стамп к поясу. Некоторые из вас уже умеют, но всё равно мы обязательно должны научиться, причём хорошо и правильно. Я не зря позвала именно Ваалу-Миланэ, потому как именно она в своё время, не уделив достаточного внимания, уронила стамп. Прямо на пол. С пояса. На церемонии Нового Года. Так, глядите… Узел вот так, через руку… Пальцем или когтем придержите эту петлю. И сильно затяните. Понятно? Миланэ, показывай.

Облачившись в лучший пласис, тот самый, который купила в Марне, Миланэ выглядела очень хорошо, тем более что её украшали доброе расположение духа, лёгкая тентушь на глазах и тонкие полосы хирайи под ними. Миланэ очень редко наносит хирайю — чёрную-чёрную краску на растительной основе — но сегодня самое то настроение.

Она встала.

На тебя смотрит столько глаз. Ждут, что будешь делать.

— Восславим Ваала, сёстры. Эм… в этом году вы очень рано обрели стампы. Мы в своё время получили их аж через луну… — улыбнулась, посмотрела на Хильзари, потом посерьёзнела. — Итак, один конец шнура — красный, второй — чёрный. Вам нужно вязать узел так, чтобы лишь красный отстёгивал стамп от пояса. Эм… вот, вот так. Раз-два-три. Чтобы хорошо держалось, да снималось тоже, потуже затягивайте пояса…

— Кстати, можете поздравить Ваалу-Миланэ.

Она с удивлением поглядела на наставницу.

— Совсем недавно она стала родной Ашаи для одного из сенаторов Империи в Марне. Большое достижение, скажу вам.

— Поздравляем, Ваалу-Миланэ! — повеселели юные ученицы, глядя на Миланэ с полной верой в свою счастливую звезду жизни.

— Пусть тропа будет усеяна цветами веры… — одиноко пожелал кто-то.

Миланэ присела в жесте большой благодарности.

Наставницу Ваалу-Даэльси найти нетрудно: почти всё время она проводит в садах Сидны, наблюдая за птицами, ухаживая за кустами и там же изредка обучая учениц, как правило, искусству чтения и толкования текстов либо ухода за растениями.

Сидит она прямо под вишней, на небольшом коврике; её поза — одна лапа подогнута под себя, вторая согнута в колене и обхвачена руками — ясно говорит, что она успела познать в жизни много свободы и одиночества, да не слишком жалует всякие формальности. Хвост стелится по траве, а одета она проще нельзя: на ней лишь длинная серая туника, кольцо и амулет.

— Восславим Ваала, наставница Ваалу-Даэльси, — свершила Миланэ глубокий книксен, а потом присела на одно колено, держа перед собою сжатые ладони.

— Здравствуй, Миланэ. Чем обязана? — взмахнула хвостом Даэльси, склонила голову набок.

— Я не помешаю видящей Ваала?

— Что ты, дитя моё. Твой голос подобен пению ласточки.

— Недостойна столь добрых слов. Ваалу-Даэльси… У меня необычный вопрос, мне посоветовали обратиться ко львице. Может видящая Ваала взглянуть на этот амулет?

Миланэ раскрыла ладони и протянула ей подарок Хайдарра. Львица-наставница осторожно взяла его и начала рассматривать, поигрывая им в руке.

— Я кое-что выяснила. Мне сказали, что здесь что-то написано, а также, что он имеет отношение к северным варварам. Это вот, например, зубы снежного волка. А они у нас не водятся, — сладно-заученно сказала Миланэ.

— Не водятся, — эхом вторила Даэльси.