Пленник (СИ)

— Когда я у него лошадь приехал покупать, он смущался и краснел, словно я его замуж зову, — пустился в воспоминания Джессо. — Тогда он преклонялся перед аристократией и нисколько не стыдился этого. Так радовался, что я к нему пришел, даже за стол пытался усадить… Черт! А теперь он, считай, мой враг номер один. И не подумал бы.

— Вообще не представляю этого вашего Каваллоне. Когда улавливаю слухи о нем, то вижу сурового мужика с развевающейся на ветру бородой, а слышу о нем от вас и не могу не представлять розовощекого сопляка с лыбой на лице.

Бьякуран расхохотался, и Мукуро не сдержал смешок — ни первое, ни второе определение к Каваллоне не подходило. Хотя кто его знает: всего две недели прошло после их последней встречи, а он уже баронет захватил, пусть и не самый защищенный.

— Сейчас откроют, — напомнил Ирие, взглянув на часы. — Стоит поторопиться, сейчас многие захотят встретиться со своими бойцами.

— Кто последний — тот мудак, — рванул Занзас без лишних распинаний.

Мукуро едва не помчался следом, но вовремя опомнился и, вежливо склонив голову, направился к выходу, чтобы сесть на лошадь и доехать до Колизея. Если к выходкам Занзаса еще более-менее привыкли, Мукуро уж точно не стоит портить себе репутацию. Тем более сейчас, когда решение по присвоению ему титула маркиза зависит не только от короля (ныне почившего), а еще и от герцогов, которые не особо были к нему лояльны.

Когда он подошел к конюшне, где его поджидал лакей с запряженной в сбрую лошадью, Занзас уже сидел на своем коне и снисходительно поглядывал на него, всем своим видом выражая свое превосходство. Вот уж кому было плевать на общественное мнение. Бьякуран помахал им рукой на прощание.

— Оставляете меня на произвол судьбы с этими людьми, — упрекнул он и приобнял Ирие за плечи: так, чтобы со стороны это казалось дружеским жестом. — Передавайте привет своим… бойцам, — усмехнулся он.

— Если хочешь убить его, то сейчас самое и то время, — хмыкнул Мукуро, кивнув Занзасу и наматывая на руку поводья.

— Не, мне нужно запастись силами перед предстоящей встречей со Скуало, — с сожалением ответил Занзас, прожигая убийственным взглядом невозмутимого Джессо.

— Охо-хо, мог бы и не говорить, извращенец, — рассмеялся Бьякуран и поспешно ретировался, пока Занзас не передумал и не набросился на него.

— Вот урод. Ничего, еще отхватит свое.

Мукуро тихо посмеялся и пришпорил лошадь. Ему не терпелось увидеться с Хибари.

***

Хибари очнулся от резкого неприятного запаха. Сразу же накатила адская боль, выворачивающая внутренности, и в тяжелой пустой голове бешено запульсировало, отдаваясь яркими вспышками в глазах.

Он же на боях!

Хибари дернулся, вскидываясь, и в плече словно что-то хрустнуло, выворачиваясь.

— Уу, как все запущено, — протянул Шамал, насильно укладывая его обратно на постель. Хибари яро сопротивлялся и махал кулаками, очевидно, ничего перед собой даже не видя. — Успокойся, парень, это я.

Кея напряженно замер, а потом заметно расслабился и обмяк, слабо моргая остекленевшими глазами. Узнав знакомый голос единственного человека, который ничего от него не хочет, он сразу почувствовал спокойствие и даже позволил себе тихо зашипеть от боли.

— Ну-ну, ты бы еще повыделывался на арене, я бы тебя уже в гроб укладывал, — хмыкнул Шамал, закрывая скляночку с нюхательной солью. — Одни беды с тобой.

— Заткнись, — прохрипел Хибари, пытаясь не шевелиться. Каждое движение причиняло жуткую боль. — Ты что здесь забыл?

— Я здесь работаю. Таких вот лоботрясов, вроде тебя, на ноги ставлю. — Шамал задрал ему , и Хибари, вздрогнув, рефлекторно перехватил его запястье. — Если ты забыл, то меня не привлекают мужчины, и лицезреть твое обнаженное тело еще та мука для моего женолюбивого сердца, — терпеливо произнес Шамал, не дергаясь и спокойно ожидая, когда он поймет, что ему ничего не грозит. — За сегодняшний вечер я на стольких мужиков насмотрелся, что кошмары будут преследовать меня до конца жизни.

Хибари медленно отпустил его и прикрыл глаза, судорожно сглатывая. Как бы он ни пытался кичиться и держать себя в руках, пережитое им за каких-то полгода сильно сказалось на его психике. Шарахается от каждого прикосновения.

— Я в порядке, — недружелюбно сказал Кея, и Шамал едва не поперхнулся от такого заявления, а потом расхохотался.

— Ну конечно, ты в порядке. Я никогда прежде не видел тебя в таком замечательном виде. Если бы жестокость была одной из моих самых отличительных черт характера, то я дал бы тебе зеркало, чтобы ты смог полюбоваться на свое лицо. Что уж говорить о более серьезных повреждениях.

Хибари оскорблено замолчал и протер глаза. Этот нехитрый жест дался ему с большим трудом.

— И почему во всем этом гадюшнике только одна единственная женщина, и та ранена только в руку, — проворчал Трайдент, промокая крохотное полотенчико в какой-то пахучей жидкости. — А ты чем думал, когда вышел против стражи?

— О… Ямамото, — ответил Кея и скрипнул зубами. — Он умер?

— Да… — Шамал отвел взгляд и тяжело вздохнул. Тот парень… что отказался от убийства и поплатился за это своей жизнью, чем-то напомнил его самого. Только вот Шамалу удалось избежать смерти. Бедный парень. — Он умер как герой.

— Неважно, как он умер. Он умер и все, — процедил Хибари. — Он просто идиот. Ему нужно было всего лишь убить своего противника.

— Иногда устаешь от постоянных убийств, — хмыкнул Трайдент, и Кея удивленно взглянул на него.

— Разве?

— Твоей кровожадности можно позавидовать.

Шамал присел на стул рядом с койкой и предупредил, что будет больно. Кее повезло: переломов не было, внутренние органы не задели, но несколько глубоких порезов, пара серьезных ушибов и легкий вывих все же вызывали определенные опасения. Особенно учитывая то, что следующий его бой будет всего через неделю, да еще и с победителем прошлых боев. Этого парня просто преследуют неприятности — он их притягивает, словно магнит.

Хибари чуть вздрагивал, когда раствор щипал кожу, и морщился при накладывании бинтов, но старательно молчал, стойко терпя боль, лишь один раз простонал сквозь зубы, пока Шамал зашивал одну из ран на его теле.

— Ты один сплошной синяк, — произнес Шамал так, словно отвешивал ему лучший из комплиментов. — Я тут подумал и понял, что ни разу не видел тебя полностью здоровым. Ты всегда такой бледный?

— Я не бледный.

— Еще какой бледный. Ужасно тебе, наверное, приходится . Кожа вся сгорает на солнце. На боях ты часто будешь на арене, твоя кожа погрубеет и облезет.

— Меня это не волнует.

— Ну и ладно, ты все равно не красавчик, чтобы заботиться о таких мелочах.

Хибари фыркнул и с облегчением повел плечами, услышав об окончании обработки ран.

— Ладно, я тороплюсь. — Шамал собрал свои приборы в и поднялся. — У меня еще, — он быстро взглянул на неаккуратно скомканные в руке бумаги, — почти сотня раненных, а ассистента всего два. Другие врачи ни на что не способны. — Он презрительно хмыкнул и поднял с пола наручи. — Извини, но я должен тебя заковать. Тебе бы лучше послушаться, а то стража здесь не такая терпеливая, и убьют тебя за милую душу, — предупредил он, когда Хибари опасно прищурился, напрягаясь. Подумав, Кея все же протянул руку и досадливо вздохнул, когда вокруг его запястья защелкнулись массивные кандалы. — Зайду завтра. Отдыхай, тебе это полезно.

Шамал ушел, ворча всю дорогу до двери, и Хибари остался в одиночестве.

Едва захлопнулась за доктором дверь, сразу же навалилась усталость, несмотря на то, что Кея провалялся без сознания несколько часов. Он улегся на постель и повернулся на бок, стараясь смягчить боль во всем теле.

Ямамото умер. Глупо, бессмысленно и так быстро. Он был надоедливым, раздражающим и отвратительно тупым болваном, но… почему-то так грустно из-за его смерти, словно он был каким-то близким человеком. Может, это потому, что они земляки?

«Я не буду убивать». Он повторял это столько раз, что буквально вбил эти слова в голову, заставил задуматься. О том, ради каких своих принципов Кея может умереть, какие вообще у него принципы? Драться ради забавы, убивать ради удовлетворения невыплеснутой агрессии, — это нельзя назвать принципами. Выполнять любой заказ, который принял? Это принцип всех наемников.