За закрытой дверью. Записки врача-венеролога

Может ли это взволновать женщину? Будет ли она бить тревогу?

У мужчины мочеполовой канал узок. При гонорее воспаленный эпителий разбухает и еще больше уменьшает просвет, поэтому даже прохождение струи мочи для него болезненно. Наконец, он видит явственно гной.

У женщин дело обстоит иначе. Выделения из влагалища, где гонококк большей частью и гнездится, имеют широкий и свободный отток, ничем не затрудняемый. Отсюда — отсутствие боли. Поэтому женщина думает лишь о чистоте. И начинает несколько чаще спринцеваться, после чего в течение нескольких дней эта неприятность устраняется.

Иногда при мочеиспускании ощущается незначительное жжение в канале. Это уже немного больше беспокоит женщину. Но, пока ей в голову придет мысль о враче, боль стихает.

Малодеятельный гонококк в условиях женских мочеполовых путей не дает бурной вспышки. Так бывает в огромном большинстве случаев. Женщина больна, но она этого не знает. Мужа, конечно, она не заражает. Он получает от нее некоторую долю своих собственных микробов, теперь для него уже безвредных.

Так протекает взаимное обсеменение гонококками, не нарушающее тишины и мира в семье.

Но вот в дело вмешивается свежая, девственная, так сказать, слизистая оболочка. Появляется герой-любовник, как говорили раньше. Если он молод, особенно если он еще не болел, то горе его мочеполовым путям. Гонококк попадает на нетронутую или новую для него почву. И на этой свежей питательной среде мало до сих пор вирулентный, еле деятельный микроб дает пышный рост.

И защитное соображение, что у героини романа есть муж, который не болеет, оказывается призрачным, провокацией, подвохом.

Теперь, выслушав всю эту длинную вставку специального характера, вы, вероятно, без труда поймете следующее.

Я назвал бы это «авиационной историей».

Героем ее был журналист, который обладал бойким пером и интересной, с оттенком женственности, внешностью. За внешность его ценили женщины несколько мужского склада, за перо — редакция.

Когда в 1923 г. над Всероссийской выставкой в Москве взвился флаг, журналист получил срочную командировку на открытие этого промышленного торжища. Утром он сел в кабинку Юнкерса на аэродроме города Краснодара. Аэроплан отмахал тысячу с лишним верст, и к пяти часам того же дня журналист уже входил под арку выставочных ворот.

Вечером, отослав депешу с впечатлениями о торжестве открытия выставки, журналист отправился с визитом на Мясницкую к Чекуновым. С женой своего приятеля Чекунова он некогда был связан интимной тайной. И ему захотелось освежить прошлое.

На следующий день, в послеобеденный час женская фигура под вуалью, как тень, проскользнула в №59 гостиницы «Эрмитаж».

Свидания происходили в один и тот же час три дня подряд.

А на четвертый день Юнкерс увозил журналиста обратно в Краснодар.

Ветер свистел в лицо, и было радостно жить.

На аэродроме Харькова была сделана обычная двадцатиминутная остановка для пополнения бензина. Воспользовавшись этим перерывом для отправления маленькой естественной надобности, журналист вдруг ощутил в процессе выполнения своего долга перед природой какую-то неловкость.

Вечером, уже будучи в родном городе, при аналогичных условиях он почувствовал резь.

Журналист был молод, но, конечно, догадался, что тут дело неладно.

На следующий день утром он позвонил к врачу-специалисту.

Диагноз ясен. Врач открывает новую страницу своей приемной книги, и начитается ежедневная запись процедур и назначений.

Проходит что-то около трех месяцев. Неприятный эпизод забыт. Журналист здоров.

В Москве происходит Всероссийский съезд советов. Журналист снова получает от редакции поручение срочного характера и вылетает в тот же день в Москву.

На Тверской журналисту кто-то машет рукой. Журналист близорук. Прищурив глаз, он подходит ближе к смуглой женщине и узнает в ней жену своего приятеля. Она радостно протягивает ему руку.

— Володя… Владимир Николаевич, вы здесь давно?

Но ее радость остается без ответа. Журналист жует губами. Интересное лицо его искажается недружелюбной гримасой.

— Здравствуйте. Три дня.

— И вы не зашли к нам? Как вам не стыдно?

— Простите, Наталья Андреевна, это даже странно, — цедит он почти бесстрастно, ванте удивление мне непонятно. Скажу прямо: вы наградили меня триппером.

Наталья Андреевна вздрагивает и бледнеет. А затем на ее щеках появляется румянец обиды и негодования.

— Что такое? Да как вы смеете? Это неправда, ложь, гнусность, — кричит она, почти рыдая.

Привлеченные выкриками обиженной женщины прохожие начинают останавливаться. Журналист берет ее под руку и уводит. Она, кипя возмущением, настаивает на немедленном визите к врачу.

Врач ищет, смотрит, делает мазок, глядит в микроскоп и находит ее совершенно здоровой.

— Доктор, — говорить Наталья Андреевна, — здесь в приемной муж. Пожалуйста, поговорите с ним. Он думает, что я больна.

И журналист, вызванный в кабинет, выслушивает точное и категорическое утверждение, что от Наталии Андреевны заразиться немыслимо, так как она вполне здорова. Журналист поражен.

— Но ведь я же в своем уме, слава Богу, — горячится он, ударяя себя по лбу. — Я полтора месяца возился с этим проклятым триппером и ниоткуда больше я не мог его заполучить.

Доктор думает с минуту.

— А скажите, — говорит он затем, — анализ гноя вы делали?

— Анализ? Анализа не делал. Доктор не нашел этого нужным. Помилуйте, все признаки были налицо. Гной прямо хлестал, мочиться было больно.

Лицо доктора становится торжествующим.

— Вот видите, молодой человек, — говорит он снисходительно, — у нас скорее всего было воспаление канала негонококкового происхождения. Бывает иногда, что вследствие различных случайностей — от резких белей, от загрязнения канала и т. д., происходит размножение различных диплококков и стафилококков, которое вызывает обильное истечение слизисто-гнойной жидкости. Однако, произведя анализ, мы, врачи, не открываем специфического возбудителя гонореи. Нужно твердо помнить…

Обескураженный журналист выслушал до конца ученую речь доктора. Он чувствовал себя очень нехорошо. Он понял незаслуженность обид и оскорблений, нанесенных им Наталье Андреевне.

К счастью, Наталья Андреевна не была злопамятна. Слезы быстро изгладились из ее памяти. И она охотно приняла доказательства глубины его раскаяния.

Опят три дня подряд тень женщины под вуалью появлялась в определенные часы у двери одного из номеров «Эрмитажа».

В день своего отъезда, рано утром журналист в кэпи и с чемоданам в руке снова занял место в Юнкерсе. Во время получасовой остановки в Харькове он вдруг сделал у себя неприятное открытие. И когда к вечеру пилот снизился на Краснодарской площадке, журналист одновременно с радостью ощущения родной земли под ногами познал горечь потрясающей истины, приведшей его в отчаяние.

На следующее утро он стучится в знакомую дверь.

Доктор осмотрел его, поставил диагноз и открыл новую страницу в приемной книге.

— Нет, позвольте доктор, — говорит журналист. — Это, по моему, не триппер, а воспалительный негонококк какой-то. Я бы хотел сделать анализ.

— Но зачем же, голубчик? — Флегматично отвечает врач. — Ведь и так картина ясна.

— Но я вас прошу, доктор. Ведь бывает же нетрипперный триппер. Мне это важно знать.

Доктор пожимает плечами. Что за чудаки эти больные! И пишет записку в лабораторию.

На другой день получился ответь:

«Гонококк Нейссера найден — внутриклеточно и внеклеточно».

Нейссер — это тот, кто открыл возбудителя триппера.

Пришлось ли Наталье Андреевне снова истерически рыдать при случайной встрече с журналистом в Москве, — не знаю. Думаю, что на этот раз ей не помог бы даже обморок.

Я предвижу одно ваше возражение. Возвращаясь к героине новогодних встреч, вы скажете: «Ведь у нее, несомненно, были любовники и до студийца. Отчего же тем благополучно сошли часы свидания? Что муж не заболевал, это понятно. Но почему не заболевали остальные акционеры любви?»