Моя жизнь в футболе

Как правило, я забивал больше, чем другие наши нападающие. А случались уличные состязания — до двенадцати мячей в чьи-либо ворота, когда я забивал шесть или семь мячей из этих двенадцати. Да и после, уже выступая за взрослую — четвертую команду 205-го завода (а шел мне тогда четырнадцатый год), забивал больше мячей, чем взрослые футболисты. Когда заводскую команду покинул лучший исполнитель штрафных ударов защитник Константин Громов, эту роль доверили мне, подростку. Рассказываю об этом не из хвастовства, а лишь для того, чтобы подчеркнуть: совершенствуешься тогда, когда целиком посвящаешь себя любимому занятию.

Примерно в те дни я впервые надел собственные бутсы. Мы переехали жить на улицу Школьную, тоже в коммунальную квартиру, но теперь с водопроводом и центральным отоплением, и наш сосед по квартире, горячий почитатель футбола инженер Виктор Булыгин, присмотревшись к моей игре, преподнес вдруг настоящие бутсы, белые с коричневым. Правда, на два размера больше, но я натягивал лишние носки и был счастлив.

Считается, что в современных футбольных школах молодежи (ФШМ) чуть ли не идеальные условия и среда. В 1957-1960 годах я работал старшим тренером московской ФШМ в Лужниках и по опыту знаю, что иные талантливые маленькие футболисты вынужденно бросали эту школу: трудно было ездить через весь город, а некоторым даже из-за города на занятия и с занятий. Целые часы — на дорогу туда, целые часы — на дорогу обратно. Нелегкое испытание для мальчугана, как бы он ни любил футбол. Мы теряем из-за этого потенциальных мастеров. ФШМ нужны в каждом районе, быть может, даже не по одной на район.

Вспоминаю себя учеником младших классов: меня не отвратили бы от футбольной учебы никакие расстояния, никакие дорожные трудности. 1935 год. Узнаю, что в таганском детском парке записывают в ребячьи команды. Устремляюсь туда — тоже не близкий путь. Предстоит, оказывается, розыгрыш первенства Москвы между командами таких парков. Фавориты, как сказали бы теперь, — ребята Краснопресненского парка. Там играют Володя Дёмин (будущий левый край нападения знаменитого ЦДКА), Толя Сеглин (будущий центр защиты московского «Спартака»), Саша Петров (ему было суждено выступать в московском «Динамо»), Коля Эпштейн (будущий тренер хоккейного воскресенского «Химика»). А у нас в таганском парке появился коренастый и лобастый голкипер Леша Хомич. Вскоре меня выбрали капитаном команды таганского парка. В 1936 году мы, таганцы, выиграли первенство столицы. И я был включен в состав сборной пионерской команды Москвы для участия во Всесоюзной спартакиаде пионеров и школьников.

Сверстники мои пробовали себя в разных линиях. Я же всегда хотел играть только в нападении. Забивать! С годами (и по сей день) мои футбольные наклонности и вкусы не изменились, и в тренерской работе девиз остался постоянным: «Атака!»

Казалось бы, футбола мне должно было хватать с избытком. А вот, представьте, не хватало. И когда парни из взрослой, пятой команды 205-го завода (в те годы он звался заводом имени Хрущева) позвали «на всякий случай, вдруг понадобишься на замену», я примчался.

Они играли в IV московской группе. Не ахти какой уровень, но для меня это был очевидный качественный скачок. С мая по июль 1934 года я исправно являлся на все игры этой пятой команды и терпеливо ждал. В конце июля меня, тринадцатилетнего, отлетевшего в сторону при столкновении со взрослым соперником, выпустили на замену — правым инсайдом.

Наверное, приглянулся: с того дня стали ставить на игры постоянно. А ближе к осени — советовать: «Иди в наше ФЗУ, специальность получишь и играть в нашей команде станешь на полном основании».

Приходится признаться: отличником в школе я не был. Что схватывал на лету, в том успевал. А зубрить — не в моем характере; по-моему, именно из зубрил вырастают истинные бюрократы — это я с сегодняшних позиций сужу.

Футбол занимал почти все мое свободное время, но я еще ухитрился увлечься голубями. В наш дом въехал новый сосед, бухгалтер Африкан Копейкин (имя и фамилия подлинные — ну прямо персонаж из пьесы А. Н. Островского!) и первым делом построил себе голубятню. Я помогал Африкану: подносил доски, воду для голубей, чистил клетки. И в конце концов сам не выдержал — завел себе чистых оловянных (так они назывались), монахов, черно-чистых водянок, черно-пегих ленточных — с белой полоской, словно ленточкой, на хвосте.

И при всем том я еще играл в хоккей с мячом. К тринадцати годам катался легко, как дышал. Ходил зимой на хоккейные матчи заводских команд в надежде, что вдруг и тут понадоблюсь на замену — увы, у заводских хоккеистов всегда была стопроцентная явка.

Вскоре меня, фэзэушника, повзрослевшего на год, перевели в четвертую команду 205-го завода. А в 1936-м — аж во вторую, и там проблемы, как попасть в основной состав, не возникало. Я чувствовал, что могу играть и лучше, и в более сложный футбол. Очень хотелось испытать себя в коллективе повыше рангом.

Кстати, ничего зазорного в этом не вижу. Разве переход Рината Дасаева из астраханского «Волгаря» в московский «Спартак» не дал стране высококлассного вратаря? А останься Ринат в «Волгаре», может быть, о нем так и не услышали бы любители спорта в стране, тем более в мире.

Таких примеров множество. Словом, когда наша заводская команда завершила свой сезон, «постучался» я в «Локомотив». Пришел на стадион на Новорязанской улице и сказал: «Хочу в вашу клубную команду». Что ж, поставили меня играть за вторую клубную. И вроде бы подошел, потому что напутствовали: «Приходи к нам на будущий год». У них тоже игры сезона закончились.

Но я был бы не я, если бы стал ждать будущего года. Мне нужен был футбол сегодня, сейчас! У команды «Серп и молот» оставались несыгранными несколько матчей; проведав об этом, я поспешил в эту команду. Благодарен судьбе и коллективу «Серпа и молота»: дали мне сыграть правым инсайдом последние три встречи сезона 1937 года. И половину следующего сезона выступал я за «Серп и молот», хотя пришлось для этого, каюсь, прибавить себе два года, а то не допустили бы шестнадцатилетнего до взрослых игр такого уровня. Ведь то был уже почти большой футбол!

Сказалась закалка с малых лет, все наши состязания до упаду, все наши санки, коньки, прыжки с импровизированных трамплинов, отработка ударов и приемов — все вместе.

Сил хватало, умение росло. Недаром же, полагаю, сам Борис Андреевич Аркадьев в августе 1938-го пригласил меня, семнадцатилетнего, в команду мастеров «Металлург», выступавшую в первенстве СССР. По нынешним понятиям, в высшей лиге. Причем именно пригласил, как это деликатно делал рафинированно интеллигентный Борис Андреевич: «Не согласитесь ли вы, Константин…» Ну, словом, я был на седьмом небе.

Вспоминаю себя в те времена: самый обычный парень. Что еще раз доказывает: каждый может добиться поставленной перед собой цели, посвятив этому всего себя.

Пробовал я в то время играть на аккордеоне, выучил двенадцать мелодий, но виртуоз из меня явно не получался. В клубе завода имени Войтовича записался в музыкальный кружок, выбрав себе кларнет. Опять же что-то выходило, но не настолько, чтобы полностью посвятить себя игре на этом инструменте. Отец отправил меня в школу танцев при гостинице «Метрополь»; у них на заводе «Электропровод» между рабочими распределялись путевки в эту школу, и ему путевку дали, а он — мне.

Танцы пошли у меня резво: чувство ритма вырабатывается у футболистов легко, как бы само собой. Правда, партнерша досталась мне далеко не первоклассная: намного старше меня и к тому же прихрамывавшая… Что ж, трудности только способствовали «оттачиванию техники» в танго, фокстроте, в вальсе-бостоне, в бальных танцах.

Помнится, на чемпионате мира 1966 года в Англии, выйдя на разминку перед началом очередного матча, сборная Португалии по знаку своего капитана Марио Колуны выдала под музыкальную трансляцию великолепный синхронный твист! Мне в тот момент пришла на память школа танцев «Метрополя»: что-то ведь и она добавила в мою копилку футбольного умения.