Крамер против Крамера

— Разве им разрешается? — спросила Джоанна, пытаясь справиться со своей растерянностью.

После взаимных объятий и поцелуев они расстались — духовные сёстры, доверившиеся друг другу, хотя Джоанна сомневалась, получила ли она то, что ей было нужно в обмен. Любовная история? Она подумала, что такой выход её не привлекает. Он повлечёт за собой только очередную кучу сложностей. Хотя мысль, что, наняв сиделку, она получит время для такой связи, несколько развеселила её.

Тед мог бы сказать, что испытывает определённую симпатию к борьбе женщин за свои права и к женскому движению. Он прилагал усилия, стараясь «разделять её ношу», как он сам называл своё поведение: прежде, чем идти домой; он звонил Джоанне и спрашивал, что ей нужно купить. Хотя домом должна заниматься она сама. Он может помогать ей с Билли, купать его, уделять ему несколько часов по уик-эндам. Хотя и в это время она была постоянно при деле, ибо на ней лежали заботы о его одежде, его питании, здоровье, визиты к детским врачам, контроль за его развитием. Он был папой, но она была мамой. Он хотел оказывать помощь. Он чувствовал, что должен помогать. Он старался. И всё же по большому счёту Билли был только на её попечении.

Шло время, и Билли, как и каждый ребёнок в его возрасте, миновав период детской площадки с её качельками и велосипедиками, в трёхлетнем возрасте отправился в детский садик. Тед задался вопросом, как это он ухитрится вырасти и не посещая садик, который будет обходиться им в тысячу четыреста долларов в год, и разве это не чертовская прорва денег, которые придётся выложить лишь за то, что трёхлетнего ребёнка научат малевать рисунки на бумаге? Но Джоанна понимала, что если Билли будет ходить в группу, то у неё высвободятся хотя бы несколько свободных часов каждый день. Она объяснила Теду, что теперь все дети посещают садик, и что если Билли не будет ходить в него, он безнадёжно отстанет и никогда не возместит того, что будет потеряно. И Тед выписал чек на детский садик под названием «Котята».

Но и тут Джоанне легче не стало. Порой Тед одевал Билли по утрам и отводил его в садик. Но к полудню Билли уже возвращался домой; Джоанне казалось, что он даже не уходил, и ей приходилось уделять ему всё время. Любая мать признает, что таковы все трёхлетки, но ей от этого не легче, когда он требует, чтобы сандвичи с ореховым маслом были треугольные, а не квадратиками, чтобы молоко ему наливали не в «клоунский колпак», а в «слоновую чашку», когда цветную бумагу для вырезания приходится выкидывать, потому что она уже вся замаслена, когда его гамбургер рассыпается в крошки, когда он жалуется, что у Рэнди в садике жёлтый велосипед со звонком, а не с клаксоном, когда через десять минут после ухода уборщицы, получившей двадцать долларов, пол залит яблочным соком. И если даже Тед ворчит, что деньги утекают как вода, а компании на это плевать и ему придётся брать дополнительную работу на дом, в конце концов, у него есть работа, на которой он может обсуждать самые различные темы, а не только Джиффи, о, прости, Билли, я думала, что речь идёт о Скиппи, нет, чёрт побери, нельзя есть мороженое вместо завтрака, и всё же он очарователен и на него приятно смотреть — но ей от этого не легче,

— Меня нет, меня нет. Я в ванной! Ради Бога, неужели ты не можешь сам достать свою машину?

— Мамочка, не кричи на меня.

— Да перестань реветь, чёрт бы тебя побрал! — Но он захлёбывался слезами, и она брала его на руки и утешала — но никто не мог утешить её.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Получив роль Снегурочки в школьной постановке, она покрылась сыпью. Во время выборов королевы красоты на школьном выпускном балу она мучилась зудом. Когда она впервые встретилась с Филиппом, мальчиком из Гарварда, она была в сыпи. Её родители всегда были готовы придти ей на помощь, покупая ей то дорогой кашемировый свитер, то очаровательные украшения, с которыми она выглядела как юная богиня, то подкидывая ей денег на оплату квартиры, когда она только обосновалась в Нью-Йорке. Они присылали ей Чеки. В ходе своей третьей любовной связи с женатым человеком она задумалась, подобает ли ей так себя вести, и у неё снова высыпала сыпь. Она переговорила с матерью, ту обеспокоил той её голоса, и они выслали ей чек на двадцать пять долларов, чтобы она себе купила что-нибудь красивое. Как только она попадала в сложное положение, у неё сразу же начинала зудеть кожа, от чего она с трудом избавлялась с помощью присыпок и примочек.

Начав заниматься машинописью и стенографией, она стала чувствовать словно какой-то зуд под кожей. На коже стали появляться красные пятнышки, как от укусов насекомых; через несколько дней они исчезли, но она в смущении думала, что они вот-вот могут вернуться. Она терпеть не могла стрессовых ситуаций. Стол у неё всегда был в идеальном порядке, ибо она не хотела, чтобы с него падали предметы, чтобы ей приходилось ползать, разыскивая их. Она не могла позволить себе расслабляться. Если ты справлялась со своими обязанностями, роль секретарши была не так плоха. Она не представляла себя в роли женщины, делающей карьеру, мощной и целеустремлённой, с непомерным аппетитом, как у дамы, возглавлявшей копировальный отдел. Нет, больше она не хотела иметь дело с сыпью.

— Что это такое? — спросил Тед, увидев её обнажённой, когда они собирались заняться редким в последнее время — может быть, раз в неделю, сексом, — последние три года им дались нелегко. Оба они часто чувствовали себя слишком усталыми.

— Ничего особенного. Должно быть, ела слишком много фруктов.

Выяснилось, что лучшим лекарством для неё стал теннис. После нескольких часов на корте крапивница сходила на нет. Через пару недель она была целиком поглощена романом с мистером Уилсоном и мистером Данлопом. В старших классах колледжа родители предоставили ей возможность получать уроки тенниса, так же как раньше она занималась музыкой и танцами. В колледже она старалась играть достаточно регулярно, искренне удивляя партнёров, когда ей удавалось перебить мяч через сетку. В Нью-Йорке она стала играть куда реже, несколько раз в местах отдыха — и то лишь до тех пор, пока она не встретила Теда. С ним она перестала играть окончательно. Тед предпочитал гонять на велосипеде, на котором он порой приезжал на школьную баскетбольную площадку покидать мячик с соседскими ребятишками, после чего во рту у него появлялся кисловатый запах крови, и, переводя дыхание, он мог только вспоминать прекрасные дни в Бронксе. Эми как— то упомянула, что в своё время она тоже играла в теннис, после чего они купили абонемент на корты в Сен— трал-парке, и Джоанна снова стала играть. Поначалу ома выходила на корт только раз в неделю, когда малыш был в садике, потом дважды и наконец стала посещать уроки тенниса третий день в неделю. Она приходила в радостное возбуждение, если игра у неё шла, и огорчалась в случае неудачи; постоянно вспоминая ошибки при подаче и приёме, она и засыпала, вспоминая выигранные очки и потерянные геймы; она стала смотреть по телевизору матчи, её собственная игра заметно улучшилась, и она стала регулярно выигрывать у Эми, гоняя её по всей площадке. Всю весну теннис занимал её мысли.

Финансовые дела у компании шли не лучшим образом, и Теду пришлось согласиться на десятипроцентное сокращение зарплаты и ограничить свой отпуск всего одной неделью. Джоанна убеждала его, что, если ей придётся каждый день под летним солнцем водить Билли на пустую игровую площадку, у неё мозги расплавятся. Тед постарался проявить понимание, и они пришли к соглашению, что постараются найти деньги и дать Билли возможность посещать летнюю группу в садике. В августе они предприняли скромное путешествие на природу, и Джоанне пришлось отказаться на это время от уроков тенниса. Тем не менее по возвращении она продолжала регулярно выходить на корт и вместе с Эми и двумя другими женщинами они составляли весёлую парную игру. Она стала загоревшей и изящной, что подчёркивалось белым теннисным одеянием; аккуратно уложенные на голове волосы она поддерживала яркой повязкой, на ней были высокие носки с кисточками и она таскала с собой ракетку в адидасовской сумке. Сама того не подозревая, она обрела победный вид — чем бы она ни занималась.