Флагелляция в светской жизни

— Мистер Престон! А что вы сказали бы, если бы наказание осталось между нами? Вы могли бы…

Линда замялась, а потом всхлипнула:

— Могли бы высечь меня… розгой, как только что этого… Ньюмана. Я знаю, я заслужила это. Я должна принять все, что вы скажете, это все было честно. Тогда я могла бы остаться учительницей? Я обещаю Вам, я никогда не сделаю ничего подобного больше!

Мистер Престон подался назад от этого неожиданного предложения. Никогда в его длинной карьере учителя не было такого случая. Поведение молодой учительницы поистине было возмутительным, так что ее следовало бы высечь, но как сделать это со взрослой женщиной?

Наконец он ответил медленно, пытаясь думать о последствиях:

— Это несомненно интересная идея. Я не сомневаюсь, что если бы я хорошенько приложил розгу к вашей заднице, то это составило бы прекрасное наказание за ваше поведение. Вы больше никогда не потеряли бы папку с бумагами. Но это не просто. Вы же не тринадцатилетняя школьница подобно Ньюману. Я буду рисковать собственным местом, соглашаясь на это. Если я соглашусь, а слух об этом просочится персоналу или ученикам — я буду должен все же вас уволить, а самому уйти в отставку. Я должен быть уверен, что вы никому не расскажете, а для этого вы должны получить… настоящее наказание, после которого прикусите язык.

Линда молчала, ожидая конца монолога.

— Вы предложили мне нечто, о чем можно подумать, но не сейчас. Придите ко мне за полчаса до начала уроков завтра утром. Если вы все еще захотите получить розги, я дам вам свой ответ.

Эту ночь она провела в тревожных снах, думая в моменты пробуждения о своей альтернативе. Согласно логике, было совершенно ясно, что лучше розга — если, конечно, порка учительницы может быть допущена. И тем не менее она боялась боли и унижения. Она видела непослушных учеников после определенной дозы розог и знала, что неудобство продолжалось впоследствии не один день. Линда начала беспокоиться, что если ее высекут, она не сможет потом избавиться от рубцов на ягодицах. Хорошо было лишь то, что она не увидит Дэйва, своего друга, до середины августа — у него начиналась летняя квалификационная учеба. Наверное, любые рубцы прошли бы за два месяца.

Линда в страхе гадала, сколько ударов назначит ей мистер Престон, каково будет его решение о том, насколько серьезную порку она заслужила. Она знала, что девушки в школе обычно получали от двух до шести розог, хотя в редких случаях девушкам старше шестого класса, отличавшимся толстыми и крепкими задами, давали по восемь и даже двенадцать ударов. Линда чувствовала, требовался всего один удар — она была уверенной, что даже просто один удар розгой должен ее ранить и погрузить в ужасный стыд. Ее признание своего унижения должно показать, что она признала свою вину и никогда не будет действовать так снова. Но она хорошо знала, что мистер Престон вряд ли согласится на один удар…

И вся эта боль будет иметь огромный смысл? После того, как она будет высечена директором, словно школьница, даже если бы никто не знал об этом — они с ним должны были когда-либо вернуться к прежним отношениям? Бедная Линда представила себе, как будет краснеть каждый раз при встрече с мистером Престоном впоследствии — ведь он и она всегда будут помнить о том, как он драл ее подобно непослушной маленькой девочке! Зная некоторые психологические символы, мисс Чарлтон подумала, что он может понять эту ситуацию как сексуальную…

Несмотря на эти и другие мысли, Линда в конечном счете заснула. На следующее утро она вскочила раньше, чем обычно — с тем, чтобы, чтобы увидеть мистера Престона перед уроками.

В кабинете первой вещью, о которой спросил Колин Престон, было то, хочет ли все еще Линда получить розги как альтернативу увольнению.

— Да, Мистер Престон. Я думала об этом всю ночь. Я знаю, будет больно… но я заслуживаю, чтобы быть наказанной. Я хочу остаться учителем.

— Та-а-ак… В этих необычных обстоятельствах я сделал некоторые приготовления. Я даю вам два письменных соглашения для вашей подписи. Но прежде, чем я отдал их вам, хочу спросить: вы когда-либо получали розги, когда учились в школе?

Заметно смутясь, Линда ответила:

— Нет, в моей школе не было розги. Но я однажды получила от учительницы в гимнастическом зале тапочком по попе, а когда я была непослушной дома, моя мать шлепала меня щеткой для волос.

Мистер Престон улыбнулся:

— Хорошо, Линда. Ваши учительница и мама ничему вас не научили, но это поправимо. Я могу гарантировать вам, что розга является очень серьезным инструментом наказания. В отличие от тапочка и щетки, она существует уже тысячи лет специально для наказания непослушных задов. И в моих руках, по крайней мере, она доставляет столько боли, что ее воспитательный эффект просто замечателен.

Линда представила себе этот эффект и заизвивалась от стыда, стоя перед столом директора, но потом кивнула головой:

— Я знаю, что розга ранит, но мне больше хотелось бы иметь раны, чем отказываться от преподавания.

— Хорошо, Линда. Раз вы понимаете, что это наказание, что мы не играем в игры… — он взял лист бумаги, взял шариковую ручку и передал их Линде. — Вы увидите, что этот документ устанавливает, что вы сделали. В нем вы сообщаете, что вы согласны уволиться. Если то, что я вас выпорол, когда-либо станет известным, вы будете уволены согласно этому документу.

Линда подписала бумагу без комментариев и передала назад. Мистер Престон отдал ей другой лист.

— А вот этот документ, скорее всего, никто никогда не увидит. Просто он нужен на случай, если о вашей порке узнает мир. Я хочу, чтобы всем было ясно, что эти розги были вашей идеей.

Линда взглянула на эту бумагу, прежде чем подписать — и захлопала глазами в ужасе. Она гласила следующее:

«Я, Линда Чарлтон, предлагаю, чтобы мистер Престон, директор школы Редмонт, использовал для меня розгу как дисциплинарное наказание. Тем самым я соглашаюсь, чтобы он шестнадцать раз сильно ударил меня по моему обнаженному заду.

Подпись… Дата…»

— О, пожалуйста, не по обнаженному! И не шестнадцать! Это слишком много, я не смогу выдержать это!

— Я не вхожу в согласование со школьниками или школьницами, — неожиданно резко ответил директор, — сколько ударов им следует получить! И с вами не буду советоваться! Вы будете высечены по голому заду. С одной стороны, чтобы я не прилагал лишних усилий, чтобы произвести необходимый эффект, а главным образом — для того, чтобы вам стало стыдно. Когда я секу учеников, то все знают об этом — мальчики или девочки в классах видят красные полоски друг у друга на ногах или наблюдают друг за другом каждый раз, когда садятся, чтобы увидеть, больно ли им. Этот элемент будет пропущен — не могу же я выставить вас на посмешище. Хорошо, пусть никто не знает, что вы высечены. Но элемент стыда необходим, так что — розги по голому заду.

Линда сглотнула, представив на секунду, как ученики смотрят и видят полоски на ее голых ногах…

— И шестнадцать — это не слишком много, — продолжал директор. — В прошлом году миссис Лонгворт дал девочке Шерил Уоткинс двенадцать ударов розгой за курение и за продажу сигарет младшим девочкам. Она на пять лет моложе вас, ее зад намного меньше по размеру, но ничего, она прекрасно перенесла это наказание. И вы перенесете. А если нет — вы можете предпочесть увольнение после любого количества ударов: после пяти, десяти, даже пятнадцати. Вы должны понять, что ваш единственный способ остаться в этой школе — подставить обнаженный зад под шестнадцать розог. Вы подписываете — или я объявляю о вашем увольнении на совете школы? Он начнется через три минуты!

Линда видела, что споры были бесплодными. Нетвердой рукой она молча подписала свое имя под бумагой. Мистер Престон взял подписанные бумаги и запер их в ящике своего стола.

— Вы придете ко мне в десять часов вечера, — сказал директор учительнице истории. — В это время большинство учеников будет уже в кровати или в комнатах для отдыха на другой стороне школы. Вы скажете всем, что будете работать допоздна.