Аморальное (СИ)

Она была права, и уже вечером он ей сказал, чтобы она отпросилась на четверг с работы, потому что они летят в Нью-Йорк. Он повёл её не на оперу, а на балет, «Спартак», и даже почти не расспрашивал её, удалось ли ей что-то почувствовать. Ими думала, что он и так знает, что ей не удалось. Она оживилась разве что во время танца с саблями и живо представляла себе, что на сцене происходит настоящая бойня.

Он бывал с ней груб не очень часто, не больше четырёх раз за месяц. Всё остальное время он вёл себя, как нормальный человек, и обращался с ней, как с нормальным человеком. Но потом он изменился, и началось всё с того, что он исчез без предупреждения. Ими три дня сходила с ума и искала его повсюду, прежде чем он неожиданно приехал домой. Она попыталась возмутиться за такое отношение, но её бунт, как и всегда, был подавлен одним жестоким взглядом, и ей снова пришлось вести себя, как покладистой собаке.

Вскоре после этого она неистово стала скучать по лесу. Она ездила туда почти каждый день после работы и по ночам и тоскливо обрабатывала останки своих жертв. Как бы ей хотелось, чтобы Рэйнольд вступил в их ряды.

Она часто просыпалась ночью и держала подушку над его головой, в воздухе. Она не решалась задушить его. Хотела, но не могла. Она не могла убить его просто так, ей нужно было знамение. Знамение, которое так и не приходило. Приходила только невыносимая жажда крови.

– Я была не первым заказом для Эрика? – спросила она как-то Рэйнольда, встретив после деловой встречи в дверях.

– Не понял.

– Эрика больше нет. Кто же убивает твоих врагов?

Рэй ответил жёстким осуждающим взглядом. Она поникла. Он не любил вспоминать Дерека и Эрика: он так и не нашёл новых телохранителей. Ими казалось, что он и не искал. Ей всё больше казалось, что устал от жизни и не против отдать её тому, кому она нужнее.

Её удивляло, что за все эти месяцы на него не осуществлялось ни одного покушения и ни один наёмник не пробирался в дом. Она бы узнала. На всякий случай, она каждую неделю, иногда по нескольку раз, если было время, устраивала зачистку всего дома и территории, но так и не нашла ни одного жучка. Все как будто выбросили Рэя из своей жизни, как только его жизнь стала слишком проста.

Так думала Имтизаль, а потом обнаружила пятнышко крови на его пиджаке. Совсем маленькое, у изгиба воротника, которое Рэй, вероятно, даже не заметил. Она сама бы не заметила, если бы оно не расплылось, когда она случайно навела на запачканную область клубы пара.

Ими спросила его об этом. Он удивился, потребовал показать, где она увидела кровь, но ничего не объяснил. С того дня она начала вести счёт всех патронов в доме и постоянно проверяла револьвер в бардачке Audi. Рэй никогда не водил BMW самостоятельно и, с тех пор как все водители были убиты, ни разу не сел в него.

Имтизаль готовилась к очень тяжёлому решению в своей жизни. Она готовилась уйти с работы, если бы Рэй предложил ей другую. Она не раз намекала ему, что могла бы заменить Эрика и Дерека вместе взятых, но Рэй никогда не развивал тему, и ей становилось понятно, что им он доверял куда больше, чем ей. В общем-то, причины на то были весьма весомые.

– Не понимаю, почему ты не избавился от меня, – как-то сказала она. Она действительно не понимала, как он может находиться рядом с ней, зная, как сильно она мечтает о его смерти.

– Тебе и не нужно всё понимать.

Но эти его слова ей всё объяснили. Объяснили его бесстрашие и её беспомощность. Рэй никогда бы не доверился ей. Он никогда бы не раскрылся для неё и на четверть, чтобы она никогда не смогла понять в с ё. Он знал, что она не сможет убить его на половине пути, что будет идти до конца и пожирать его без остатка. Единственный способ оставаться живым – хранить остаток вечно.

Однажды она сбежала ночью из дома и ушла гулять в плохие районы. Её гнало отчаянье, её гнала тоска, её гнала неотвратимость собственного несчастья. Эта новая жизнь разводила в Имтизаль пронзительную неудовлетворённость. Ей нужно было разрядиться, ей нужно было отдохнуть и вернуть себе умиротворение и смиренность, и она быстро нашла то, что искала: пьяного бездомного, одиноко прислонившегося к стене дома под снос. У неё резко вскочил пульс от мучительного возбуждения. Она взбудоражено и страдальчески оглянулась по сторонам и одухотворённо приблизилась к бездомному. Он спал. Она ударила его в лицо, сильно, точно, чтобы выбить челюсть. Но ей не удалось; ей удалось только наполнить его рот кровью и бодрствованием, но, не давая несчастному шансов прийти в себя, она ударила его снова, и била до тех пор, пока челюсть не отвисла. Ими была в маске. Ими исполосовала всё его тело, прежде чем её отчаянье и тоска стали отступать вместе с его дыханием. Её нутро дрожало, её тело излучало безмятежность. Она всё ещё чувствовала приятное лёгкое напряжение в ладони, когда лезвие, упершись в кость, скользит и дробит её, и входит в плоть быстрее, резче, мягче, и в руку выливается горячая липкая жидкость, и нужно быстро вытащить нож и вонзить его снова, чтобы не дать крови остыть, чтобы на коже снова стало мокро и тепло, но рано или поздно приходится остановиться и стереть холодную сырость об одежду холодного и сырого тела.

Она вернулась домой и приняла душ, потом вместе с ножом вошла в спальню. Она была возбуждена. Она была готова отключиться от своих чувств и довериться животной слепой агрессии, но Рэй уже ждал её. Он больно блокировал её, выбил нож из рук и несколько раз ударил в горло так, что чуть не убил её. Она рассказала ему, как убила бездомного. Она поклялась убить и его. Она была безумна. Он ударил её снова. Он повалил её на пол и забивал ногами. Он избил её так сильно, что она потеряла сознание, впервые за всю свою жизнь.

– Слишком часто в последнее время ты стала отпрашиваться с работы, – сказал ей утром Оуэн. – Я-то потерплю, но я не один здесь работаю.

– Мне очень жаль.

Каждый раз она изводила себя, пытаясь придумать достаточно уважительную причину для своего отгула, и каждый раз в этом не было необходимости: в департаменте воспринимали её отсутствие так же невозмутимо, как после её бегства из подвала Рэя.

– Что вы, всё-таки, сказали им?

Она пыталась понять, что происходит, но Рэй менял тему или вообще не отвечал.

– Каким ты видела своё будущее, когда поступала в академию? – однажды спросил он.

– Полным маньяков и перестрелок.

– Ты была в перестрелке хоть раз?

– Три раза.

– Как?

– Первый раз ещё при патрулировании. Второй раз мы брали братьев-налётчиков, а они открыли огонь. Третий я рассказывала, тот маньяк.

– И много ли маньяков ты поймала?

– Только одного.

При всей её неэмоциональности было в её последних словах что-то грустное, что-то такое чистое, что Рэй не сдержал снисходительную улыбку.

Так прошёл ещё один месяц. Рэйнольду удалось вселить в неё смирение и подавить ропот её протеста. Она поникла и смирилась. Ей приходилось терпеть. Она пыталась напоминать себе, как она счастлива любить Рэйнольда и как она мечтала когда-то также часто видеть Артура. Она убеждала себя ценить то, что имеет. Но ей уже не было нужно этого. Ей никогда не было нужно этого. Она хотела его убить и умирала от желания. Она говорила себе, что ещё не пришло время, ведь она по-прежнему совсем не знала его, но готовность смириться с этим была сильнее, чем желание следовать плану.

Она продолжала хранить свои отношения с ним в тайне, что было не очень трудно. Её участившиеся отгулы, хоть и начали вызывать подозрения и слухи о том, что у чудовища, наконец, появилась красавица, то есть, скорее всего, другое чудовище, оказались недостаточными для того, чтобы кто-то действительно поверил в романтическую или хотя бы просто сексуальную долю жизни Имтизаль. Даже если бы они узнали, что она живёт с мужчиной, вероятнее всего, предположили бы фиктивный брак на взаимовыгодных для сторон условиях.

Работа всё сильнее усложняла жизнь. Только теперь, начав жить вместе с Рэем, Имтизаль в полной мере почувствовала, насколько он занятой человек. Он очень редко бывал дома, а когда бывал, чаще всего сидел за компьютером, говорил по телефону или подолгу читал какие-то бумаги. Свои другие развлечения, такие как спорт, кино, музыка и литература, он тоже не собирался вычёркивать из своего досуга, и так на Имтизаль оставалось совсем мало времени. Ей этого было достаточно, его нахождения дома уже было достаточно, но бывало и так, что ей неделями не удавалось побыть с ним рядом, потому что объёмы работы в участке еле отводили ей время на сон и еду. Всё чаще она мечтала о том, чтобы Рэй дал ей работу, она уже грезила тем, как бы выискивала его врагов, как бы копала компромат, как бы организовывала контрразведку и многое-многое другое, нужно было только получить доступ. Она всегда умела находить для себя выход в любых ситуациях, и уже была почти готова смириться с тем, что Рэй, быть может, никогда не дал бы ей себя убить, но можно было бы перевести его в другой ранг, всё же, никогда и никого прежде она не посвящала в свои преступные увлечения. Если бы Рэй разделил их, она была бы готова смириться с его вечной жизнью, изолироваться от семьи, от людей, от прошлого и работать на него. Но Рэй бы никогда ей этого не доверил.