Завтрашний друг (СИ)

Неохотно откладываю книгу и плетусь по скрипучим ступенькам вниз на кухню к уставшей матери.

— Привет, мам!

Она просто кивает и кладет пять сотен долларов передо мной.

— Спрячь куда-нибудь, пока отец не увидел, — устало просит она и роняет голову на руки.

Я не отвечаю ей. Оглядываю гостиную, в которой прибавилось несколько пустых бутылок и папиных дружков. Когда это все закончится?

— Что бы ты хотела на ужин?

— Спасибо, Кейс, я перекусила в клубе. Приготовь что-нибудь себе, — бурчит она, не поднимая головы. — Как дела в школе?

Я замираю, и моя рука останавливается на пути к шкафчику с посудой.

— Что-то серьезное? — голос матери пропитан беспокойством.

Я хочу ей все рассказать. Пусть у нее не самая лучшая профессия, но она всегда была лучшей мамой.

— Я видела, как Тифани целовалась с Донованом.

— Что? — глаза мамы расширяются. — Как такое возможно? Вы же лучшие подруги.

— Были.

С тяжелым вздохом я разворачиваюсь к плите и ставлю сковородку на огонь.

— Иди ко мне, — просит мама, раскрывая руки для объятия.

Не раздумывая ни секунды, я ныряю в объятия матери. От нее пахнет мускусом и дешевым мужским одеколоном, но за всем этим прячется ее женский запах. Прямо как в детстве. Я вдыхаю аромат ее кожи, слезы медленно прокладывают дорожки по моим щекам.

— Поплачь, милая, поплачь. Станет легче.

— Я люблю тебя, мам.

— И я тебя, золотце!

Так уютно и комфортно мне не было долгое время. Нам не часто удается увидеться с мамой. Утром, когда я ухожу в школу, она еще спит, а когда прихожу, ее уже нет. Целыми днями я наблюдаю одну картину: в стельку пьяного отца и не ночующую дома мать, которая пытается заработать нам на жизнь, прыгая из постели одного мужчины к другому.

— Мам, — отстраняюсь ровно настолько, чтобы видеть ее изумрудные глаза. — Я не хочу, чтобы ты продолжала торговать своим телом.

— Кейс, — выдыхает она, отстраняясь. — Мы уже не раз говорили на эту тему. Я не брошу эту работу. Не перестану быть шлюхой, — она кривится. — Это уже приелось ко мне, и никто во мне больше ничего не видит, кроме как проститутки.

— Но ты же знаешь, что это не так. Почти никто в городе не знает, чем ты занимаешься. В школе я всем говорю, что ты у меня ездишь в другие города и преподаешь по своей специальности. Мам, ты прекрасно рисуешь, ты окончила школу искусств, но теперь даже на кисти не можешь смотреть. Это неправильно.

— Милая, ты не понимаешь… — Она качает головой.

— Нет, мам, я все понимаю. Посмотри, как мы живем, — рукой обвожу комнату, и она внимательно следит за ней. — Ты видишь? Словно мы последние отбросы общества. Почему нам приходится каждый вечер выпинывать дружков отца? Убираться за ним? Помнишь, как было раньше?

— Кейс, перестань, — просит она, а на ее глаза наворачиваются слезы.

Но меня уже не остановить. Мое терпение закончилось, чаша переполнилась и все льется через края. Ситуация с Тиф и Доном просто была спусковым крючком, а все остальное — целью.

— О, нет, мам, я устала. Устала от всего вот этого.

— Ты знаешь, что нам не хватает денег, чтобы закодировать его.

— Я ищу себе работу мам. Я собираюсь тебе помогать. И хочу, чтобы ты нашла себе нормальную работу, пусть ты будешь получать намного меньше, но ты не будешь заниматься сексом с кем попало и трястись изо дня в день от переживаний насчёт того, не подхватила ли ты какую-нибудь болезнь.

— Кейс, — шепчет она, а слезы градом стекают на потрепанную скатерть.

— Прости, мам, но так больше не может продолжаться! — Одним движением выключаю газ и кидаю сковородку в раковину.