За запертой дверью (СИ)

Ирина Дмитриевна стояла у зеркала и в отражении наблюдала свою лаборантку, поедаемую собственными демонами. И она бы подошла, села рядом, посмотрела бы ей в глаза и обязательно бы её успокоила, если бы только задалась она такой целью. Она повернулась и их глаза как-то неожиданно встретились. В ту секунду молчание показалось обеим настолько неловким, что пришлось говорить.

- Ада, успокойтесь, - строго сказала преподавательница, - я Вас не принуждала, в конце концов.

Задумавшись, она добавила:

- Ну, может, чуть-чуть, - и мысль эта её развеселила.

- Да Вы не причем, - Ада вытерла слезы с лица.

- Понятное дело, - усмехнулась Ирина Дмитриевна. Что-то мелькнуло в её глазах.

- Я просто ошиблась.

- А кто не ошибается?

- Этого могло не быть.

- Но, кажется, это было.

- Я не должна была.

- Это сомнительно. Но теперь-то, теперь-то что?

- Не знаю. Теперь я чувствую себя грязной.

- Грязной? - Ирина Дмитриевна нахмурилась и лицо её в момент ожесточилось. - Была бы Вы грязной, я не стала бы марать об Вас руки. Глупая! Разве не в этом великое счастье - позволить себе то, чего желаешь? Знаете, для этого нужно обладать внутренней свободой, какой-то особой силой: не каждый способен вот так взять и сделать то, что хочет. Большинство только и может, что закрыть глаза и под звездами, в ночи, в одиночестве, в тени дерзнуть и представить что-то такое, что при свете дня навсегда останется непозволительным. Вы же не глупая девушка, правда? Должны понимать.

- Нельзя идти на поводу у желаний, - убежденно говорила Ада, устремившись в окно, - иначе можно потерять волю, а потом заодно и себя.

- Это заблуждение, - преподавательница добродушно рассмеялась, - Вы русской классики перечитали. Сотни лет людям внушали, что уподобляться желаниям - греховно, но скажите мне, разве не рождаются грехи у нас в голове? В голове и только! И всякое желание, всякая идея, что стараемся мы в себе подавить, оседает в сердце и постепенно отравляет нас, не находя выхода. Конечно, гораздо легче отречься от собственных желаний и упиваться тем, что поступаешь правильно, - она надменно усмехнулась, - но найти в себе силы посмотреть самым сокровенным, самым глубинным мыслям в лицо, принять их без страха и самоуничижения, принять самого себя - это совсем непросто.

- Подождите, - Ада развернулась к Ирине Дмитриевне, - с этим можно поспорить, можно, - запиналась она, - но я не нахожу нужных слов…

Она сидела неподвижно и смотрела на преподавательницу, её лицо сковали мысли, совсем новые мысли и чувства, которые она пока что смутно осознавала. Всё это было как-то неправильно, но ведь у темного всегда есть светлое в противовес, и Ада судорожно пыталась его найти.

- Вы говорите плохие вещи, - начала она, - я чувствую.

Ирина Дмитриевна рассмеялась.

- Плохие, хорошие - какие размытые, общие слова! Ада, есть просто вещи, которые происходят в определенном порядке, это и есть жизнь. Мы с Вами не в детской сказке, написанной каким-нибудь старым моралистом, понимаете. Не у всего есть мораль. Люди выдумали её, чтобы чувствовать себя лучше, чище. Выдумали, потому что боялись - и до сих пор боятся! - признать правду о самих себе. Я понимаю, Ада, с детства вам говорили, что есть хорошо, а что - плохо, но подумайте только, - Ирина Дмитриевна, медленно прохаживаясь, по-профессорски пронзительно смотрела на лаборантку, - какими красками заиграет жизнь, если принять в конце концов, что нет в природе ни черного, ни белого.

- Может быть, - неуверенно протянула Ада, - но некоторые вещи заставляют нас плакать, а другие - улыбаться, ведь так?

- Любые чувства - это опыт. Радостный или грустный - это ведь, милая, смотря как посмотреть. Вот Вы сидите, плачете от того, что сами себе навязали какую-то политику, а вполне могли бы всё отпустить. Жалеть о сделанном - самое бесполезное занятие в этом мире. Я бы даже сказала, что оно вредное, - Ирина Дмитриевна остановилась напротив девушки. - Да и что такого катастрофичного мы с Вами сделали?

Ада задумалась. Перед ней стоял профессор, умнейшая женщина, и говорила, кажется, умнейшие вещи. Ада не могла с ней спорить. И, наверное, больше не хотела.

- Вам проще верить тому, что кажется правильным, - усмехнулась преподавательница, - а Вы попробуйте подумать своими мозгами. Хотя бы раз в жизни.

- Вы, наверное, правы, - облегченно выдохнула девушка, - ничего не поделаешь с тем, что уже случилось.

- Ада, признайтесь, - Ирина Дмитриевна оперлась руками о спинку стула, - Вам понравилось. Вам понравилось и Вы бы сделали это снова. Будь у Вас сегодня шанс всего этого избежать, Вы бы упустили его. Вы это и сделали, Ада.

Лаборантка виновато опустила глаза.

- Ничего, ничего, - преподавательница подошла к девушке ближе и ненавязчиво коснулась её плеча, - никто Вас не осуждает и Вы не смейте. Но я говорю так, как есть: отмотайте время и окажитесь снова перед выбором - он бы остался прежним.

- Я не хочу ничего отматывать, - призналась Ада и подняла глаза на Ирину Дмитриевну. Та победно улыбнулась. В её глазах сверкнули какие-то искры.

- Действительно, - преподавательница гладила Аду по спине, как кошку, - всё самое интересное - впереди. Хотя бы потому, что пока оно остается загадкой. А то, что случилось, выветрится скоро. Вы молоды, Вам рано оборачиваться. Живите дальше и ни о чем не жалейте.

Ада почувствовала какое-то воодушевление. Нет, жалеть ей уже не хотелось. Что-то совершенно новое поднималось с глубин её души, что-то теплое, искрящееся, как бенгальский огонь. Она посмотрела на Ирину Дмитриевну и оправдала свою маленькую глупость, а заодно и все последующие.

- Я и не жалею, - улыбнулась девушка. - Вы правы. Мне действительно понравилось.

От того, что она сказала это вслух, на щеках её вспыхнул румянец.

- Я не сомневаюсь, - утвердительно заключила Ирина Дмитриевна и легко рассмеялась. Она затянула крепче пояс пальто и повязала свой черный шарф на шею. - Пойдемте выпьем кофе.

========== Глава 5. Блестели фонари. ==========

Кофе. Его Ада всегда любила. И даже тем вечером, несмотря на то, что это был даже слишком очевидный предлог. А Ирина Дмитриевна - здесь она не могла себя обманывать - была приятна, была как-то по-особенному притягательна. Она смотрела открыто и открыто говорила. Кофе. Да, на кофе Ада была точно согласна.

Она сорвалась с дивана и хотела было накинуть свое пальто, когда раздался телефонный звонок.

- Адочка, здравствуйте! Вы там ещё?

- Добрый вечер, Мария Геннадьевна, - не скрывая досады, выдохнула лаборантка.

- Ох, я уже думала, вы уехали! Устали? Вас можно попросить?

- Да, конечно, - Ада смотрела на Ирину Дмитриевну, та улыбалась в дверях.

- Мне не для себя, Адочка, но Вы помните, наверное…

Да. Да, она помнила.

И если это - то самое, то самое, о чем она помнила!…

- …что завтра Елена Владимировна выходит, ей нужны все списки вместе с часами, ну, Вы знаете…

Она говорила что-то ещё о таблицах, о группах, сводках, но были бы вы там, видели бы вы мою Аду! Как по-детски, казалось бы, глупо растянулась на её лице улыбка! Улыбка, которую зачем-то пыталась она держать, но, поверьте мне, - да и вы знаете сами не понаслышке - держать её было невозможно. Нет. Захотелось даже смеяться, как хочется по обыкновению в компании близких друзей, когда нет никаких дел на плечах. У Ады были дела. Правда, сама она перенеслась в плоскость, где им не было места, не было места ничему, кроме этой глупой детской радости и этой улыбки. Она улыбалась.

- …Успеете?

- Да, конечно, - ответила девушка слишком весело, и самой ей от этого стало немного не по себе. Ирина Дмитриевна всё ещё на неё смотрела.

- Вы идите, конечно, домой, заканчивайте там, - Мария Геннадьевна продолжала заботливо, - уже поздно, и простите, что только сейчас предупредила: мне она сама вот только что звонила из поезда - обещала Вам передать.