Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– Дражайший отец Амор пытается составить арома-атлас Лагоса? – промурлыкал Эйдерлинк. Амор неспешно открыл глаза, поднял их на Яспера, смиренно улыбнулся, категорически отказываясь проникаться величием фигуры в сизой форме лигейского гвардейца, глядя на него снизу вверх, но как на равного. Не спешил он и выпрямляться – сидел себе на скамейке, вытянув ноги и положив расслабленные руки на скамью. Не то что Яспер, решительно сжимавший кулаки – да, в белых перчатках. Как будто брезговал этим городом, этим миром.

– Почему милейший майор Эйдерлинк настаивает, чтобы у любого занятия была великая историческая цель? – полюбопытствовал Амор.

– Потому что без цели невозможна жизнь, – снисходительно, маскируя решительность, ответил Яспер.

– Да брось, – отмахнулся Амор, подобрал ноги, намереваясь встать – но неторопливо, просто чтобы подразнить целеустремленного майора Эйдерлинка. – Почти весь мир живет без цели.

– Немногие живут, кротчайший отец Амор. Остальные существуют.

Амор пожал плечами. Яспер резко сдернул с руки перчатку, протянул ему руку.

– И как жизнь, майор? – спросил Амор, пожимая ее. – Я же прав: жизнь, не бесцельное существование?

Яспер рывком потянул его на себя. Они должны были столкнуться – Амор рассчитывал на это, боялся этого, – но Яспер сделал шаг назад, Амор удержался на ногах и встал ровно.

– Разумеется, жизнь, отличная, полная событий и трагизма жизнь. А твоя?

– Неужели категоричный майор Эйдерлинк признает, что в моем сиром существовании содержится и великая цель? – хмыкнул Амор. – Подумать только.

Эта реплика отчего-то оскорбила Яспера. Он напрягся, вскинул голову, плотно сжал губы, словно приготовился бросаться в бой.

– Ну ладно, ладно, – примиряюще похлопал его по плечу Амор. – Спасибо на добром слове. Предупреждаю, у меня пусто в карманах. Хватит только на воду из фонтана и полбулки хлеба в бедном районе. Поэтому я настаиваю на соответствующем моему финансовому состоянию питейном заведении.

Яспер Эйдерлинк мог позволить себе ресторан класса люкс. Но он не позволял себе унижать отца Амора Дага.

========== Часть 11 ==========

Яспер Эйдерлинк не менялся, наверное, с тех пор, когда он еще в лейтенантах бегал. Амор помнил и то золотое время. Эйдерлинк уже тогда был недоступным для простых смертных офицером, категорически настаивавшим на том, чтобы к нему относились, как к будущему маршалу, а не какому-то там паршивому будущему майору. Не напрямую – он-то мог быть нахрапистым, но и в дипломатию поиграть был не дурак, но не скрывал своих планов – расчетов – намерений стать выдающимся. К приятелям, посмеивавшимся над категоричностью Эйдерлинка, он относился снисходительно. К вежливому, веселому недоумению Амора, сначала семинариста, затем отца Амора, Яспер Эйдерлинк пытался было относиться высокомерно, пытался задеть посильней, но не получалось. Отец Амор отчасти вобрал в себя типичные черты идеального священника – эту неспособность обижаться так точно. Не все черты, разумеется, в нем присутствовали, и он не состоял из них целиком: бывал упрям, мог позлословить, с пристрастным интересом относился к сплетням, любил побаловать себя чем-нибудь вкусным – сладким, был не против выпить спиртного, случалось, напивался. И при этом если бы Ясперу Эйдерлинку был задан вопрос о том, каким должен быть идеальный приходской священник, он бы не задумываясь ответил: отец Амор Даг, и не должен быть, а уже есть.

Неизменным оставалось отношение Яспера Эйдерлинка не только к себе и своему месту в истории, но и к отцу Амору: лучший друг, и даже больше, чем друг. Доверенное лицо, духовник – нет, тут не стоило горячиться, но ему, только ему Эйдерлинк позволял копаться в мотивах поступков и движениях души, задавать неудобные вопросы и вообще вести себя жестоко. Ему же жаловался; на нем же, вредная натура, тренировался в прохождении психологических тестов: начальство объяснимо относилось к психическому здоровью гвардейцев с повышенным вниманием, предъявляло к нему повышенные требования. Следило. Их регулярно прогоняли по всяким консультациям, тестам, симуляциям, придумывали новые, если вдруг решали, что старые недостаточно точно выявляют тот или иной аспект личности. Ну и пристрастно изучали, что тоже не было чем-то удивительным. Сами по себе терапевтические циклы были, по большому счету, не только проявлением заботы о гвардейцам, которых посылали в самые сложные места и на самые опасные миссии; во время этих терапевтических циклов изучалась и благонадежность гвардейцев. Ибо генсекретарю меньше всего нужны были военные, которые не были преданы если не ему лично, так делу, которое он олицетворял, будучи избранным. А Яспер Эйдерлинк думал слишком самостоятельно, чтобы считаться безусловно благонадежным. Тот же Сибе Винк, тщеславная натура, отличный вояка, был им – и ничего больше. Мог побрюзжать на начальство, но кто не брюзжит время от времени? Яспер предпочитал помалкивать. Поэтому и терапевтические сессии походили иногда на допросы. Правда, даже несгибаемому Эйдерлинку необходима была отдушина, и в этом качестве он использовал отца Амора Дага.

Амор был не против. Скорей наоборот: каждое обращение Яспера к нему, каждый откровенный монолог делал его счастливым. Амор готов был слушать его бесконечно. Нет, не так: он готов был даже слушать его, лишь бы Яспер снова обращался к нему за помощью и поддержкой. Что угодно, но еще раз. И еще. И еще…

Яспер осмотрел его с ног до головы, нахмурился, поглядел по сторонам и, помрачнев, сказал:

– Тут неподалеку есть неплохая забегаловка, как раз вода и полбулки хлеба. Район не нищий, но не богатый. – Помолчав, он приказал: – Идем.

Яспер не спешил. Даже для него, предпочитавшего не торопиться никуда, пока есть возможность, он шел слишком медленно. Одну руку держал близко к карману брюк, другую полусогнутой, сжатой в кулак. Смотрел по сторонам; иногда увлекался своими мыслями настолько, что на ответы Амора реагировал после внушительной паузы.

– Мы в опасности? Нас, в частности тебя, собираются убить или похитить и бросить в застенки спецслужб? – трагичным шепотом спросил Амор.

После паузы, которая понадобилась, чтобы осознать содержимое вопроса, Яспер остановился и выдавил:

– Хух?

Амор оглянулся.

– И где они прячутся? – печально спросил он.

– Кто?

– Враги, разумеется. Преступники. Тайные служители очень секретных служб, которые заставляют тебя вести так, хм, странно.

– Вечное благодушие отца Амора Дага. – Яспер закатил глаза. – Я помню твою исключительную уверенность в том, что все, что ни делается, – к лучшему.

– Я не смею посягать на твою монополию беспокойства и обеспечения непробиваемой охраны, – с невинным видом пожал плечами Амор.

Яспер в негодовании потряс головой и непроизвольно улыбнулся.

– Никогда не меняйся, отче, – сказал он. – Ну ладно, в чем ты прав, так это что я переношу мои настроения из последних четырех месяцев на невинную встречу с приятелем, да еще в центре города. Моя вина, отец Амор.

Ухватив его за предплечье, Яспер решительно зашагал по направлению к кабачку, в котором намеревался посидеть с Амором. Он не задавал больше вопросов, Амор старался угнаться за ним.

Кабачок был крохотным, Амор, войдя внутрь, восхищенно выдохнул.

– Не вздумай думать, что это настоящее, в смысле аутентичное! – сурово пригрозил Яспер, развернувшись к нему. – Эта фигня продается на вес на бесчисленных развалах в любом центре провинции от Туниса до Мадагаскара. И даже если тебе начнут заявлять, что она сделана с использованием настоящих технологий и материалов, добытых и обработанных по всем правилам в каком-нибудь заброшенном поселении во влажных джунглях, не верь! Эти засранцы наверняка имеют цеха, где эти поделки делаются пусть аутентичными руками, но конвейерно.

– Восхищаться изобретательностью дизайнера и элегантностью решений мне тоже не позволяется? – невозмутимо поинтересовался Амор.

Яспер был твердо намерен возразить. Амор широко улыбался, дожидаясь его реакции – по возможности вербальной.