Путь домой (СИ)

– Где Джон? – отмер Шерлок, повторив свою недавнюю фразу. – Как он?

– Он в этой больнице. Выздоравливает потихоньку, хоть и не так быстро, как вы. Врачам пришлось с ним повозиться, но сейчас уже все в порядке.

Все ли? Насколько знал Лестрейд, доктору Уотсону прописали обязательные часы с психологом, как жертве насилия.

– В какой палате?

Лестрейд нахмурился.

– А вот это, Шерлок, я вам не скажу. Пока… я не имею права допускать вас к нему.

– Не имеете права… – эхом повторил Шерлок. – Он не хочет меня видеть?

– Я… не знаю, – четно признался Лестрейд. – Не спрашивал у него об этом, пока вы были без сознания.

Шерлок быстро развернулся к нему и хотел что-то сказать, но передумал, лишь открыл и закрыл рот, а потом снова уставился в точку на стене.

– Думаю, бесполезно вас спрашивать, где вы накачались наркотиком до состояния полусмерти.

Шерлок не ответил, даже не пошевелился. Лестрейд мысленно обругал себя за коряво построенный допрос – так всегда случается, если в дело вмешиваются личные симпатии – и поднялся на ноги. Сегодня он из Шерлока не вытянет больше ни слова.

Ночи в больнице были похожи одна на другую – темнота, писк приборов, обостряющаяся боль в заживающих ранах и синяках. Не спалось, едва стоило закрыть глаза, как ужас накатывал удушливой волной, и события недельной давности оживали снова. После возвращения из Афганистана и то было легче, войне было проще придумать объяснение, чем этому. Поначалу Джону кололи снотворное, но и тогда сны преследовали его, только сложнее было проснуться. Психолог бормотал что-то неразборчивое, стандартное для всех пациентов, переживших насилие. Джон не слушал его, все равно не поможет.

Больше всего ему хотелось спросить у кого-нибудь о пациенте по имени Шерлок Холмс, но даже это имя теперь было произнести сложно. Словно возник какой-то барьер, отделяющий Джона от любого напоминания о недавних событиях. Медсестры мило улыбались ему, старались угодить и всячески обхаживали, вызывая лишь недоумение. Они жалели его – отвратительное чувство. Но он все же улыбался им в ответ, поддерживал разговор, хоть и не так живо и искренне, как раньше. Так было даже проще, они отвлекали от тягостных мыслей.

Но по ночам все было иначе. И Джон все же старался быстрее заснуть – дать себе отдых и надеяться, что на этот раз кошмары не придут к нему. Но сейчас он только притворился спящим.

– Странный такой: высокий, худой, угрюмый, но симпатичный, – шептались медсестры за стойкой, Джону было слышно каждое слово. – Приходит каждую ночь, пристально смотрит и вообще призрака напоминает. Хотя Берт говорит, что однажды он пробрался в двести вторую и унес карту пациента.

– Неужели? – ахнули девушки. – Берт его поймал?

– Нет. Самое интересное, что этот тип сумел убежать. Карту бросил на одном из подоконников, так, чтобы Берт сразу заметил, а сам скрылся. Но знаете что… Берт-то не дурак. Выяснил потом, что псих этот здесь из-за наркотиков оказался. Наверное, теперь бродит по больнице, новый кайф ищет, нам нужно внимательнее следить за своими лекарствами.

Глупенькие медсестры приглушенно рассмеялись, стараясь не перебудить пациентов, а Джон сделал пару глубоких вздохов. Значит, Шерлок приходит к нему каждую ночь, но не решается показаться открыто. Ворует карту, чтобы узнать о его состоянии, смотрит, оценивает, читает. Не извиняется. Хотя извинение совершенно не в его духе, но не в этот раз, когда все стало слишком серьезно, когда Джон помнит каждое его прикосновение, каждый удар, каждый толчок. Его память сработала причудливым образом, и со временем воспоминания стали только ярче.

Джон пошевелился, принимая более удобное положение, чтобы не потревожить сломанные ребра и огромный кровоподтек на животе, и решил не спать этой ночью. Решил ждать, что бы эта встреча ему ни принесла – в любом случае она необходима.

И, конечно же, веки сразу отяжелели, а тишина странно убаюкивала. После непродолжительной борьбы с собой, Джон уснул. Но посреди ночи, словно почувствовав толчок, распахнул глаза и встретился взглядом со знакомыми серыми глазами.

Шерлок не ожидал, что Джон проснется. Вот уже шесть ночей подряд он осторожно выбирался из своей палаты, тенью скользил на этаж ниже и замирал в темном углу, откуда отлично было видно спящего Джона. Выведать номер его палаты не составляло труда – задать пару правильных вопросов правильным людям, и информация о «милом грустном пациенте из палаты двести два» оказалась у него в кармане.

Увидев опухшее, заплывшее от побоев лицо Джона впервые, Шерлок почувствовал настоящую физическую боль в сердце, горло мучительно сдавило, а осознание своего поступка навалилось многотонным прессом. Память так и не вернулась, и Шерлок не ожидал, что все окажется настолько серьезно, хотя его собственные травмы и должны были дать подсказку. Джон спал беспокойно, стонал и метался на кровати, морщась от боли в сломанных ребрах – кошмары, о содержании которых нетрудно догадаться. На людях он старался держаться, улыбался и мило беседовал с медсестрами, но стоило ему остаться одному, как хваленая выдержка куда-то девалась.

Однажды Шерлок пробрался в палату и, стараясь не смотреть на Джона, чтобы не растерять последние остатки самообладания, выкрал его медицинскую карту – ему нужно было знать, нужны были цифры и факты – верные помощники в оценке ситуации. Тогда все закончилось провалом: зачитавшись, Шерлок не заметил приближения медбрата и вынужден был убегать с «места преступления».

Сегодня он решил повторить свою вылазку, но замешкался у порога, уловив в беспорядочном бормотании Джона свое имя. Шерлок резко обернулся, разум отчаянно твердил ему как можно быстрее убираться из палаты, но тело не слушалось. Два шага по направлению к кровати, беглый взгляд по заживающим синякам и ранам – выглядят гораздо лучше, отеки почти спали, мышцы лица напряжены, лоб пронзила глубокая морщина – ему сейчас больно. Кончиками пальцев Шерлок коснулся прохладной кожи, взъерошивая волоски, а потом быстро отдернул руку и сделал шаг назад. Джон открыл глаза и посмотрел прямо на него.

Повисла напряженная тишина. Шерлок перебирал в голове множество вариантов разумных действий: от искреннего раскаяния до немедленного бегства, но какой из них выбрать, зависело от реакции Джона. И Шерлок сейчас наделся только на одно – что его не прогонят прочь. Лицо Джона было непроницаемо – чуть уставший, задумчивый взгляд, плотно сжатые губы… Нет отвращения, но нет и радости встречи, лишь пугающее безразличие.

– Ты отвратительно выглядишь, – наконец, сказал Джон.

Шерлок подумал, что выглядит он все равно гораздо лучше самого Джона, просто очень плохо спал в последнюю неделю и мало ел – из-за этого его решили задержать в больнице еще на несколько дней. Чего он, собственно, и добивался.

– Я… – Шерлок замялся, подбирая слова для вертевшихся на языке извинений, но в последний момент передумал и быстро заговорил: – Меня накачали наркотиками. Глупо было соваться одному на заброшенный склад, но я посчитал, что справлюсь. Кинг никогда не обладал особыми умственными способностями. Он подошел со спины, я не услышал его, и воткнул мне под лопатку один за другим два шприца. Я не отключился, но уже мало что соображал, хотел позвонить тебе, но не нашел телефона в кармане. Я смутно помню, как выбирался с окраины города, ловил такси. Парковка – это последнее, что сохранила моя память. Затем я очнулся в этой больнице, и Лестрейд рассказал мне, что случилось. И я… я решил удостовериться, что с тобой все в порядке, что мое временное помутнение не привело к чему-то непоправимому, не сделало тебя калекой. Я ведь ничего не помню, Джон.

Шерлок замолчал и перевел дыхание. Ему было важно, чтобы Джон услышал полную историю из его уст. Это разумное объяснение, это логика событий, которую нельзя игнорировать. Она лучше любых извинений должна показать, кто виноват, кто в ответе за все те ужасы, что ему пришлось пережить.