Умолкнет навсегда

Дульсинея (Таситу). Отец, он приходит в себя.

Поскольку Мигель пришел в себя, он взглядом вопрошает Тасита.

Тасит. Я великан Каракульямбр, правитель острова Малиндрании, побежденный на поединке рыцарем из Ламанчи, еще не в должной степени оцененным. Он и велел мне явиться к вашей милости, дабы ваше величие располагало мной по собственному благоусмотрению.

Мигель (в полубессознательном состоянии). Что?

Дульсинея. Не обращайте внимания. Это любимая сказка моего отца.

Мигель (замечает Дульсинею). Hermosa hembra, прекрасная дама. Я подумал, что это продолжение моих видений.

Дульсинея. Какие могут быть видения в вашем состоянии.

Мигель. Мне привиделось, что я вижу сон. Я спал на берегу реки, и мне подумалось, что рай, как и сады Эдема, и есть то заповедное место, где можно упиваться теплотой вашей кожи.

Дожевывая, входит Санчо. За ним — Марсела.

Тасит (Мигелю) И кто же так вас разукрасил?

Санчо. Мы направлялись в иезуитский коллеж Санта Катилина, где моего молодого хозяина поджидали святые отцы. Поэтому ехали мы ночью. Внезапно скачка наша была прервана: маленькое и прожорливое, как баск, облачко одним махом проглатывает луну, и мы оказываемся в кромешной тьме. И тут, бабах! Здоровенная ветка падает, лошадь — вкривь, всадник — вкось, а бедный Санчо со своим мулом пытается хоть что-то понять, натыкаясь на деревья.

Тасит. Это случилось прошедшей ночью?

Санчо. Да.

Тасит. А дальше?

Санчо. Я, как сумел, оказал ему первую помощь под кустиком. С рассветом погрузил на мула, чтобы добраться до большой дороги. А там — телега, которая нас сюда и доставила.

Тасит. Почему именно ко мне?

Санчо. Крестьянин сказал, что вы — знатный костоправ. Ну и каковы же ваши предписания?

Тасит. Ложь на полный желудок, мэтр Санчо, вызывает газы.

Санчо. Это и есть ваши предписания?

Тасит. А рана на плече… (Смотрит на Мигеля). Вот вы, ну-ка расскажите мне, как вы наткнулись на здоровенную ветку.

Мигель. Увы, память мне изменяет.

Марсела. До нынешних времен память — наше слабое место.

Дульсинея. И вы ничего не можете припомнить?

Мигель. Только мое пробуждение. Вспоминаю о своем пробуждении.

Тасит, (обращаясь к Санчо. Марселе и Дульсинее): Оставьте нас. Так говорит вам цирюльник.

Мигель. Барышня пусть останется.

Тасит. Барышня — это моя дочь Дульсинея. В данный момент, обнаженный торс мужчины не может служить объектом ее воспитания. Я намерен сообщаться с вами наедине.

Санчо. Смотрите, не повредите ему чего…

Тасит. Это невозможно, мэтр Санчо. Вы так его отволтузили, что даже медицине не под силу ухудшить его состояние.

Марсела (Таситу). Уже сумерки. Звезда взошла.

Тасит. Сначала займемся жизнью.

Марсела зажигает лампу и уходит.

Мигель. Кто вы?

Тасит. Тасит де Ангелес. А вы?

Мигель. Мигель.

Тасит. Просто Мигель? Имя вполне христианское, но слишком короткое для дворянина.

Мигель. Де Сервантес.

Тасит. Очаровательная деревушка.

Мигель. Вы знаете Сервантес?

Тасит. Это рядом с Санабрией в горах Сьерра де Леоне. Я там бывал.

Мигель. Де Ангелес?

Тасит. Да, именно так я и сказал.

Мигель. Тоже христианское имя. Разве что чересчур уж христианское.

Тасит. Вы лежите в моей постели, молодой человек. Через минуту станете пищей для пиявок. Так что, держите язык за зубами, чтобы вам его случайно не оттяпали.

Мигель. Ради бога, не принимайте мою признательность за угрозу.

Тасит. У вас на плече рана в полтора пальца длиной и в четверть пальца шириной в ее середине.

Мигель. Рана небольшая.

Тасит. Чтобы войти, смерть не нуждается в двухстворчатых воротах. Рана имеет форму миндального ореха, края чистые и жирные. Если бы я не был склонен поверить вашему слуге, то сказал бы, что ранившая вас здоровенная ветка была выкована в Толедо и натерта топленым свиным салом.

Мигель. Топленым свиным салом?

Тасит. Вы что-то имеете против свиного сала?

Мигель. Это была ветка.

Тасит. Что касается меня, то я люблю чистые раны. Они быстрее заживают.

Мигель. Моя рана — чистая, потому что у меня кровь чистая. А с чистой кровью мне нечего бояться свиного сала.

Тасит. Чистая, говорите? Но жизнь вокруг нечистая, юный мой странник. Спросите об этом у брадобреев, у мясников, хирургов, людей плоти и крови, спросите у палача.

Дважды стучат в дверь.

Мигель (Таситу). Кто это?

Тасит. Ничего страшного. Сторож.

Мигель. В этом городе сторожа не перекликаются?

Тасит. Да это — мой друг, напоминает время.

Мигель. Время чего?

Тасит (рассматривая рану). Опасный порез. Дерево, на котором росла эта ветка, уж точно не желало вам добра.

Мигель. Раз уж вы не хотите оставить меня в покое, скажу: меня приняли за еврея. Вроде бы лошадь моя пахнет евреем.

Тасит. А на самом деле она таковым не является?

Мигель. Вам смешно? Они меня насадили на вертел, как молочного поросенка.

Тасит. Бедный малыш marranо. Нет ничего прискорбнее, чем быть принятым за еврея, когда ты полагаешь, что таковым не являешься. Впрочем, бывает и хуже: когда тебя принимают за еврея, в то время как твоя лошадь не является таковым.

Мигель. Эти твари не дали мне даже времени объясниться с ними.

Тасит. А что бы вы им сказали?

Мигель. Не знаю. Имя свое. Герб.

Тасит. Ну да, имя…

Мигель. Мой род берет начало почти с основания Кастильи.

Тасит. Моисей намного старше.

Мигель. Каждое воскресенье я прихожу к исповеди, и дважды — в предпоследний день масленицы.

Тасит. Слова…

Мигель. Я крещусь всякий раз, когда прохожу мимо распятия или мимо статуи Богоматери.

Тасит. Жесты…

Мигель. Я собираюсь обучаться у Отцов иезуитов в Севилье.

Тасит. Обличье. Известно ли вам, сколько в прошлом году было арестовано иудаистов, переодетых в ученых или священников? И даже в епископов! Крестное знамение, исповедь… Мой бедный друг, с таким же успехом вы могли бы вырезать у себя на лбу имя Божье на иврите.

Мигель. Но моя внешность…

Тасит. Ваша внешность, да. Поэтому они и накинулись на вас. На вид вы — как ветка. Но не шпага ли это на самом деле?

Во входную дверь стучат трижды.

Мигель. Снова ваш друг сторож?

Входит Дульсинея со свечой. Хочет зажечь подсвечник.

Тасит (Дульсинее). Оставь. Слишком поздно. Хватит и свечи.

Дульсинея ставит свечу и выходит.

Тасит. За последний месяц Инквизиция арестовала двести сорок английских моряков в гибралтарском порту. Официально — за то, что они пираты. Думаете, они действительно пираты?

Мигель. Некоторые из них — безусловно…

Тасит. Да что вы говорите! Двести сорок английских пиратов спокойно плавают в испанских водах?