Осеннее помешательство (СИ)

Моран кинул сумку на пол, поморщившись, когда поднялась пыль, безотчетно потер ладонь, на которой белели шрамы, даже спустя столько времени вырисовывавшиеся в букву, знакомую ему до боли.

Добро пожаловать домой, Себастьян.

***

Старое здание школы давно пустовало и выглядело совершенно заброшенным. Себастьян с сожалением разглядывал выбитые окна, пустыми глазницами смотрящими на мир, стены, изрисованные яркими граффити, и вспоминал смех, стайки детей, бегающих по двору, играющих то в салки, то в футбол. Раньше здесь вовсю кипела жизнь, а теперь лишь сумрак да гнилостный запах старости и уныния царствовал в забытом Богом здании.

Даже пресловутый сарай остался на прежнем месте – как ни странно, никто не покусился на покосившуюся пристройку, не устроил в ней притон или что-то такое. Место, словно ящик Пандоры, хранило в себе слишком много воспоминаний, которые Себастьян предпочел бы забыть, сжечь, вырезать из сердца, в котором они пустили свои ядовитые корни, разрывая его на кусочки от непонятной тянущей душу тоски.

В общем-то, именно этим Моран и собрался заняться.

Психотерапевт, приставленный к нему после демобилизации (полк Себастьяна был практически полностью уничтожен, а сам он на целый год, показавшийся ему вечностью, взят в плен. Да, ему определенно нужен был психотерапевт), посоветовал материализовать весь мрак, что царил в душе, а потом – уничтожить его.

Дельный совет, - решил тогда Себастьян и направился в место, откуда все началось. Место, олицетворявшее для него саму суть и всю жуткую мерзость человеческой души.

Но Моран решил в последний раз заглянуть туда, убедиться, что привидений нет, мертвые покоятся с миром, а его жизнь не подчиняется пустому мрачному сараю, где царят исключительно духи прошлого рождества.

Он толкнул ладонью кособокую дверь, которая с трудом поддалась, дерево подгнило и набухло. Себастьян, навалившись всем телом, распахнул ее, впуская туда солнечный свет впервые за длительное время.

Там царил покой и тишина, уютным коконом обволакивающая Себастьяна.

Диван так и стоял на своем месте, подмигивая Морану своими заплатами. Запах его обивки немедленно наполнил легкие Себастьяна, словно и не было всех этих долгих лет. Словно он только минуту назад поднялся, поправляя одежду, шипя, растирая кровоточащие запястья.

Тогда Моран просто сбежал, стыдливо пряча глаза не в силах встретиться с черным взглядом околдовавшего его человека. Он действительно ушел, правда, с большим трудом – в буквальном смысле. Ноги не слушались, колени подгибались, и в глубине души хотелось только одного – лечь и умереть.

Но Себастьян оказался сильнее, чем сам о себе думал.

Он медленно сел, вытянул ноги и прикрыл глаза, оживляя воспоминания.

Как вдруг голос, который Моран не ожидал услышать так явно, так близко, с издевкой произнес:

- Хей, детка, я так и подумал, что ты соскучился по своему папочке.

***

Джим всегда знал, что Себастьян вернется.

Не то чтобы он его ждал, конечно нет. После бегства Морана, Джим уехал к отцу, затем – занял важный пост в семейном бизнесе, успел разочароваться и заскучать, основать свою криминальную империю. И – снова заскучать.

Но Джим всегда знал, что в натуре Себастьяна, этого хищника семейства кошачьих, было возвращаться на место, где ему нанесли серьезную рану. Такие раны, как правило, не затягиваются со временем, они остаются незаживающими болезненными провалами, чернеющими в душе. А Джим по праву считал себя знатоком человеческой природы и мастерства причинения боли. И он точно знал – Себастьян его не забыл.

То, что он оказался в городе именно в этот день, когда вернулся Моран – чистая случайность.

Ладно, не совсем. Он всегда пристально следил за карьерой Полковника, так, чисто из любопытства, поддерживал старые связи.

Джиму очень хотелось в последний раз посмотреть в глаза человеку, которого он, можно сказать, сделал своими руками. Посмотреть в последний раз – и забыть наваждение, что преследовало его все это время. Наваждение, у которого был вкус крови Себастьяна, запах пота Себастьяна, шершавая кожа рук Себастьяна. Чертово томление где-то глубоко в груди, настолько сильно разъедало его сердце, что Мориарти с радостью бы продал душу, только бы не чувствовать этой страшной боли. У Джима было много женщин (и мужчин), но почему-то именно его он не мог забыть. И это раздражало.

Именно поэтому сейчас он, одетый в безупречный костюм, нацепив самую издевательскую улыбку из арсенала, стоял позади Себастьяна, любуясь его раздавшимися плечами, военной выправкой, длинными стройными ногами, которые тот, не изменяя старой привычке, вытянул почти на всю длину комнаты, видимо, ощущая себя в полной безопасности.

Неужели инстинкты опять подвели тебя, Себастьян?

***

- Знаешь, когда я представлял эту встречу, а я много раз себе ее представлял, поверь мне, мои руки были у тебя на горле, или мой нож был у твоего горла, или…

- Какая-то у тебя болезненная фиксация на моем горле, - встрял Джим.

- Но я не думал, что мы сможем спокойно поговорить.

- А почему нет? Мы взрослые люди, многое изменилось.

- Но не мое отношение к тебе, - Себастьян глубоко затянулся и на секунду пропал за завесой серого дыма.

- О, это интересно. И что же это за отношение?

- Желание убить тебя и весьма жестоким способом? – предположил Себастьян.

- Неверный ответ, - губы наклонившегося к нему Джима оказались в тысячу раз лучше, чем в они сохранились в памяти Морана. Они горчили как полынь, отдавали сладостью меда, были наслаждением, которое Себастьян уже и не надеялся испытать.

Поцелуй, казалось, длился целую вечность, оживляя воспоминания о том памятном вечере, заставляя сердце биться чаще, а огонь в нем гореть ярче, сжигая прошлые ошибки, превращая в пепел боль и разочарование, воскрешая былую страсть.

- Ты неплохо научился целоваться за это время. Мне стоит ревновать? – пиджак Джима был брошен на пол, его пальцы расчерчивали мерно вздымающуюся и опадающую грудь Себастьяна, обводя каждый шрам, каждую отметину.

- Если под «ревновать» ты понимаешь «выследить и уничтожить твоих бывших» - то не стоит, - смех зародился где-то в глубине его тела.

Морану было все равно, что Джим, по-хозяйски усевшись ему на колени, принялся беззастенчиво находить и вытаскивать на свет божий все тщательно скрываемые чувства, которые, полковник уже успел похоронить. Холодные ловкие пальцы вовсю хозяйничали под растянутой футболкой, рот презрительно кривился в хищной усмешке, а острый язык постоянно облизывал соблазнительные губы.

Нужно было поговорить и все выяснить, но действия Мориарти чертовски отвлекали, заставляя замершее сердце биться чаще, с каждым последующим ударом растекаясь по телу знакомым теплом.

- Ты думаешь, мы сможем начать все заново? – прошептал Джим в покрасневшее ухо полковника.

- Нет, - Себастьян улыбнулся, чтобы смягчить свой ответ.

- Что же ты предлагаешь? Перепихнуться и разбежаться? – карие глаза внимательно изучали обманчиво спокойное лицо.

- У меня был такой вариант.

- Не подходит, полковник.

- Это еще почему?

- Две причины. Во-первых, сам знаешь, что не сможешь больше без меня. Ты обманывал сам себя, говоря, что тебе тогда не понравилось. Мы оба знаем – ты получил удовольствия не меньше.

- А во-вторых?

- А во-вторых, - повторил Джим, - я и сам не намерен больше тебя отпускать.

- И что ты предлагаешь? – Себастьян ухмыльнулся, осознавая, что, решив вернуться домой оживлять своих призраков, внезапно выиграл Джекпот.

Он внимательно смотрел на вроде бы знакомого Джима, в почти таком же костюме, как тогда, с такой же слащавой улыбкой на губах, а видел перед собой совершенно другого человека. Нет, суть осталась прежней – исключительная дикая необузданная энергия била через край, но жизнь вытравила, сгладила неровности, придала очарования и шарма.

- Ты пойдешь работать на меня. У нас не получится начать все с начала, но мы можем продолжить с того места, на котором остановились. – Джим видел, как в голове Морана проносятся воспоминания и понимал, что, вот-вот найдя правильное решение, тот поймёт наконец – оно единственное верное.