Rise (СИ)

— Я рада, что ты здесь, — наконец сказала она, и мои губы растянулись в улыбке. Я надеялся, что она этого не заметит. — Тебе не тяжело? — сменила она тему.

— Нет, я ведь не чувствую… — начал я, но понял, что она не только свой вес имеет ввиду. — Я в порядке. А ты как? Согрелась?

— Да, мне уже гораздо теплее. Думаю, мне нужно возвращаться к огню, — сказала она.

Я вдруг понял что мне не хотелось, чтобы она сейчас уходила.

— У тебя же нога болит, посиди пока, — сказал я ей.

— Нужно, чтобы пришел единорог, — ответила она. — И потом, тебе все же будет легче, если я встану.

— Единорогу не обязательно твое постоянное присутствие у огня, он идет на свет, — возразил я. — Пойдешь, когда он уже объявится, — я хотел сказать “если он объявится”, но подумал, что это не слишком улучшит настроение. — Обхвати меня за шею, чтобы было удобнее.

— Мне удобно и так, — мгновенно ответила Грейнджер.

— Ладно, — не стал я настаивать. — Может быть, нам лучше поискать водоем? Там не больше шансов встретить единорогов?

— Во-первых, там больше шансов встретить и другую живность этого леса, — сказала она, — а во-вторых, на той стороне поляны есть особый кустарник, который привлекает именно единорогов. Для них он — самое прекрасное лакомство. Так что здесь у нас шансов больше. Только нам бы вести себя потише.

— Тогда будем молча ждать, — ответил я.

Наступила тишина, которая нарушалась только нашим дыханием. Тинки стоял немного впереди, сосредоточенно вглядываясь вдаль и смешно шевеля ушами. Грейнджер тоже неотрывно следила за противоположной стороной поляны, а я больше смотрел на Гермиону, чем куда-либо еще. Никогда я еще не был так близко к ней. Я наблюдал за выражением лица и пытался понять, что в ее внешности приковывало к себе взгляд и вызывал восхищение. Она не обладала кукольной совершенной красотой, но тем не менее она была очень привлекательной. Ее красота была особенной и простой одновременно. Она была естественной, обаятельной, харизматичной. Тонкие черты лица предавали ей хрупкий и женственный вид, а большие карие глаза лучились теплом, добротой и умом. Непослушные каштановые волосы только добавляли ей очарования, хоть и служили предметом шуток раньше, когда она училась в Хогвартсе. Всё, всё до последней родинки на виске делало ее уникальной, неповторимой. И именно эта уникальность притягивала.

Спустя час или полтора и я, и Грейнджер уже изрядно замерзли, и она, скорее всего неосознанно, сильнее прижалась ко мне. Я уже начал думать, что наши старания пропали даром, но спустя еще минут тридцать, мы услышали шум, и перед нами предстало прекрасное зрелище: на поляну к огню вышли два единорога. Один из них был уже взрослым, высоким и белоснежным, а второй — поменьше — серебристым. Именно второй нам и был нужен.

Гермиона нервно дернулась и, опираясь на меня, встала, стараясь не переносить весь вес на ушибленную ногу. Она посмотрела на меня и поднесла палец к губам, давая знак хранить молчание. Я застыл, стараясь даже дышать тише и реже.

Медленно и плавно двигаясь, Грейнджер подошла к огню в центре поляны, стала справа от него, чтобы быть ближе к серебристому единорогу, протянула вперед правую руку ладонью вверх, и в такой позе застыла. Прошло долгих три минуты, пока единорог все-таки подошел и ткнулся носом в ее руку. Она несмело погладила его морду и сделала еще несколько шагов навстречу. Белоснежный единорог тем временем настороженно наблюдал за ней, но когда она очень бережно погладила серебристого, взрослый потерял к ней интерес и гордо пошел по направлению к кустарнику. Грейнджер тем временем уже вплотную подошла к молодому единорогу и гладила его по спине. Тот слегка пофыркивал от удовольствия. Проведя рукой по его морде, Грейнджер дотронулась до рога, который был еще совсем маленьким и осторожно потянула за край. С легким, еле слышным хрустом кончик рога отломался и оказался у нее в руке.

Я шумно выдохнул. Похоже, я был в таком напряжении, что последнюю минуту вообще не дышал. Единороги тут же забеспокоились, услышав меня, и повернули головы в мою сторону, но не предприняли попыток убежать.

Грейнджер повернулась ко мне, и с сияющей улыбкой одними губами прошептала:

— У нас получилось!

Я ответил ей искренней улыбкой и запоздало кивнул. Мы справились с серьезной задачей и еще на шаг приблизились к исполнению задуманного, это вселяло все больше надежды на успех.

Гермиона, не спеша, подошла ко мне. Сейчас она немного прихрамывала, хотя когда она шла к единорогу, этого не было заметно.

— Ты молодец! — сказал я, улыбаясь.

— Они такие красивые, правда? Если бы ты мог тоже погладить того серебристого, ты бы почувствовал, какая невероятная энергия от него исходит, — восхищенно сказала она.

— Да, зрелище прекрасное. Ты здорово смотрелась рядом с ними, — ответил я, опустив взгляд. — Как нога? Сможешь идти?

— Конечно! Еще немного побаливает, но я справлюсь.

Тинки, все это время молчавший, подбежал ко мне и замахал руками.

— Что? — спросил я его.

— Хозяин, мисс Гермиона могла бы держаться за спинку вашего кресла, чтобы ей было легче идти, если вы не против. Мне не будет трудно левитировать, — для наглядности он замахал головой, так что даже уши трепались из стороны в сторону.

— Если она сама не против этой идеи, — я посмотрел на Грейнджер, и она улыбнулась, — то я только за.

Эльф с мольбой в глазах посмотрел на нее, и она кивнула, соглашаясь. Тинки просиял. Грейнджер встала немного позади меня, и я выразил общую мысль:

— Пора возвращаться.

Дорога назад, казалось заняла гораздо меньше времени. Мы все так же разговаривали обо всем, что нам было интересно, но не успели обсудить и десятой части, как деревья расступились и перед нашими глазами предстал слегка освещенный факелами Хогвартс. Снег усилился, так что наши головы и одежда были сильно запорошены белыми крупными снежинками.

Мы отряхивались перед самым входом, и Гермиона случайно смахнула на меня небольшую горсть снега. Я не растерялся и, слепив небольшой снежок, кинул его в нее. Она шутливо пригрозила мне кулаком и слепила свой. Вот так, смеясь, минут десять мы бросались снегом друг в друга. Грейнджер чаще всего удавалось увернуться от моих снежков, а я и не пытался. Мы дурачились и вели себя как счастливые дети. Мне было так легко и светло, что не хотелось, чтобы эта ночь вообще когда-то заканчивалась. Но, окончательно промокнув, мы решили установить перемирие и войти все-таки внутрь.

Грейнджер постучала в дверь и как-то сразу изменилась. Снова стала серьезной и сосредоточенной, будто это не она несколько минут назад забрасывала меня снегом.

Филч открыл только спустя пять минут. Смерив нас угрюмым сонным взглядом, он сказал, впуская нас в холл:

— Уже четыре часа утра, я уж думал, что вы не вернетесь до того, как все проснутся. Советую расходиться по комнатам, пока не схлопотали наказание, — пробурчал он, будто обращался к проштрафившимся студентам, забыв, что Грейнджер — профессор.

— Ох, мистер Филч, простите, что разбудили вас в такое время, — сказала она извиняющимся тоном.

— Да уж… Идите спать, а то уже и некогда будет, — сказал он, еще раз взглянув на нас с неприязнью, и поплелся в свою комнату в сопровождении Миссис Норрис, которая гордо шествовала немного впереди него.

— Тебя проводить до комнаты? — спросил я.

— Не стоит, — ответила она. — Нога уже не болит, как ты мог заметить только что на крыльце.

— Ладно, — ответил я, скрывая некоторую досаду. — Тогда… спокойной ночи.

— И тебе, — отозвалась она и опустила взгляд. — До встречи на трансфигурации, — Грейнджер неуверенно махнула рукой и, так и не посмотрев на меня, развернулась и устремилась вверх по лестнице.

Я вздохнул.

— Ну что, Тинки, иди спать, — сказал я, повернувшись к эльфу, молча ожидавшему моих указаний.

— Хозяина отлевитировать в его комнату? — спросил он.

— Левитируй, — согласился я, сейчас я уже почувствовал навалившуюся усталость, — а потом можешь отправляться к себе.