Питер Снелл. Без труб, без барабанов

Теперь, вспоминая об этом, я все же думаю, что мне это было полезно — хотя бы одна неудачная прикидка. Эта прикидка плюс небольшая работа на коротких отрезках удивительно быстро привели меня в лучшее состояние.

Поэтому я был вполне удовлетворен течением тренировки и не беспокоился, если цепь ободряющих выступлений прерывалась неудачей. Я сознавал свои возможности, и пока результаты были с ними в согласии, мне не было нужно ничего другого. Я твердо верил, что если предварительная работа проделана добросовестно, конечный результат будет ее логическим следствием.

Перед отлетом на Игры команда собралась в Окленде. На этом собрании меня выбрали капитаном. Я тотчас решил, что не буду проявлять слишком большого усердия. Я опасался, что мои капитанские обязанности могут помешать мне в тренировке и состязаниях. К счастью, организаторы команды справлялись со своим делом хорошо, и большой работы по налаживанию связи между спортсменами и руководством команды не требовалось.

В Сиднее мы сделали первую остановку, что было мне не по душе. Я стремился в радушный Токио, настроенный на несколько серьезных прикидок. Все же в Сиднее был устроен ряд состязаний на 660 ярдов между Джоном и мной. Я чувствовал себя вполне свежим, так как в предыдущую неделю тренировался сравнительно легко, и решил пробежать первые 440 ярдов за 53 секунды, а затем удержать темп до финиша. Если Джон захочет обойти меня, будет борьба, и я не прочь узнать, что из этого получится.

Мы оба прошли четверть мили за 53 секунды, как и планировали, и вплоть до финиша я оставался первым. Результат 1.19,0 был весьма приличный при данных обстоятельствах. Тони Блю, один из наших будущих противников в Токио, наблюдал этот бег и не мог скрыть своего изумления. Джон выглядел в этой прикидке весьма впечатляюще. Он отстал от меня на финише лишь на несколько десятых секунды.

Время пролетело быстро, и мы, еще не успевшие устать от полета, уже пробирались сквозь волнистые облака и серую пелену Токио, погруженного в свой никогда не рассеивающийся смог. Японцы сразу же дали понять, что для удобства гостей будет сделано все возможное. Обычно таможенная процедура продолжительна и утомительна, но на этот раз все формальности были сведены к минимуму. Японские девочки прикололи к нашим лацканам яркие ленты, и нас тотчас окружила толпа фоторепортеров и журналистов. Мы были в Токио.

Прессу больше всего интересовали наши марафонцы и Билл Бейли. Глядя на них в окружении репортеров, можно было подумать, что они настоящие звезды команды. Год назад Билл и Джефф на маленькой олимпиаде (Имеются в виду соревнования «предолимпийской недели». — Прим. ред.) в Токио выиграли свои виды, и, кроме того, в Новой Зеландии с ними тренировались несколько японских марафонцев.

Я немало подивился тому, насколько переменился город с 1961 года. Даже не будучи хорошо сведущим в строительстве, я не мог не восхищаться огромной работой, которая была проделана, чтобы превратить Токио в город Олимпиады. От аэропорта в центр города вела новая монорельсовая дорога. Эта дорога и автотрасса, почти всюду подвешенная на огромных столбах, то ныряющая к самой земле, то стремительно уходящая в подземные туннели, были изумительны.

Олимпийская деревня не вызывала удивления. Сначала казалось, что она никак не может сравниться с римской, однако чем больше мы с ней знакомились, тем больше начинали ее ценить. Римская деревня была построена из кирпича и мрамора специально для Олимпийских игр. Японская деревня представляла собой бывшие армейские казармы, но далеко не плохие. К нашему приезду они были уже хорошо обжиты.

Работа японских строителей по окончательной подготовке деревни еще не была закончена. Японцы, не стесняясь, делали последние доработки, чтобы успеть к приезду основной части спортсменов, но вокруг все было и так уже готово. Лужайки и деревья и вся атмосфера были очень похожи на новозеландские.

Нам отвели место в спокойном уголке, примерно в половине мили от главного входа, однако совсем рядом от столовой и магазинов. С двух сторон нас окружали австралийцы, а сзади были японцы.

Ровер Уоткинсон и ребята из конной команды, прибывшие раньше нас, успели занять самые лучшие комнаты. Все же оставалось еще много очень хороших. Мы с Мюрреем попытались разместить спортсменов таким образом, чтобы соседи подходили друг другу по темпераменту. Мне досталась комната в верхнем этаже, а соседние комнаты заняли марафонцы Иван Китс и Барри Мэги. Внизу поместились Макс Карр, Артур и толкатель ядра Лес Миллз.

Токийская деревня имела одно очень важное преимущество перед римской: всего в 300 ярдах от наших квартир была разбита гаревая дорожка. В столовой спортсменов объединили более разумно, чем в Риме. Мы питались вместе с австралийцами, канадцами, испанцами и португальцами. В Риме нас кормили вместе со спортсменами из ОАР и Африки, и до тех пор, пока мы не потребовали организовать дело как положено, нам приходилось есть необычную для нас пищу.

Мы приехали в деревню к вечеру и, быстро переодевшись, выбежали на улицу в безрукавках и шортах для поисков нужной разминочной трассы. Попробовав дорожку и обежав вокруг различных строений, мы двинулись к большим воротам и, возглавляемые Джеффом Джулианом, направились в местный парк с замечательным лабиринтом бетонных и глиняных дорожек.

Это был Мейджи-парк, в центре которого находится великолепный храм. Парк выглядел совершенным для тренировок.

Однако мы немедленно встретились с трудностями. У входа нас остановил полисмен и знаками разъяснил, что в этом парке можно ходить, но не бегать. Сознавая, что мы нарушаем, должно быть, какие-то религиозные обычаи, мы поступили дипломатично — пошли пешком. Когда полисмен скрылся из виду, мы снова перешли на бег.

Мы провели великолепную 10-минутную пробежку по извилистым дорожкам парка. Было ясно, что это место сыграет не последнюю роль в нашей подготовке к Играм, поскольку мы планировали по крайней мере полчаса ежедневного бега до завтрака. И, невзирая на полисмена, мы продолжали использовать парк и в дальнейшем. По мере того как прибывали новые команды, в бег по дорожкам парка включалось все большее число спортсменов. Японцы махнули на нас рукой, я думаю приняв во внимание то обстоятельство, что было проще разрешить нам бегать по парку, чем возить неизвестно куда по перегруженным транспортом улицам.

Последние прикидки

В первые дни пребывания в Японии я испытывал какое-то болезненное ощущение. На меня давило все, начиная с плохой погоды и кончая непривычной для меня обстановкой, характерной для этой перенаселенной страны.

В четвертый день после приезда я слег в постель, у меня поднялась температура, и я почувствовал слабость. На следующий день я легко побегал и решил постепенно войти в прежний тренировочный режим, однако в этот период Джон Дэвис чувствовал себя отменно, и мне приходилось напрягаться, чтобы не отставать от него.

С горечью я думал о том, что если форме, обнаруживаемой на тренировке, можно верить, то Джон наверняка обыграет меня на 1500 м. Все мне представлялось в мрачных тонах, и я, размышляя о предстоящих соревнованиях, не принимал в расчет, что на состязаниях кроме тренированности многое определяет темперамент спортсмена, что способность человека показывать чуточку лучшие результаты в борьбе у каждого различна, и, наконец, я совершенно не оценивал того факта, что я только-только выздоравливаю и что недомогания поглотили большую часть моей энергии. Словом, я переживал невеселое время.

Даже после прикидок на три четверти мили за 2.56,0 и спустя несколько дней на милю за 4.02,0 я не порадовался, чувствуя, что работаю на пределе, в то время как Джон бежит с хорошим запасом. Он выглядел исключительно хорошо подготовленным, и его уверенность в себе в этот период была беспредельна. У меня же не было никакой уверенности.

За семь дней до начала забегов на 800 м мы планировали провести прикидку и придавали ей огромное значение, рассматривая ее как физиологический и психологический стимул. На эту прикидку я вышел свежим, как на аналогичную прикидку перед Олимпиадой в Риме, так же за неделю до начала соревнований. Тогда на первом круге меня провел Барри Робинсон, и мы показали 51,5, а затем я финишировал, слегка сбавив темп на последних 200 м.