Годовщина свадьбы

Зенобия. И я догадывалась, хотя не была уверена.

Слепая. Ты, Зепка, сиди теперь тихо и помалкивай. Я с гостьей потолкую, как мать с матерью.

Мать. Я не совсем понимаю, извините меня, о чем?..

Слепая. Извиняться потом будем, а теперь потрудитесь меня выслушать.

Мать. Что это вы ко мне так свысока?

Слепая. Не свысока, кет. Просто таю я на вас в сердце обиду. За них, не за себя, хотя…

Зенобия. Мама, прошу тебя!

Проезжает автомобиль.

Слепая. Окажите милость, ответьте мне, прошу вас, от души прошу, теперь я говорю без злобы и обиды. Я не вижу вас, но могу себе представить. Почему, почему?

Зенобия. Мама, прошу тебя!

Слепая. А я ждала, я знала, что когда-нибудь вы приедете и я спрошу вас: почему?

Мать. Почему я приехала?

Слепая. Нет, не об этом, а про те годы. Ведь я этого никак в толк не возьму.

Мать. Разумеется, удобнее всего смотреть на все со своей колокольни.

Слепая. Да, моя колокольня совсем другая, и если бы вы могли хоть раз моими глазами… Хотя теперь уже ничего нет… Простите, покорнейше прошу прощения, это ваше дело, а не мое. Но я чувствовала, знала, что придет в вашей жизни такой день, когда вы станете перед зеркалом и увидите там другого человека, не такого, как раньше, другую женщину, другую мать, и что вы тогда приедете. Зеня, подай мне пальто.

Мать. Пожалуйста, останьтесь. Я постараюсь все это…

Слепая. Не надо. Уже не надо. Ведь вы приехали, этого достаточно, хорошо, что вы приехали. Спасибо вам. Зенка!

Зенобия подает пальто.

До свидания, сударыня.

Зенобия. Я провожу тебя, мама, а то уже темно.

Слепая. Не надо. Мне даже полезно знать, что темно, тогда я лучше слышу и бываю осторожнее. Еще раз благодарю. (Выходит в сопровождении Зенобии.)

Мать поправляет волосы, нервно расстегивает и застегивает воротник блузки.

Возвращается Зенобия.

Мать. Я сожалею, что опрометчиво отозвалась об этих салфетках, но я не представляла…

Зенобия. Ничего, мы ведь сами понимаем, что они не очень-то красивые, но эта работа для моей матери… Знаете, иногда мне кажется, что она больше любит Анджея, чем меня.

Мать. Не удивляюсь. За все то, что он для вас сделал… К сожалению, это, по-моему, ничего не может изменить в наших отношениях.

Зенобия. Как вам угодно… А я догадывалась… Если я сказала что- нибудь не так, как следует, прошу извинить меня.

Мать. Помилуйте, еще чего. Признаюсь даже, что представляла вас иначе. Менее… как бы это выразиться…

Зенобия. Я наверняка была другой, когда выходила замуж за Анджея. Но он был терпелив и снисходителен ко мне. А я старалась…

Мать. Это заметно. Но все равно мы совершенно разные люди.

Зенобия подбегает к окну.

Я на вас в обиде, и этого ничто не сможет исправить.

Зенобия. Может, вы чего-нибудь отведаете?

Мать. Только когда вернется Анджей.

Зенобия садится. Шум проезжающего автомобиля.

Будем обращаться друг к другу так же, как до сих пор. Надеюсь, вы меня понимаете.

Зенобия (как бы разговаривая сама с собой). Почему он задерживается?

Мать. Успокойтесь, пожалуйста. Вернется. Я не хотела бы быть с вами слишком суровой. Ну что ж, пятнадцать лет — это очень много, хотя иногда мне кажется…

Неторопливые шаги на лестнице.

Может, это он? Зажгите свечу.

Зенобия зажигает свечу и тут же гасит.

Я была здесь только один раз, шестнадцать лет назад, когда Анджей получил место после окончания института. Тогда он обещал мне, что поработает тут год-два, не более и вернется. Но получилось иначе.

Зенобия. Это не моя вина.

Мать. Скажу откровенно — даже хорошо, что мы одни. Так вот, я приехала сюда… Неужели мне почудилось?.. Нет, в той комнате кто- то есть.

Зенобия. Это ребенок. Шестилетний мальчик.

Мать. Кто-нибудь из ваших родственников?

Зенобия. Нет. Анджей взял его из больницы. Мать умерла, а отец очень плохой человек. Бил его и вообще… Он у нас уже две недели.

Проезжает автомобиль.

Кто-то должен был о нем позаботиться.

Мать. Но почему именно Анджей? Ведь это и связывает, и налагает определенные обязательства.

Зенобия. С местами в детском доме трудно, волокита, знаете ли, так вот Анджей… Ведь он занят не только больницей — в нашем городке непочатый край работы.

Мать. Я слушаю ваши речи, смотрю на вас и как-то не могу всего этого увязать. Мне трудно представить себе Анджея и врачом, и вашим мужем, и зятем вашей матушки, и моим сыном, и еще вдобавок приемным отцом.

Зенобия. Вот как? А я это великолепно представляю.

Мать. Вы были воспитаны в другой атмосфере, и ваши родители ожидали от вас чего-то совсем другого, нежели мы от Анджея. Когда я шла со станции… да, новые дома, магазины, скверы; не видно развалин, стало как будто почище, люди одеты лучше, чем шестнадцать лет назад, но что изменилось в них самих?

Зенобия. Не знаю. Я только знаю, что не каждый день у нас бывают похороны, зато крестины ежедневно.

Мать. Я ведь совсем о другом. Впрочем, оставим это. Скажу откровенно…

Голос ребенка. Тетя, я хочу есть.

Зенобия. Сейчас, Павелек, принесу тебе что-нибудь поесть. (Выходит.)

Мать, рассматривая комнату, замечает довольно толстый альбом с фотографиями и открывает его. На первой странице белой тушью выведено: «Зенобии — Анджей» и дата. На каждой странице одна-две фотографии: Зенобия с черной кошкой на фоне цветов, Анджей в белом халате среди работников больницы, какой-то шуточный снимок, свадебная фотография — та же, что на стене, только поменьше. Похороны. Маленький гробик с изображением креста и песочных часов. Мать подносит альбом к глазам, снимок теряет контрастность.

Зенобия возвращается, неся поднос с едой. Уходит в соседнюю комнату.

Мать снова рассматривает альбом: Зенобия и Анджей перед домом, Зенобия на фоне автомобиля. Анджей и Зенобия с лопатами на фоне щита, врытого в землю, на щите надпись: «Здесь будет новая школа». Затем около дюжины неприклеенных фотографий.

Возвращается Зенобия.

Мать. Присядьте, пожалуйста. (Обе садятся.) А знаете… теперь и я начинаю волноваться. Далеко ли эта деревня?

Зенобия. Двадцать километров.

Мать. А сегодня такая гололедица. (Пауза.) Так вот, я буду откровенна: мне просто хочется, чтобы Анджей отсюда уехал.

Зенобия. Уехал? Навсегда?

Мать. Да. И как можно скорее.

Зенобия. Простите, но я не понимаю.

Мать. Извините, но я должна внести ясность. Ни я, ни мой светлой памяти супруг не были довольны его выбором первого места работы. Но мы полагали, что через год, самое большее два, он возвратится в Варшаву и займется частной практикой. Скажу откровенно, разве все это для такого человека, как мой сын? Я знаю его лучше всех. Что мог дать ему такой маленький городок? На какую карьеру здесь можно надеяться? Но потом совершенно неожиданно появились вы. Не перебивайте меня. Я жду от вас лишь одного — чтобы вы не мешали, что же касается ваших возможных условий, то, какие бы они ни были, я их все принимаю заранее.