Аморальное (СИ)

Не меньшей загадкой, чем она для него, был он сам, и Имтизаль изнывала от попыток понять его. Чем дольше она его знала, тем заметнее для неё была его неестественность в моменты застенчивости и добродушия, тем ощутимее проступали пары холода в его речи, тем больше недомолвок и странностей оттеняли его слова. Такое для Ими было непривычным: что Омара, что Джексона Ими знала лучше, чем кто-либо другой, и это дарило ей спокойствие. Невозможность же понять Артура полностью, освятить все пролежни его души и слышать подтекст любого его слова бросала Ими в агонию, заставляя всё чаще и чаще наблюдать за ним во время встреч с партнёрами, клиентами, друзьями и женщинами, во время одиночества, во время даже сна. Она всеми силами пыталась понять, что он за человек, и едва ли ей это удавалось.

Ими полностью забросила изобразительное искусство – она больше ничего не успевала. Она с трудом успевала учиться, катастрофически страдало время сна. Она еле дотянула до зимних каникул, чтобы впервые за три месяца поспать дольше трёх часов. Домой она не вернулась: сказала родителям, что на работе не дают отпуск, к тому же у неё не закончено исследование в университете. Так совпало, что той зимой вся семья распалась: Карима со студенческой компанией уехала в Канаду, Имем с девушкой – в Нью-Йорк, а Джафар и Алия – в Марокко. Ими снова повезло: никто не придал значения причинам, оставившим её в Сан Франциско.

Теперь она могла полностью посвятить себя Артуру, написала его портрет, который подарила ему на Рождество.

– Я знаю, ты мусульманка. Я атеист. Так что у нас равные права на Рождество, – сказал он с улыбкой, рассматривая свой подарок. – Это очень красиво.

– Я атеистка.

– Серьёзно? Давно?

– С рождения.

– Слишком ты скромна для атеистки.

– Раздеться?

– Мне тоже кажется, что так будет лучше.

Он был весел, но тонко намекнул Ими, что в их расположении только утро до восьми часов. Всю неделю он был занят, чем дико расстраивал Имтизаль: он редко бывал дома, поэтому камеры в его доме и машине мало чем помогали. Он позвонил ей только на выходных, но всё равно позвал не домой, а в отель, где обедал.

Поначалу всё это очень огорчало Ими, но решение проблемы она нашла в учёбе, на которую времени прежде не хватало и, вероятнее всего, не стало бы хватать и после рождественских праздников.

Так и оказалось. Постепенно в январе всё стало возвращаться в привычное русло.

Постепенно туманность его личности светлела для неё. Она видела, что он жестокий человек, твёрдый и принципиальный. Он чтит понятия морали и уважает их в людях, он честолюбив и горд, но не тщеславен. Но при этом он способен на предательство: прослушивая телефонный разговор, Ими узнала, как Артур не сообщил другу сроки сдачи проекта, обрекая его на провал и лишая себя конкуренции. Мораль в полном смысле слова для него существовала только внешне. Он был вежлив с людьми лишь из привычки, он старался всем понравиться и очаровать своей добротой, так же, как пытался очаровать и Имтизаль: это настолько вошло в его образ жизни, что Артур не ставил разницы между социальными слоями людей и был приветлив со всеми, даже с ней, с проституткой, игравшей роль жертвы БДСМ. И никак нельзя было понять, как и к кому он относится: казалось, он вёл себя одинаково со всеми. До тех пор, пока общество того или иного человека не начинало ему мешать. Он был невероятно умён, и всю степень его образованности не знала даже Имтизаль: Артур всегда держался просто и не кичился своими заслугами. Открытыми для неё оставались два вопроса: истинные мысли Артура, степень его жестокости и беспринципности, всё то внутреннее и запертое, что никогда не имело выхода, и причины увлечения Имтизаль. Артур действительно не пользовался услугами проституток, как и признался Ими в первый день, но в его обществе она видела женщин. Они не брали деньги за то, за что брала она, но выглядели куда привлекательнее, чем Ими, были старше, чем Ими, выглядели более зрело, женственно и соблазнительно. И человечно.

Единственный ответ, который она могла дать на второй вопрос – ему нравились взаимная честность и его собственная роль экспериментатора. Ведь он действительно лепил из Ими всё, что хотел, а она молчала, и плата за их отношения была самой низкой из всех возможных с женщиной – денежной и предварительно зафиксированной.

Для решения первого вопроса можно было бы использовать психотропные препараты, стирающие оковы разумного поведения, но Ими видела Артура пьяным: он лишь веселел и терял координацию в пространстве, алкоголь нисколько не пробуждал в нём тирана. Проще всего было бы самостоятельно спровоцировать его, вывести из себя, дать потерять контроль и выплеснуть всё тайное на Имтизаль. Но позволить себе такое она не могла. Оставалось ждать удобного случая, чтобы подстроить подобную встречу с кем-то другим и создать для Артура полную безнаказанность.

Близилось лето, и снова требовалась отговорка для родителей. Но везение снова всё сделало за Ими: скончался её дедушка, и Джафар с Алией снова уехали в Марокко. Ими на весь июнь осталась в городе с Артуром. Потом его перевели на месяц в Чикаго, и она поехала за ним, о чём он даже не знал, остановилась в том же отеле и каждый день имела возможность видеть своё божество.

Потом он вернулся. На следующий день вернулась она. Но он так и не позвонил, и ей пришлось снова выйти на слежку. Он не позвонил ей ни разу за весь остаток августа, не звонил и в сентябре. Она не очень расстроилась: главное, что он по-прежнему жил в Сан Франциско, в его доме исправно работали камеры, и она могла за ним следить. Позже она даже установила маяк на его автомобиль, и теперь найти Артура никогда уже не было проблемой.

Однажды Луис, один из друзей Артура, которым он дал её телефон, спросил, много ли у неё клиентов.

– Три.

– Да ладно! Только мы?

– Да.

– Нового третьего будешь искать?

– В смысле?

– Ну, вместо Артура.

Она промолчала.

– Он тебе сказал?

– Раз он проститутке сказал о своём переезде, почему бы не сказать другу.

Ими лежала у него на груди и поначалу только распахнула глаза шире.

– Если разрешишь, я дам твой номер приятелю.

– Но он не сказал город.

– Артур?

– Да.

– Лондон, конечно. Там ведь штаб-квартира.

Молчание.

– Ну так, могу дать номер?

– Нет, – и, чуть помолчав, добавила, – я и так еле успевала.

Она больше не говорила с Луисом: когда он уснул, оделась, забрала деньги с тумбочки и побежала к дому Артура. Там ещё горел свет, и она увидела его фигуру в окне: это значило, переезд пока ещё только планировался. Она лежала в траве под кустами розы, отчаянно смотря на Артура, сидевшего за столом и копавшегося в бумагах. Она пока ещё не очень осознавала произошедшее. Она только с болью понимала, что впереди снова пустота, снова болото, в которое ей жутко не хочется попадать, вязнуть и гнить, как раньше, как уже целых два раза, когда вся жизнь превращалась в оттенки чёрного и их тени. Ими уже знала, что Артур не полетит в Англию. И знала, что не удастся незаметно вывезти тело домой. Это слишком опасно, пять тысяч километров без собственной машины. И если вдруг что-то о ней бы всплыло, многодневное отсутствие алиби оказалось бы слишком некстати. И она всё с бóльшим и бóльшим отчаянием понимала, что придётся потерять это тело. Она с трудом заставила себя не идти к Артуру прямо сейчас, чтобы в мыслях Луиса не возникло цепи хронологии. Правда, и на такой случай у неё было любимое решение, и оно бы Луису не понравилось. И благоразумию Ими не понравилось, поэтому она всё же заставила себя вернуть контроль: для начала следовало узнать, когда он уезжает. Ими недвижно лежала в траве ещё два часа после того, как Артур лёг в постель, потом пробралась в дом и поразительно быстро нашла билет: датой стояло восьмое октября, а это значило, что времени оставалось меньше недели.

Она впала в отчаяние, долго сидела на побережье, смотрела на воду и пыталась примирить себя с потерей. Утешала себя тем, что теперь, зато, можно было бы полностью дать себе свободу в действиях, не заботиться о сохранности тела и довериться внутреннему голосу. Потом можно было бы наделать фотографии и хранить их в качестве памяти о нём. Она пыталась себя утешить этим и не могла. Смирение так и не приходило.