Отравленное яблоко (СИ)

Осторожно взяв его на руки, Лайт поднял тело со стола.

— Лайт! — тишину большой комнаты разразил запыхавшийся голос господина Ягами, который ворвался в кабинет. — С меня хватит всей этой чепухи! Что, черт возьми, ты делаешь?!

— Ты собирался оставить его здесь! — закричал в ответ Лайт. — Здесь! В таком месте!

— Лайт, он умер! — мужчина в самом деле вышел из себя. — Какое это теперь имеет значение? Завтра уже похороны.

— Не говори так…

— И что же ты собираешься делать? — прорычал господин Ягами. — Таскать за собой труп человека? Лайт, я знаю, что тебе тяжело. Я знаю, что он был твоим другом, но… шинигами убила его. Я был с ним в больнице, я все видел. Они пытались запустить его сердце семнадцать раз, но было уже поздно. Он мертв.

— С-семнадцать раз? — тихо повторил Лайт, продолжая прижимать Эла к груди.

— Достаточно, Лайт, — вздохнул мужчина. — Мы уже ничего не сможем для него сделать.

Но Лайт еще яростнее вцепился в холодное тело:

— Я не оставлю его здесь!

— Тогда что ты предлагаешь?! — повысил голос полицейский, который порядком вышел из себя. — Взять его к нам домой? Может, хочешь положить его в стеклянный гроб и оставить у себя в комнате?

Лайт вздрогнул при отсылке к Белоснежке:

— Нет!

— Ягами Лайт! — рассерженно закричал Соитиро. — Не могу поверить, что говорю это, но если ты сейчас же не положишь тело Рьюзаки обратно на стол и не покинешь комнату через эту дверь, то будешь наказан!

— Просто дай мне переложить его в другое место! — умолял Лайт. — Пожалуйста, я не могу… не могу оставить его здесь…

— Лайт, я очень зол, так что…

— Если честно, шеф… — смущенно подал голос Мацуда откуда-то из-за спины. — …Я, э-э… Я тоже думаю, что мы должны положить его в другое место.

Он тут же замолчал под свирепым взглядом начальника, но Лайт ухватился за его фразу как за соломинку:

— Видишь, папа, Мацуда согласен со мной, — Лайт был почти на полпути к выходу.

— И куда ты его отнесешь? — раздраженно спросил мужчина.

— Вверх по лестнице, — ответил Лайт, исчезая за дверью. Мацуда пошел следом.

Несмотря на то, что Эл был худым и легким, с каждым шагом Лайт чувствовал, как подкашиваются ноги по пути к их общей спальне.

Ни ванная комната, ни кровать, Эл никогда уже сознательно не воспользуется ничем из этого.

Лайт опустил Эла на кровать. Мацуда стоял в сторонке, переминаясь с ноги на ногу. Он наблюдал, как Лайт бережно подложил под его голову подушку и укрыл одеялом до груди, поправив так, будто укладывает ребенка на ночь спать.

— Эй, — вдруг позвал его Мацуда, наблюдая, как Лайт разглаживает каждую складку на простыни. — Ты когда-нибудь смотрел старые диснеевские фильмы?

Лайт напрягся и опустил голову, случайно заметив у кровати пакет с яблоками, которые он принес пару ночей назад. Прикусив губу, он вспомнил комментарий собственного отца про стеклянный гроб…

— Белоснежку? — тихо спросил Лайт, склонив голову и коснувшись холодной руки Эла подушечками пальцев.

— Нет, — Мацуда покосился на кровать. — Спящую красавицу.

— Нет, — Лайт обернулся через плечо, пугающе спокойно взглянув на Мацуду. — Я не смотрел.

***

Лайт вернулся домой вместе с отцом, проведя всю дорогу в гробовой тишине. В какой-то момент он даже пожалел, что рядом с ним нет Рюка, который своим хихиканьем и неуместными комментариями заполнял тишину, и Лайт не чувствовал себя таким… одиноким.

— Лайт, я хочу с тобой поговорить, — сказал отец, перехватив его у подножья лестницы.

— Потом, — отмахнулся парень и, поднявшись в свою комнату, громко захлопнул дверь.

Ягами Сатико вышла из кухни в коридор, поправляя фартук, и обеспокоенно спросила:

— Что происходит?

— Плохой день, — пробормотал Соитиро, снимая пальто.

— С Лайтом все в порядке? — спросила женщина, взглянув наверх.

— Если бы я знал, Сатико, — устало вздохнул ее муж.

***

Лайт был далеко не в порядке.

Сбросив куртку на пол, он рухнул на кровать лицом вниз, и хотя глаза все еще были сухими, нос щипало от подступающих слез.

Болезненный комок в горле не давал нормально сглотнуть.

Почувствовав, как что-то больно впилось в бедро, Лайт перевернулся на бок и, сунув руку в карман, вытащил оттуда серебряную ложку Эла.

Образ детектива тут же встал перед глазами и Лайт почувствовал, как неприятно свело желудок. Перевернувшись на спину и закрыв глаза, одной рукой он потирал переносицу, словно после того, как весь день проносил очки, а второй рукой сжимал чайную ложечку.

Ему было больно. Намного больнее, чем он ожидал. Одна только мысль о том, что Эл безвозвратно мертв, сжимала все внутри в тиски, принося страшную боль.

Возможно, если бы он нарушил обещание, если бы Эл не умер у него на руках, то было бы немного легче. Может, он даже позлорадствовал бы со стороны. Но сейчас ему было тошно от таких мыслей. Лайт помнил его глаза, когда он умирал. Этот взгляд будет преследовать его на протяжении всей жизни. Эл смотрел на него с отчаянием, с болью, с молчаливой мольбой, но затем черные глаза лишились всех эмоций. Лайт убил его раньше, чем остановилось умирающее сердце, потому что… свет погас.

Света больше не было.

Был только Кира.

Сейчас Лайт не мог даже думать о своих грандиозных планах, которые он строил после того, как избавится от Эла.

Он хотел убить Эла. Но он не хотел, чтобы тот умирал.

Лайт приподнялся на локтях, положил ложку на прикроватную тумбу и достал из-за пояса джинсов Тетрадь Рэм, внезапно осознав, что последней записью в этой Тетради было имя Эла.

Настоящее имя.

Лайт колебался. Что, если отец заглянет к нему в комнату? Он, конечно, может попытаться оправдаться тем, что нашел это вместе с останками Рэм, но то, что он не отдал такой опасный артефакт следственной группе, будет объяснить несколько сложнее.

Сунув Тетрадь обратно, Лайт пробрался в ванную комнату, заперев за собой дверь на замок, невольно вспомнив, как однажды скрывался в ванной от Эла, которому пришлось всю ночь просидеть в холодном коридоре. Опустившись на пол, Лайт достал Тетрадь и, осторожно открыв ее, начал медленно листать страницы, отметив, что тут было не так уж и много имен.

Он пробежал глазами по имени Кваллиша Вамми, скорее всего, Ватари, и повел пальцами по буквам, которые были написаны на английском языке, несмотря на то, что Рэм говорила по-японски.

Эл Лоулайт.

Лайт закрыл Тетрадь и, обняв, прижал к груди, задумчиво уставившись вперед.

«Вот, значит, как тебя зовут. Ты и в самом деле Эл». Лайт вспомнил, как в одну из ночей Эл разорвал их поцелуй и попросил, чтобы тот звал его «Эл». Сначала Лайт подумал, что так он тешит свое альтер-эго, но теперь он понимал, что это в самом деле много для него значило.

Горло снова стянуло стальным обручем, а к глазам подступили слезы.

Он чувствовал, словно рассыпается на части, подобно старым руинам древних цивилизаций.

Вскочив на ноги, он бросился к раковине и, повернув кран, плеснул в лицо ледяной водой. Челка прилипла к лицу, но Лайт не обращал на это внимания. Он оперся руками о края раковины и опустил голову, покосившись в сторону лежащей на полу Тетради. Он знал, что пока комната закрыта, сюда никто не зайдет, но все же…

Лайт знал, что не может провести здесь всю ночь.

Отперев дверь, он выскользнул обратно в коридор и почти сразу столкнулся с Саю, которая несла поднос с чаем. Девушка едва не потеряла равновесие, но Лайт успел вовремя ее придержать.

— Лайт? — удивленно спросила она. — Что ты делаешь?

— Могу спросить у тебя то же самое, — угрюмо ответил парень.

Сестра демонстративно приподняла поднос:

— Мама сказала, чтобы я отнесла тебе чай.

— Вот оно что, — Лайт перегнал ее, открывая дверь в свою комнату, так как ее руки были заняты.

— Эй, мог бы и взять ради приличия, — возмутилась Саю, видя, как брат устало упал на кровать. — Ну и дела. Ты, кажется, чем-то расстроен. Что случилось?