Такова хоккейная жизнь

Тарасов почти никогда не обсуждал с молодыми не хоккейные темы. С ним могли беседовать только звезды, ветераны. Мостиком между нами и Анатолием Владимировичем был Кулагин. Хоккеисты не видели в этом ничего отрицательного, полагая, что это форма работы тренера. Но, понятно, в тренировочном процессе, в матчах, на собраниях, разборах игр первым лицом был Тарасов.

Хоккеистов готовили только на победный результат, даже второе место в первенстве страны считалось неудачей. Естественно, это постоянно заставляло Анатолия Владимировича работать требовательно, жестко. Он сам, если хотите, постоянно находился под колпаком. От него ждали в Министерстве обороны СССР только золотые медали. Наверное, можно сказать, что Тарасов шел по краю пропасти без страховки. Конечно, все знали его высочайший тренерский уровень. Но щадить, скажем, при двух подряд вторых местах, особенно после того как началась победная серия сборной СССР в шестидесятые годы, не стали бы. Любое неосторожное движение — и можно легко сорваться. В принципе, все это относилось и к хоккеистам.

Когда я пришел в ЦСКА, закончил играть Константин Локтев, были проблемы у Александра Альметова. И Анатолий Тарасов взял меня на позицию Константина Локтева, а Владимир Петров из «Крыльев Советов» должен был заменить Александра Альметова. Мы поняли, на что ориентирует Тарасов. Речь шла о звене, которое, по его задумке, было бы способно решать самые сложные задачи. Откровенно говоря, в тот момент я о сборной не думал, все мысли были сосредоточены на том, как закрепиться в ЦСКА. Сделать-то это было сложно.

Безусловно, мы были не единственными, на кого он нацелился. Имелась в ЦСКА и другая молодая пара — Виктор Еремин и Александр Смолин. И в ходе подготовительного периода никто не знал, кого выберет Тарасов. Как я потом убедился, он имел на наш счет свои планы. Понимая, что сразу на уровне армейцев любому заиграть сложно, Анатолий Владимирович предполагал использовать нас вместе с Вениамином Александровым, пожалуй, одним из сильнейших левых крайних в мире, который и стал нашим играющим тренером. И звали мы его уважительно — дядя Веня.

Если говорить о нагрузках, то тренировочный процесс в ЦСКА, конечно, отличался от тех, что были в «Авангарде», «Локомотиве». В Саратове Роберт Дмитриевич практиковал так называемые тренировки с интервалами. Например, надо было пробежать 10 отрезков по 400 метров с небольшими перерывами. Я кричал ему: что мы — легкоатлеты? Кроме того, сам тренировочный процесс был интенсивнее, объемнее, он включал упражнения на ловкость, выносливость, скоростно-силовые элементы. В «Локомотиве», кроме того, особое внимание уделялось штанге. Приходилось приседать с нею или толкать вес в семьдесят процентов от собственного. Делать эти упражнения требовалось не менее 15 раз, иначе не уложишься в норматив. Были рывки на 30 метров, бежали 100, 400 метров. То есть нагрузки в зависимости от уровня клуба шли по восходящей.

В ЦСКА все было еще сложнее. Летом по три раза в день тренировались в Кудепсте, при жаре в 25 градусов. Утром часовая зарядка, полтора часа днем и с пяти до семи. Тех, к кому были претензии, заставляли заниматься еще и в девять вечера.

Мне казалось, что это какой-то кошмар: приходилось при весе в 65 кг таскать на себе Володю Петрова, который весил килограммов на 15 больше. И еще приседать по 10–15 раз. Когда он носил меня, ему было легче. В общем, пришел к Борису Павловичу Кулагину и сказал, что не могу — вы можете меня отправить в любую армейскую команду, хоть в Хабаровск. Он говорит: держись, выживешь — будешь играть, а нет — мы тебя и так отчислим. И я терпел и «пахал», как только мог. Володя, с его упрямым характером, молчать не собирался, он не раз спорил с Анатолием Тарасовым, говорил, что ему тяжело. Я постоянно твердил ему: терпи, посмотри, какой ты мощный — я по сравнению с тобой тростинка и все делаю «через не могу». Но Петров стоял на своем. Он, конечно, заиграл, был одним из лучших, но всегда дебатировал с Тарасовым по любому поводу, который его не устраивал. И тот даже заставлял его дополнительно тренироваться. Конечно, Тарасов, который терпеть не мог пререканий, любил, чтобы его указания выполнялись неукоснительно, был недоволен. Но избавляться от Петрова он, безусловно, не собирался. Он не мог поступить во вред клубу и себе. Вообще взаимоотношения тренеров и игроков вещь сложная. И требует специального разговора. Могу лишь заметить, применительно к противоборству Тарасов — Петров, что последнее слово всегда оставалось за Анатолием Владимировичем.

Вообще, характер у Петрова непростой, он не любит в чем-то уступать. И конечно, не только с Тарасовым он пикировался, потом — с Виктором Тихоновым. На льду Володя всегда спорил с судьями, доказывая свою правоту. Особенно сложные отношения сложились у него с опытным арбитром Андреем Захаровым, также отличавшимся принципиальностью. Бывало, спросит у кого-то из руководства команды Петров, кто нас сегодня судит. И, услышав фамилию Захаров, говорит, что пару раз он его точно удалит. И так случалось часто.

У нас с Володей сразу же сложились дружеские взаимоотношения. Мы не только комфортно чувствовали себя в одной тройке на льду, а в свободное время встречались семьями, вместе отдыхали. Тарасов видел это. И, поощряя контакты, ставил в пример Анатолия Фирсова. Действительно, он был великий мастер, требовательный к себе, к партнерам, самоотверженный в игре. Но в жизни Толя не пользовался своим положением лидера. Собственно, выделять себя в ЦСКА было бессмысленно. В большинстве в составе играли звезды, и они нос друг перед другом не задирали. Фирсов был прост в общении, никогда не обращался с молодыми грубо. Я понял, что принят командой, когда Анатолий, получивший квартиру на Калининском проспекте, пригласил меня с Таней на новоселье. В общем, обстановка была вполне приемлемая. В ЦСКА уважительно относились и к лучшим хоккеистам, и к старательным новичкам. Игроки вместе проходили через огромные трудности, выполняли сумасшедший объем работы. И такие качества, как добросовестность, в ЦСКА носили перманентный характер.

Когда начался чемпионат, Тарасов еще не определился с новичками. Было много неясного — отчислили и вскоре вернули Альметова, затем его освободили окончательно. В одних матчах с Вениамином Александровым играли Еремин и Смолин, в других мы с Володей. Не было той стабильности, которая приходит с постоянной игровой практикой.

В один прекрасный день на комсомольском собрании Тарасов начинает критически оценивать нашу с Володей работу. Мол, не оправдываем мы надежд. Зачем мы вообще сюда пришли?! Я никогда не лез на рожон, всегда выслушивал мнение старших, спокойно делал выводы, если замечания были правильными. Скорее всего, Тарасов, как истинный стратег, ругал нас для того, чтобы добиться максимальной пользы. Но я посчитал, что не все справедливо. И не постеснялся сказать, что меня пригласили из «Локомотива», в котором я был третьим игроком по результативности. Попросил: дайте нам с Володей Петровым вместе с Вениамином Александровым две-три встречи сыграть, чтобы мы знали, что в составе. Это ж психологически важно. А если не получится, хоть отчисляйте. В тот момент я предположить не мог, что Тарасов пойдет на этот шаг. Просто сказал, что думаю. И неожиданно, что считаю редкостью, он дал нам сыграть в нескольких играх подряд. Мы постарались сделать все, что могли. И закрепились в основном составе.

Но это не значило, что можно было работать спокойно. В ЦСКА была высокая конкуренция. Функционально все были готовы лучше, чем хоккеисты из других команд. Тренировки на льду проходили живо, на одном дыхании. Тарасов готовился к каждому занятию и внимательно следил за тем, как хоккеисты выполняют то или иное задание. Он строго спрашивал, почему своевременно не отдал пас, почему покатился не на ворота, а стал объезжать их, почему после потери шайбы сразу не включился в работу.