Остатки (СИ)

Мое забытье порвал звук лязга наручников об металлическую трубу, переплетенную в спинке кровати. Кисти затекли, их прорезало покалывание и холод.

Дернул руку. Бесполезно. Ладно, хоть труба длинная, и могу менять расстояние, а то совсем хреново было бы. Правда, от этого легче не становилось. Проблема-то состояла в том, что я в каком-то подвале, прибитый к кровати, и хрен знает, что еще ждет.

В теле все горит. Пить…

В горле пересохло. Хочется лезть на стены от сверлящего ощущения. Перед глазами повисла пелена, и все смазалось. Сначала казалось, что это дым в комнате.

Жарко. Что это? Та фигня, которую мне вкололи?

Я начал ворочаться, пытаясь избавиться от ужасного состояния.

Стены давили, в ушах звенело и шумело.

Ничего не помогало.

Попытки абстрагироваться провалились.

Самовнушение не помогало.

Ничего.

Все попытки призвать сознание также не увенчались успехом. Еще эта проклятая музыка…

Здесь тепло. Комната обита мягкими материалами цвета красного дерева, со вставками позолоченных деталей. Над дверью по обе стороны висели пришпиленные чуть ниже середины к косякам, золотисто-красные шторы. Два одинаковых дивана стояли недалеко от кровати. Надо мной, то есть над кроватью висел купол с полупрозрачными нежно-розовыми шторами. Они все сходились в одной точке на потолке и расходились к четырем углам кровати, привязанные к маленьким резным столбикам. Из-за штор все за пределами кровати казалось не четким.

- Проснулся? – услышал я знакомый голос главаря.

Очертания становятся все четче. Пелена сошла. Я все вижу. Но тело! Оно меня убивает. Сердце стучит, словно бешеное. Дышать все труднее. Глоток бы воздуха.

Он подошел ко мне и сел на кровать. Мое тело от этого чуть сдвинулось… шаркнулась ткань о тело, я почувствовал это слишком отчетливо и простонал.

«Стоп! Что это только что было?» – осекшись, поднялось тучей пыли сомнение.

- Да, да, – промурчал он, проведя рукой по моей щеке. Сердце забилось еще чаще.

- Что это? – с трудом выговаривая слова, спросил я, еле справляясь с дыханием.

- А, ты про то, что сейчас по твоим венам течет и так тебя раздражает? Ну, это препарат. Он действует на ту часть мозга, которая отвечает за твое возбуждение. Нехилый у тебя стояк, мальчик! – издевательски усмехнулся он, положив руку на пах. Я даже вскрикнул. В штанах та-а-ак запульсировало!

- О, боже, – тихо выдавил я, пытаясь более-менее дышать.

- Немножко переборщили с лекарством. Ай, ай, ай. Как не хорошо, – зацокал он языком, сочувственно качая головой. – Наверно, ужасно себя чувствуешь. И чего-то так хочется, не правда ли? Так сильно, что аж прям, ух! – с непонятным и каким-то диким восторгом, продолжал играть в загадки главарь.

Мне реально хреново. Хоть вой, хоть падай. Еще и этот прицепился.

Главарь рывком порвал на мне футболку, чем вызвал новый вскрик. Далеко не болезненный! Грудь рывками поднималась и опускалась через раз. Я закрыл глаза и плотно сжал зубы. Не думать, не думать, не думать. Не думать об отвратительном стояке и том, каких люлей получит мое тело лично от меня, когда я очнусь. Гадство…

Главарь провел языком от диафрагмы до соска. Ох, бедный я бедный… Горло уже слегка начало саднить от напряжения.

Чувство презрения и отвращения уже уверенно разместились в голове, и теперь грызло все, что попадалось на пути.

- Перестань, – на выдохе сказал я. Говорить нормально уже не представлялось возможным.

- Это еще только-только начало. Как там говориться? Глупо включать гордость там, где можно получить удовольствие?

- Пошел на хер, – зло прошипел я.

От этих слов он снова озверел. Отвесив мне приличную пощечину, от которой барабанные перепонки чуть не вылетели вместе с мозгами, он с рыком перевернул мня на живот, заставилв встать на колени. Из-за жуткой слабости во всем теле мне это сложно далось. Поэтому я просто повис на наручниках и еле держался на коленях. Голова безвольно опустилась.

Главарь стащил с меня штаны с такой силой, что даже порвал ремень вместе с ширинкой и пуговицей. Блять, как больно. У меня сейчас все отвалится, по ходу…

Стало по-настоящему страшно. Быть изнасилованным уж никак не прельщает. Вот только тело в наиполнейшем несогласии со мной.

Главарь без лишних стеснений и, не тратясь попросту на нежности и ласки, грубо вошел в меня, предварительно использовав смазку.

Вот это боль… Я так никогда не кричал. Вот и открылось второе дыхание! Слабости, как ни бывало.

Я попытался уйти вперед от его движений. Но он взял меня за бедра и, сдавив их руками, буквально насадил на себя. Я начал дергаться и вырываться, но это было бесполезно. Я брыкался, не обращая внимания на рвущую боль в пояснице. Вот тебе тело, и плата с обещанными люлями. И только сейчас ощутил, что просто-напросто реву. Не так конечно, как ребенок, упавший на асфальт и поранивший коленку, и не как малыш, который потерял маму и яростным ревом пытается доораться до нее. Нет. Но собственные всхлипы и содрогания груди вперемешку с ручьем слез я чувствовал более чем ясно. До скрипа в суставах я сжал эти долбанные наручники.

«Быстрее. Быстрее», – мысленно молил я всех существующих и не существующих богов и всяких фей. Да блять, плевать кого! Хотелось, чтобы все это просто быстрее кончилось.

Эта тварь сделала еще один толчок. Я снова вскрикнул. Рот лишь беззвучно открывался и раскрывался в попытках что-то сказать, о чем я сам не знал и жадно хватал воздух. Его грубые проникновения отдавались противным лязгом наручников.

- Ну как тебе? – нагнувшись, из-за чего я вскрикнул и тихо всхлипнул, спросил он у самого уха, и потом пошло очертил его форму языком.

Сдался. Я сдался. Так униженно и оскорблено я себя еще никогда не чувствовал. Меня еще никогда так не опускали. Ну, разве что Кайл. Да и то, по его словам, я в чем-то там провинился. И то было якобы наказание. Знать бы еще, что я сделал, вообще б претензий не было. А тут… Если Кайл меня чуть не поимел, то этот уже имеет. Все больше и больше шлюхой себя ощущаю. За что мне это?

Главарь элементарно вдалбливался в меня. Чертов препарат. От него все больше и больше кажется таким приятным и так хорошо. Я даже не заметил, как начал в голос стонать. Так ужасно себя чувствуешь. Тело всем естеством говорит – «да», а сознание орет, срывая голос – «нет». Я себя ненавижу, но ничего сделать не могу.

Грубые движения, неразборчивое шипение с его стороны, скрип, лязг, стоны, приглушенная музыка, отдаленные голоса, посторонние звуки где-то за стенами… все это раздражает, бесит, глушит, убивает… И больно, и страшно, и обидно. Так много всего. Все в калейдоскопе. Ничего не разобрать. Все запуталось.

«Мне страшно, мне страшно, мне… страшно…», – все тише отдавалось в голове, словно чье-то детское эхо. Голос маленького ребенка просит о помощи внутри. Он боится. Он напуган. Бедный ребенок.

Сначала кончил главарь, а спустя пару толчков, кончил и я.

Опустошение. Грусть. Одиночество. Странная тоска.

Я просто упал на кровать, повалившись на бок. Сбивчивое дыхание, небольшая боль в груди, давление в голове все еще говорили о только что произошедшем. Но, благодаря экстазу, будь он неладен, тело не так рвало от побоев.

Главарь просто встал и вышел за дверь. На секунду музыка стала ярче, громче и точнее. Я услышал голоса, смех, звоны бокалов, стаканов. Но как только дверь закрылась, снова все притихло. Я остался один в этой комнате. Тело больше не горело. Остались лишь отдаленные чувства следствия той гадости, что мне вкололи.

Сердце неприятно защемило. Наверно, звучит по-детски, но я безумно хочу домой – на базу. Как только подумаю о ней, сразу становится легче, и вместе с тем понимание того, что еще долго не попаду туда, если вообще попаду, заставляет сердце замедлять биение. Я впервые не постеснялся плакать. Не давил слезы. Не так конечно, что навзрыд и перекрикивая музыку своими воплями. А вот всхлипывания, тихие отчаянные слезы – все это было. Никто об этом не узнает. А пока я один, позволю. Всего лишь раз.