Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– Лео, милый, мы не обсуждаем структурно-теологические взгляды новой Римской школы и не пытаемся саботировать влияние церкви в отдельно взятом жилом квартале. Мы всего лишь сплетничаем. А если тебя, как яростного защитника церкви, что-то не устраивает, ты можешь воспользоваться берушами, к примеру. Но вообще он вполне здравомыслящий человек, – сочла она нужным пояснить Берту.

– Бывает и такое, – подумав немного, признал Берт. Ленартс засмеялся.

Берт провел еще немного времени в компании этих трех замечательных, остроумных, легкомысленных и обаятельных нюхачей. Они действительно шли на самые разные уловки, чтобы выпытать еще что-нибудь, еще раз попробовать переманить его в «Астерру», убедить шпионить на того же Дага в пользу корпорации и так далее. Пытались разнюхать, и сколько Берт готов брать за небольшие услуги – вроде сообщения сведений, которые могут оказаться полезными. И так далее. Это было занятное время и занятный разговор.

Берт избавился от них часам к двум утра. Лео Мас торжественно вручил ему фунт кофе – того самого, нововыведенного. Берт триста раз поблагодарил Маса и поулыбался счастливо и широко, вцепившись в упаковку. К стоянке такси он шел, подбрасывая ее на ладони, и договаривался с собой не спешить связываться с Горреном – сначала выспаться, затем на трезвую голову проверить канал связи и только тогда звонить ему. Тот мужчина, проведший Берта к Восточному кабинету, стоял рядом с восточным входом и перебрасывался шутками с патрульным. Берт помахал ему, как старому знакомому, подошел, умиротворенно произнес:

– На самом деле просто оказалось выйти. Вы еще на смене?

Экс-гид переглянулся с патрульным. Мол, этот Франк блаженный, но не буйный.

– Практически да, – подозрительно наблюдая за Бертом, ответил он.

– Ну, удачи вам. Спокойной ночи.

И Берт пошел дальше к такси. От молчания за спиной – недоуменного, напряженного – у него повышалось настроение. Он даже начал насвистывать какую-то фигню.

В это же время майор Яспер Эйдерлинк разговаривал с чиновником из Лиги – тем самым, который в приятной компании из трех человек наблюдал за Бертом Франком. Майор Эйдерлинк и чиновник – Этьен Симайди Танья, оба около сорока лет от роду, знакомые друг с другом не менее тридцати из них, пили кофе в укромном уголке в одном из залов все в том же комплексе «Астерры». Оба же знали, что разговор наверняка записывает если не Симайди Танья, так суперкомпьютер где-то поблизости; попутно этот разговор сверяется с самыми разными маркерами, и если интеллект компьютера решит, что беседа может оказаться интересной кому-нибудь из начальства «Астерры», то запись прослушает и еще кое-кто. Эйдерлинку было плевать; Симайди Танья прикидывал возможности: подсунуть «Астерре» нечто малозначимое, чтобы отвлечь ее от куда более важных дел и событий, или пусть их, обойдутся? Можно было, разумеется, уединиться с Эйдерлинком в отдельном кабинете, активировать защиту, потрепаться всласть и об этом парне из Европы, который пытается убедить всех, что является совершенно, ни капли не важным лицом и преследует исключительно свои личные незначительные цели, и в первую очередь обогащение. Можно было бы пожаловаться и на свою тяжкую судьбу или еще что-нибудь такое, похаять начальство, тем более оба – и Яспер Эйдерлинк, и Симайди Танья знали начальство друг друга. В принципе, при определенных обстоятельствах второй мог оказаться уполномоченным отдавать приказы первому. Или – немного иначе – первый мог прийти арестовывать второго. Но конспирация, принесшая бы им обоим незначительные выгоды, вызвала бы такое подозрение у «Астерры» ли, Лиги, силовых структур страны, что за Эйдерлинком и Симайди Танья установилось бы круглосуточное наблюдение. Не то чтобы до этого за ними не следили, но больше компьютеры, которые при определенной ловкости надурить - раз плюнуть; а могут и человеческого оператора приставить, и на кой бы это было им? Да и посидеть в приятной атмосфере, вслушаться в гул голосов, насладиться живой музыкой, позволить себе еще одну чашку кофе, еще один бокал вина – почему нет, они оба наконец почти не на работе.

Эйдерлинк делился впечатлениями об этом самом Франке. «Неглуп, говорлив, но не болтлив, возможно, обладает и определенными принципами. Какими, не уловил, уж извини», – говорил он.

– Мне казалось, что ты охотно трепался с ним, – чуть отодвинув бокал, сосредоточенно глядя на него, поворачивая то в одну, то в другую сторону, любуясь вином, заметил Симайди Танья.

Эйдерлинк посмотрел на бокал, на людей за соседними столиками, глянул в окно.

– Это он охотно трепался со мной, – поправил он Симайди Танья. – Сибе – тот да, охотно и добровольно. Многословно. Ты бы его поспрашивал. А предложил бы пару бонусов от… – Эйдерлинк хмыкнул и посмотрел наверх, не особо задумываясь, как Симайди Танья расценит эту паузу, – так он бы и на интересующие, хм, этих … темы порасспрашивал. Не думаю, что у него получилось бы, но по крайней мере можно было бы сказать: ты сделал все, что мог, но этот залетный тип оказался крепким орешком.

– Мне отчего-то казалось, что Винк мертвого разговорит, если ему понадобится. – Синайде Танья внимательно посмотрел на Эйдерлинка.

– Зависит от мертвого, очевидно, – криво улыбнулся тот. – Мне этот тип не показался таким уж легко внушаемым. Скорей наоборот.

– Скорей наоборот? Он способен внушать? Что именно?

– Доверие, расположение. Он любит спрашивать и, что ценно, Этьен, с интересом выслушивает ответы на свои вопросы. А не сидит с каменной рожей и не зыркает по сторонам.

– Я слушаю, – раздраженно процедил Симайди Танья и сунул руки в карманы. Немного посидев и поглазев по сторонам, он вновь уставился на Эйдерлинка. – А насчет этой идеи, что он может и дальше поддерживать контакты со своими прежними чинами?

– Да брось. Ты же сам говорил, что он как-то очень скоро вылетел из своего сектора после относительно удачной миссии в Центральной Африке. Если бы ко мне пришел такой тип наниматься, я бы был уверен, что он там набедокурил. Очень сильно. И рыл бы землю там, чтобы знать причины и знать, можно ли доверять этому типу.

Он поморщился и махнул рукой. Симайди Танья помолчал немного.

– Бывших дипломатов не бывает, – строго сказал он.

– Ну да, и бывших врачей, и бывших военных, и бывших художников.

Эйдерлинк, посидев немного со скрещенными на груди руками, взял чашку.

– Действительно, – пробормотал Симайди Танья.

И снова пауза. Эйдерлинку, казалось, были куда более интересны люди, подходившие к бару и отходившие от него. Некоторым он кивал головой в знак приветствия, иногда – отводил взгляд, чтобы избавить себя от необходимости «замечать» кое-кого. С баристой он обменялся игривыми взглядами и поднял в шутливом тосте почти пустую чашку.

Симайди Танья медленно потягивал вино, наблюдая за тем, как неожиданно оживившийся Эйдерлинк флиртует с баристой, принесшей ему кофе. Она ушла, Симайди Танья ехидно заметил:

– Подумать только, я считал тебя взрослым и степенным мужчиной.

– Не в два часа ночи, Этьен, – отмахнулся тот. – Твое здоровье.

– Ты искренен? – насмешливо спросил Симайди Танья.

– Расценивай это в меру твоей испорченности. Или мне следует в полном соответствии с твоим мнением об окружающих тебя людях поднимать тост за твои болезни?

– Лучше за здоровье. А то знаю я твой недобрый глаз. Чего доброго и правда заболею.

– Ка-а-акой такой недобрый глаз? – обреченно протянул Эйдерлинк. – Что ты несешь, умный и образованный человек?

– Яспер, именно потому что я умный и образованный человек, я и допускаю возможность существования необъяснимого, – заухмылялся Симайди Танья. – Помнится, тот сержант возжелал наказать тебя по своему разумению, и что случилось? Он падает в овраг и ломает обе ноги. Губернатор возжелал сместить тебя, потому что счел неуправляемым, и что мы имеем на выходе? Буквально через сутки смещают его. Или директор школы, тот идиот, как его… вздумал не пустить тебя на экзамен. И через месяц помер от дизентерии.