Всё или ничего

А потом случается ещё одна странная вещь в эту ночь Странных Открытий. Эммет встаёт за патэ и оливками (он не смог бы выдумать лучшего меню для ночи классического кино). Кухня расположена в той же комнате, что и телевизор, так что он продолжает смотреть фильм, не упуская ни одной детали. Он видит, как настаёт кульминационный момент, когда страсти плещут через край. Эммет намазывает крекеры, а в это время на диване, далёкий от Эммета с его патэ и оливками, Брайан –Брайан Кинни – делает нечто такое, что повергает Эммета в шок.

Он проговаривает монолог Брандо. По памяти. Беззвучно. Едва шевеля губами, так что никто не смог бы его услышать. Но Эммет всё видит. Брайан знает роль. Знает роль наизусть.

Эммет застывает с крекером в одной руке и с ножом – в другой. Он не знает, как реагировать.

Говоря по правде, временами он посмеивается над Брайаном. Но это не мешает ему признавать, что есть что-то завораживающее в этой жестокой честности, с которой он обращается, как нацистский хирург со скальпелем. А несколько раз, которые, впрочем, можно по пальцам пересчитать, он даже испытывал к нему симпатию. Этой ночью - ночью классического кино –он испытывает к Брайану то, что можно назвать неподдельным восторгом, и он не очень хорошо понимает, что же делать с этим неожиданным чувством.

Его бабушка Лулла любила приговаривать, что когда в чем-то сомневаешься, нужно наготовить побольше еды, и что лучше пусть останется, чем не хватит. Поэтому в придачу к крекерам с патэ и банке оливок он прихватывает из холодильника две бутылки пива, одну из которых протягивает Брайану. У фильма жёсткий, оглушительный финал. Брайан молча принимает бутылку, мгновенно прекращая проговаривать монолог, едва понимает, что на него смотрят.

- В Хазлхарсте, - пускается в воспоминания Эммет, - у нас был всего один кинотеатр, и нам всегда не хватало денег на билеты. Но иногда мы всё же пробирались на сеанс, и я помню, как посмотрел «Трамвай». Клянусь тебе, в нашем городишке было немало крутых парней, но никого подобного я не встречал.

Отгородившись от мира бутылкой пива, Брайан прячет за ней эмоции, понять которые Эммет не в состоянии. Брайан сосредоточенно глядит на экран… и, краем глаза, наблюдает за Эмметом. Как будто прикидывает, насколько можно приоткрыться. Когда решение наконец принято, он потягивается и откидывается назад. Выбирает нарочито легкомысленный тон, за которым часто скрывает свои истинные чувства.

- Не знаю, как там у вас на Миссисипи, но, между нами, в прекрасном солнечном Питсбурге я что-то тоже не наблюдал таких экземпляров.

А вот Эммет знает, по крайней мере, одного. Как раз сейчас он сидит у него на диване, и Эммет не может не улыбнуться ему.

- Даже больше! Если бы в Питсбурге было много вот таких Брандо, то они бы от города камня на камне не оставили.

Они пьют за это. Бутылки звякают, ударяясь одна об другую. Брайан не улыбается, но видно, что его улыбка где-то рядом, и этого вполне достаточно. На какое-то мгновение Эммет чувствует себя победителем, как если бы ему удалось укротить дикого мустанга. Совсем как Пек в «Великой стране». Но это ощущение испаряется в тот же миг, как запыхавшийся Майкл переступает порог квартиры. Он бормочет, что «это был ад кромешный», и он очень доволен тем, что Брайан его дождался. С его появлением пропадает удушливая чувственность Теннеси Уильямса и улетучивается едва уловимый дух Юга, невесть как просочившийся в сонный Питсбург. Майкл здесь, и Брайан снова становится Брайаном, Великолепным и Недостижимым.

- Ты как раз вовремя, Майки. Ещё пара минут, и Оливия де Хэвилленд совсем слетела бы с катушек, сходя с ума по Брандо.

Брайан поднимается с дивана, подхватывает пиджак и объявляет, что они уходят НЕМЕДЛЕННО, иначе к их приходу всех приличных мужиков уже перетрахают. Майкл протестует, говорит, что ему нужно в душ, ну или хотя бы рубашку сменить. Но Брайан не намерен ждать больше ни одной минуты, поэтому он бросает пиджак на вешалку и переходит к угрозам. Во всяком случае, его «рубашку долой, Майки» звучит довольно угрожающе.

- Чего?

- Если ты собираешься так же копаться, раздеваясь, у тебя никогда не появится парень, Майкл.

Видя, что никакой реакции не последовало, а Эммет внимательно наблюдает, за развитием ситуации, Брайан берется за узел галстука Майкла. Он развязывает его неторопливо, но в то же время без лишних проволочек. Тянет за один конец, и галстук элегантно скользит по воротничку. И глазом не моргнув, Брайан метко бросает его на диван, и галстук приземляется прямо Эммету на колени.

Майкл натужно улыбается, старательно делая вид, что ничего не происходит, но дыхание его становится чаще, а Брайан так пристально смотрит ему в глаза, что он и шелохнуться не смеет. Он попался. Как олень в свете фар несущегося прямо на него автомобиля, как бабочка, наколотая на иголку. Брайан расстегивает пуговицы его рубашки, одну за другой. Он раздевает его безжалостно, словно с каким-то ожесточением. Вытаскивает полы из брюк, позволяет рубашке соскользнуть с плеч. Когда всё закончено, Майкл остаётся в футболке, которую Брайан тут же стаскивает через голову: руки поднимаются вверх, волосы ерошатся, и футболка летит на пол. Майкл находит в себе силы не отводить взгляда. Выхода нет, Брайан загнал его в угол. И, когда Майкл полностью, в буквальном смысле этого слова, у его ног, он начинает расстёгивать собственную дорогущую рубашку, пуговица за пуговицей. Клик, клик, клик… Одна за другой.

Брайан не носит под рубашкой белую хлопчатобумажную футболку. Ну разумеется.

Под рубашкой у него майка в чёрную полоску.

Эммет прикрывает глаза.

Вот этого нам только и не хватало. Марлона Брандо собственной персоной посреди гостиной. И Майкла, который явно слегка не в себе и готов вот-вот стать Оливией де Хэвилленд на грани беспрецедентного приступа похоти. Тем временем, Брайан завершает брачные игрища, надевая на Майкла свою рубашку. Эммет легонько кашляет, и этот кашель помогает Майклу собраться с мыслями и сказать: «Брайан, мне не пойдёт».

- Это Версаче. Она по определению не может сидеть плохо, - он приближает своё лицо к лицу Майкла и шепчет. – Ты выглядишь потрясающе, Майкл.

Не похоже, что это очень убедило Новотны. Он все ещё предпринимает вялые попытки протестовать.

- Дело в том, что… у тебя она с ремнём сочеталась.

Кожаным. Тоже Версачи. Брайан расстёгивает его, выдёргивает, как хлыст профессора Джонса, и, когда он уже у него в руке, проводит серебряной пряжкой по груди Майкла. Он уже собирается надеть его на Майкла, но у того ещё не все рефлексы атрофировались: «Я сам справлюсь».

Да уж, лучше не позволять рукам Брайана опускаться слишком низко.

- Уже уходите? – спрашивает Эммет с дивана. Он чувствует, что просто обязан сказать хоть что-то, чтобы спасти Майкла из паутины сексуального напряжения, в которую его заманивает Брайан, от той пищи богов, которую тот предлагает, но никогда не даст попробовать.

- Уходим, - решает Брайан, и, когда Майкл собирается запротестовать, просто зажимает ему рот рукой, замечает, что тот чудесно выглядит, и практически силком выталкивает за дверь.