Tell me "I know" (СИ)

– Довольно.

Голос – как ушат ледяной воды за пазуху. Марево танца наконец рассеивается – и первое, что я вижу, это умотанного в хлам Лета. Чтобы справиться с игрой, он призвал себе в помощь силу Ночного, и сейчас она темным искристым облаком клубится вокруг него, выпивая остатки его воли.

– Проклятье… Андерс, нужно… – закончить я не успеваю, поскольку откуда-то сбоку выныривает Зевран, подхватывая возлюбленного. – Так, пойдем отсюда, мой Страж. Напрыгался на сегодня, хватит. Пора баиньки.

Ты все еще держишь меня, не давая пошевелиться, да я и сам не стремлюсь вырываться. Что это было? Почему я настолько его загнал?! Я же не бил в полную силу, не… Ты рывком разворачиваешь меня лицом к себе и некоторое время сверлишь внимательным взглядом. Только вот я не могу взглянуть на тебя в ответ – остатки совести не позволяют.

– И как это понимать? – твой голос тих и серьезен, – Как понимать, Гаррет? Ты осознаешь, что едва его не убил? В глаза мне смотри!

Как могу я ослушаться? Никогда не мог. Изменивший форму зрачок пульсирует в сияющем золоте, и от этого едва уловимого движения сложно отвести внимание. Твои пальцы стискивают мою челюсть, фиксируя голову:

– Ты ведь осознаешь, что пусть и без умысла, но причинил другому вред, не так ли? – я могу лишь утвердительно моргнуть. Твоя рука на моей талии наливается свинцом, – Ты согласен, что заслужил наказание?

А я думал, ты уже отказался от такой линии поведения. Хотя, с чего бы…просто поводов не было. До сего момента. Все внутри замирает – и я сам не пойму, от чего. То ли от предвкушения…то ли от опасения. С другой стороны, чего мне опасаться…

Твоим рукам Мы доверим собственное существование, Ано Асала…

– На колени и снимай рубаху.

Не отрывая взгляда от постепенно становящихся человеческими глаз, я опускаюсь на камень плит, покрытый мелкой крошкой, которая сразу впивается в тело даже сквозь плотную ткань штанов, одновременно выпутываясь из одежды. Ты делаешь несколько шагов назад и подбираешь с пола плеть, которую оставил Летис, пару раз пробно взмахнув ей в воздухе. С тихим свистом она рассекает пространство, и каждый щелчок – словно ковш кипятка, жжет, но и согревает мое сознание.

Я все чаще ловлю себя на мысли, что совершенно тебя не знаю. И что это совсем не потому, что я потерял память – отнюдь. Думаю, и до того я тебя абсолютно не знал…

– Считай вслух.

Протяжный стон воздуха сменяется жгучей болью в рассеченной спине. Ты бьешь неумело, но…все с чего-то начинали.

– Один.

Вторая линия удара приходится на поясницу, и я ощущаю, как к поясу штанов стекает по коже тонкая струйка крови – слишком глубоко резанул. Боль накатывает гулкой волной, и я на миг прикусываю губу:

– Два.

Ты скован и неловок – пусть. Лишь к шестому удару ты приноравливаешься, и теперь самый кончик хвостовища кнута проходит по коже с оттяжкой, оставляя на ней ссадину, но не рану. Хотя достаточно и тех, что ты уже нанес – каждая пульсирует жгучей болью. И это правильно. Слишком много во мне силы, слишком много знаний и власти…и слишком мало было покорности. Все должно быть в равновесии.

После пятнадцатого удара ты все же роняешь кнут и опускаешься рядом со мной. Я ловлю в ладони твои руки и подношу к губам, ощущая, как подрагивают тонкие пальцы. Ни один Хозяин не показал бы своей слабости, но у нас другие отношения. Ты – моя душа, моя вера, моя совесть. Ты имеешь право напоминать мне о том, что такое быть человеком. Даже если это означает причинять мне боль.

Ты – Наш якорь в реальности, наша опора. Только ради тебя, ради Нашей Надежды и ради Нашего Сердца Мы будем бороться за этот мир, чего бы то ни стоило.

Ты прижимаешь меня к себе, аккуратно и бережно держа за плечи, уткнувшись носом в мои волосы, и я обхватываю тебя за пояс, прижимаясь всем телом. Некоторое время мы просто молчим, цепляясь друг за друга, и думаем каждый о своем. Моя плоть заживает быстро, за полтора-два часа на ней не останется ни следа… Собственно, даже сейчас уже кажется, что вся спина онемела, но малейшее движение разрушает иллюзию – корочки на ранах лопаются, вызывая новые волны боли, и по коже вниз стекают ручейки странно-холодной крови. Я не знаю, как правильно выразить все, что чувствую…

– Спасибо.

Твои плечи крупно вздрагивают, и выдох в волосы вдвое дольше и жарче.

– Ты благодаришь за истязания… – Я благодарю за то, что не даешь мне сорваться…не даешь потерять себя самого. – Какой-то кривой это способ, любовь моя… – Не имеет значения, – твои губы соленые, словно от слез, но глаза сухи, и горящая в них искорка решимости придает мне сил. Ты сможешь. Ты всегда делаешь то, что задумал – и не мелочишься в средствах…

Скажи, ты ведь уже решил взор… Это еще что за воспоминание? Давненько Наша память не баловала Нас такими осколками…

Ты рвано вздыхаешь, снова прижимаясь щекой к моим спутанным волосам, почти неслышно шепчешь:

– Я тебя ненавидел, – я изгибаюсь, пытаясь заглянуть тебе в глаза сквозь завесу растрепанных прядей, но ты отводишь взгляд, некоторое время словно собираясь с мыслями, чтобы потом самому стиснуть мое лицо в ладонях, и выдыхаешь мне прямо в губы, – Я тебя ненавидел, солнце. Ты никогда не упускал возможности сообщить, что маги – нелюди. Что им не место среди нормальных. Что Круг – это лучшее, что можно придумать, если он работает так, как положено. Бетани всегда злилась на тебя за это, а я – просто ненавидел. Но при этом ты все равно спасал всех отступников от шавок Мередит, вытаскивал их из тех ловушек, куда они попадали.

Всего несколько дней назад я слышал то же самое или почти то же самое, произнесенное совсем другим голосом… Интересно, почему вы все меня ненавидели? Что ты, что Умо Онери…и даже Волчонок упоминал нечто подобное. Обнимаю тебя за пояс, прижимаясь плотнее, насколько могу – я хочу быть ближе к тебе – и не только физически. Или даже совсем не физически, душа моя. Ты начинаешь мелко дрожать, но быстро берешь себя в руки, продолжая:

– Для меня свобода магов всегда была утопией. Тогда я не мог понять, почему другие не видят, что мы просто хотим жить так же, как все. Я…судил прочих по себе. Для меня неприемлемо причинить боль другому живому существу, неприемлемо ломать кого-то в угоду собственным желаниям или амбициям.

Ты давишь невольный всхлип, горячо и рвано дыша мне в губы, стараясь совладать с собой, и твои пальцы, впивающиеся в мои скулы, сжимаются все сильнее. Я провожу ладонью по твоей спине, так же, как совсем недавно ты успокаивал меня, и чуть подаюсь вперед, медленно выпивая очередной твой вздох:

– У всех свои идеалы. – Я не понимал. Я не знал, что тебе, в отличие от меня, прекрасно известно, на что способны маги у власти. Не знал… – твой голос срывается, – Я вовсе не знал, что ты маг. Сейчас я просто не могу понять, КАК я мог этого не видеть – ведь твою силу вообще скрыть почти невозможно.

Ты иногда так наивен, Умо Асала. Не так уж сложно свернуть магию внутри себя, оставляя лишь малый канал для ее обновления – и почти наверняка именно так я и поступил, если не хотел, чтобы кто-то знал о моем Даре. Под моей ладонью ты неожиданно быстро успокаиваешься, и твой взгляд снова становится тверд и даже немного жесток:

– Как ты сказал…мы все повзрослели. Быть может, я – сильнее прочих.

Я улыбаюсь – уголками губ, почти незаметно – и перехватываю твои пальцы, отрывая их от своего лица, касаясь костяшек почти неощутимым поцелуем:

– Расскажи мне… о нас.

Ты смеешься, хрипло и сухо, и чуть отстраняешься от меня, скрещивая ноги и усаживаясь удобнее:

– Сказочку на ночь захотел? Ну, ладно. Жил был на свете один Серый Страж. Он сбежал из своего ордена и поселился в самом темном и вонючем месте одного из самых темных и вонючих городов мира, чтобы его братья его не нашли… – Андерс! – Что? Ты же просил сказочку – вот и слушай, – я пихаю тебя кулаком в бок, и ты, все так же посмеиваясь, снова перехватываешь меня за плечи, притягивая ближе. – Это ведь не имеет больше значения, ты знаешь? Оставь прошлое там, где ему самое место – в прошлом. Ты сейчас совсем не тот, что был прежде. Похож, но другой. У тебя другие взгляды на мир и магию, на отношения, на собственную жизнь. Пусть все идет так, как идет. Забудь и не вороши. Как спина?