Аморальное (СИ)

Рэй тоже не афишировал свои связи с Имтизаль и брал её с собой только в такие места, где не рисковал встретиться с кем-то из знакомых. Но он продолжал ходить и на разные светские мероприятия тоже и, разумеется, без неё, и Ими подозревала, что он ей изменял. Это её не удивляло. Её удивляло то, что она сама начинала придавать этому значение.

Неожиданно для себя она начинала чувствовать ревность. Впервые в жизни она начинала ревновать. Она молчала, не подавала виду, очень долго сама не признавала свои новые муки, но невыносимо страдала, когда чувствовала женские духи на одежде Рэя. Несколько раз, когда выдавалась возможность, она выслеживала его и смотрела, с болью и отчаянием, как он совращает других женщин. Он ничего не рассказывал, она ни о чём не спрашивала. Он вообще никогда не посвящал её в таинства своей жизни и профессии. Она по-прежнему очень мало знала обо всём. Она уже взломала все его компьютеры, но это ей нисколько не помогало. Ей нужно было встретиться с кем-то из тех, кто всё знал.

А потом она поняла, что Эрик и Дерек были, возможно, единственными, кто всё понимал и знал.

Она ещё не осознавала в полной мере, что с ней происходит. Но перемены оказали влияние более глубокое, чем она ожидала. И Рэй это почувствовал тоже.

– Всё ещё отдаёшься мне насильно?

Она промолчала. Он сдавил её подбородок в руке и всмотрелся в её глаза.

– Нет.

Она почти плакала. Она безумно страдала. Она не понимала сразу, но за эти три месяца, которые она жила с Рэйнольдом, он её ломал, он делал всё для того, чтобы обезопасить свою жизнь. Она продолжала работать в департаменте, мыла и убирала весь дом, готовила, стирала и вела себя так, как обычно ведут себя обычные женщины. Он заставлял её чувствовать себя обычной женщиной. Он заставлял её привыкнуть к нему, к тому, что он всегда рядом и принадлежит ей, и она сама не поняла, как это произошло, но она, всё же, прогнулась под его давлением. И как только она впервые осознала, что нуждается в чём-то большем, чем нуждалась всегда прежде, она и начала страдать.

Она вспоминала Джексона и Артура и стала думать, что бы случилось, если бы они её любили. Если бы Джексон убедил её, как все эти месяцы убеждал Рэй, что не оставит её, если бы он давил её, как давит Рэй, если бы ломал её волю и заставлял чувствовать себя несвободной. Возможно, она бы вышла за него замуж и, возможно, прониклась бы человеческим чувством. Она никогда не думала, что способна на человеческие чувства. Она никогда не думала, что безропотная покорность может завести её настолько далеко. И нужно было убить Рэйнольда, пока всё не зашло ещё слишком далеко. Она не знала, что значит испытывать ревность. Она не знала, насколько глубоко может уйти в этом чувстве. Она боялась, что начнёт ненавидеть жизнь. Нужно было убить Рэйнольда.

Она решила его отравить. Страх потерять его непонятым уже почти покинул её. Она не нашла бы покоя до тех пор, пока не убила бы Рэйнольда Эддингтона.

Она выбрала мускарин. Она решила перестраховаться и отравила всю еду, которую готовила, только накануне приняла атропин и сохранила ещё немного на случай, если доза противоядия, принятая заранее, не подействует. Только так он бы ничего не заподозрил.

Он ничего не заподозрил. Он был немного уставшим после встречи с партнёрами из Франкфурта и много ел. Он только в самом начале жутко напугал её, с сомнением всмотревшись в свою тарелку.

– Я боюсь твоей еды, буду есть это только после тебя.

Это было очень неожиданно, потому что последние три месяца он ел и ничего не боялся. Его голос звучал весело, но Имтизаль никогда не понимала, шутит он или говорит всерьёз.

– Не могу, прости, – сказала она, понимая, что единственный способ заглушить подозрения – остаться честной; – она отравлена.

Он посмеялся, но, всё же, стал есть. Ими тоже ела, и больше он не говорил ничего подозрительного. Он не обратил внимания и на то, что Имтизаль ест мало. Он казался отвлечённым. После ужина он поцеловал её и пошёл в гостиную. Ими стало немного грустно. Она была почти счастлива. Она пошла в гостиную вскоре после него. Он лежал на диване и смотрел какой-то фильм, но, увидев её в дверях, отвлёкся и поманил рукой.

– Иди ко мне.

Она послушно легла к нему на диван, он слабо обнял её талию и мягко поглаживал её живот. Ей стало очень легко и хорошо. Она была сказочно счастлива, когда он был добр к ней и когда не унижал. Было прекрасно лежать вместе с ним и чувствовать, как медленно холодеет тело, как его жизнь уходит в неё. Ей становилось плохо, но атропин боролся с мускарином и не давал мышцам погрязнуть в судорогах. Её немного тошнило, и кружилась голова. Ей было плохо. Она закрыла глаза и медленно сгибала и разгибала пальцы на груди Рэйнольда, чувствуя, как его торс медленно поднимается и опускается. И тогда она начала беспокоиться. Прошло уже достаточно времени, яд уже давно должен был подействовать, но Рэй дышал всё также ровно.

– Был очень вкусный ужин, – неожиданно произнёс он, опустил подбородок и поцеловал её волосы. Слеза потекла по её щеке. – Почему ты так напряжена, чего-то ждёшь?

Она плотнее вдавила веки друг в друга.

– Я же отравила ужин, – наконец, выдавила Ими, – жду, когда подействует.

Он засмеялся.

– Видимо, я принял противоядие.

А потом он начал задыхаться. Потом у него начались судороги. Ими встала с дивана и смотрела, как он трясётся в предсмертных конвульсиях, а потом вернулась на кухню за ножом. Она почти бежала, но, к своему удивлению, не теряла хладнокровие и была каменно спокойна, так же величественно спокойна, как при убийстве Амелии. Имтизаль встала на четвереньки перед ним и в благоговейном ужасе замахнулась, чувствуя, как величественно дрожит её тело, изведённое борьбой двух химикатов, но внезапно Рэй ударил её кулаком в горло и схватил её руку с ножом. Она бы, возможно, успела опередить этот удар, но он оказался слишком неожиданным, Ими полностью потеряла бдительность и даже не думала, что в таком состоянии Рэй мог бы дать отпор. Он сжимал её запястье, резко сел на диване и повалил её на пол. Он больше не задыхался. У него больше не было судорог. Она думала, что он её убьёт, но после того, как несколькими ударами он, всё же, выбил нож из её руки, он стал внезапно мягче и безразличнее.

– Ими-Ими, – устало выдохнул он, – ну когда же ты поймёшь, что я не дам себя убить.

Она почти скулила от отчаянья. Её тоска его забавляла, как ей казалось, но он посерьёзнел так неожиданно, что Имтизаль испугалась.

– Однажды мне всё это надоест, и я перестану тебе всё прощать.

– Где я прокололась на этот раз? – её голос звучал глухо и жалко.

– Не скажу, – он вяло улыбнулся, – терзайся этим.

Потом он подобрал нож и унёс его на кухню. Мрачная и разочарованная Имтизаль тоскливо села на диван. Рэй вернулся к ней с графином воды.

– Теперь нам обоим это не помешает.

Она послушно взяла стакан из его рук. Теперь заняться уже действительно было нечем. Теперь действительно самым главным было промыть желудок, и они оба смотрели фильм и безостановочно пили воду.

Её удивило, что на этот раз он даже не избил её. Он казался усталым. Он казался безразличным. Она испугалась, что разочаровывает его, поэтому на следующий день была особенно разговорчива, мила и ласкова, и через день, и всю неделю. Он казался снисходительным. Он не бил её, не оскорблял и не унижал, но что-то в его поведении заставляло её чувствовать себя плоской, низкой, липнущей к земле, склизкой и ничтожной. Он умел заставлять её чувствовать себя ничтожной.

Он избил её через две недели. Она стояла в гостиной, крепко сжимая в руке тёмно-серый гладкий нож, лёгкий и острый, с матовой гравировкой и бронзовыми вставками; она знала, что Рэй будет разъярён.

«Я его убью. Я его убью. Он мумия. Он станет мумией. Он ничего не решает. Он ничего контролирует. Всё контролирую я».

Но ей ничего не удалось: Рэй увернулся, и нож только слегка скользнул по его плечу и со звоном упал где-то сзади. Ими не успела бросить второй нож: Рэй уже стоял перед ней, и дальше драка очень быстро перетекла в банальное избиение. Поначалу Имтизаль пыталась сбежать: поняв, что не успеет достать второй нож, она рванула к лестнице, но Рэй догнал её на ступенях, поймав за ногу и дёрнув на себя так, что она упала, ударившись зубами о край ступени.