Воспоминания молодой женщины

Лежа в постели я с ужасом подумала о том, что глядя на женщину, лежащую на полу перед отцом, хотела быть на ее месте. Какое кощунство! какие ужасные мысли. Но как я не пыталась отогнать эти мысли, они все больше и больше одолевали меня. Я вспомнила, что когда хлестнула женщину по щекам, а потом выпроваживая ее из гостинной, мой халат распахнулся и отец мог видеть меня голую. Очень жалко, что он не видел меня. Нужно было распахнуть халат и обратить на себя внимание. Мне уже 15 лет, у меня красивая грудь, стройные ноги, подтянутый живот. На будущий год я смогу учавствовать в конкурсе красоты.

- О чем я думаю. Какой позор. Это же отец. Мое существо ленивое и флегматичное не привыкло к таким переживаниям. Я скоро устала и заснула. Утром, вспомнив порочные мысли, я уже не ужаснулась им, они прижились и стали обычными и даже скучными. Ведь это только мысли.

Отец ушел на работу раньше обычного и я завтракала одна. Фрау Нильсон ни одним жестом не выразила своего отношения к ночному происшествию, хотя я точно знаю, что она все слышала.

До обеда я пролежала в гостинной на диване ничего не делая и ни о чем не думая. От скуки разболелась голова. Перед обедом я решила прогуляться. Возле нашего дома был бар с автоматом-проигрывателем. Там можно было потанцевать. В баре было пусто, только несколько юнцов, лет 17-18 и две высокие худые девушки в брюках, стояли кучкой у окна, изредка перебрасываясь словами. Денег для автомата у них не было. И они ждали, когда придет кто-нибудь из посетителей. Я попросила бутылку пива, бросила крону в автомат и села у стойки наблюдать за танцами.

Как только заиграла музыка, они схватили девчонок и стали танцевать. Это было сделано с такой поспешностью, что можно было подумать, пропусти они такт их хватит удар. Я допила бутылку пива и сидела у стойки просто так.

Один из юнцов дернул меня за руку, молча вытащил на середину зала и мы стали танцевать. Когда пластинка кончилась, я снова опустила крону. Теперь меня взял другой парень. Потом третий. Так я протанцевала со всеми парнями. Когда я стала уходить, один парень пошел за мной, вся компания двинулась за нами.

- Где ты живешь? - спросил он, оглядывая меня с ног до головы.

- Вот в этом доме...

- Мы пойдем к тебе, заявил он таким тоном, будто все зависело от него. Я промолчала. Когда мы поднимались по лестнице, откуда-то донеслись звуки музыки. Одна девица с парнем стали танцевать... Но мы уже пришли. В моей комнате они чувствовали себя как дома, а со мной обращались как со старой знакомой. Их наглость мне импонировала. Я все воспринимала как должное. Один из юношей куда-то ушел и вернулся с бутылкой виски. Другой включил магнитофон. Мебель торопливо раздвинули по углам и начали танцевать. Юношу, который первым пошел за мной, звали надсмотрщик. Ему все подчинялись безмолвно. У него было продолговатое холеное лицо и голубые глаза. Второго молодца в черном свитере звали верзила. Он все время щурил глаза и скалил зубы. Голос у него был тихий и хриплый, в нем все время чувствовалась какая-то угроза. У девочек тоже были прозвища. Самую старую звали художница. Она была красива, хорошо сложена, но очень высокая. Она была в брюках и блузке. Красивую кривоножку звали разбойница. Она много пила и вела себя очень развязно. Все мальчики ее целовали и она, целуясь, дергалась всем телом, прижимаясь к партнеру. Ей так насосали губы, что они распухли и стали ярко красными. Одна все время сидела на одном месте. Эта третья девочка совсем мало пила, танцевала нехотя, лениво, стараясь как можно скорее куда-нибудь пристроиться сесть. Ее, в общем-то простенькое личико украшали пышные черные волосы и красивые алые губы. На правой руке, выше локтя, была вытатуирована красная роза с длинными синими шипами на стеблях. Она была одета в простенькое серое платье, из-под которого торчали сборки нижней юбки. У нее были красивые ноги и высокая грудь. Эту девушку звали смертное ложе. Мне тоже вскоре придумали название - Щенок.

В 6 часов вечера надсмотрщик выключил магнитофон и пошел к выходу. Все потянулись за ним, только смертное ложе осталась сидеть в моей комнате. Я вышла с ребятами на улицу. Надсмотрщик привел нас к какому-то особняку и, прежде чем позвонить, пальцем позвал меня.

- Пойдешь? Я кивнула головой.

- Дай нам денег.

У меня осталось 85 крон из 100, полученных вечером в банке, и я все отдала надсмотрщику. Он пересчитал деньги и сунул их к себе в карман. Разбойница подошла ко мне и спросила:

- Ты знаешь куда идешь?

- Нет, ответила я таким безразличным тоном, что та сразу прекратила распросы.

Калитку открыли. Мы прошли через сад к дому. В прихожей нас встретил какой-то старик, сморщенный и горбатый. Окинув взглядом всю компанию, он вдруг обратился к надсмотрщику:

- Сколько раз говорить, чтобы ты не водил новеньких сразу сюда. Надсмотрщик вынул деньги и молча сунул старику в руку.

- Сколько?

- Восемьдесят крон.

- За тобой еще 120.

- Знаю.

Старик провел нас в небольшую комнату, задрапированную по стенам малиновым бархатом и вышел. Никакой мебели в комнате не было. Все сели на пол, устланный толстым пушистым ковром. Потолок в комнате был обит красным шелком. На стенах висели бра, испускавшие неяркий матовый свет.

Все сидели чего-то ожидая. Вдруг в комнату вошла красивая светловолосая женщина. Она была одета в роскошное платье, переливающееся алым и фиолетовым цветом. В руках у нее была небольшая белая коробочка.

- Сколько вас? - спросила она, обращаясь к надсмотрщику.

- Восемь человек.

- Одна у нас новенькая, ей только одну таблетку.

Женщина открыла коробочку и стала раздавать по две таблетки. Мне она дала таблетку последней.

- Тебе нужна вода или так проглотишь? - спросила она, наклонившись ко мне, я могу принести.

- Не надо, я так проглочу.

Пока я разговаривала с женщиной, ребята уже проглотили таблетки и улеглись на спину, закрыв глаза. Я тоже проглотила таблетку и легла как все. Через несколько минут я почувствовала, как какая -то сила подхватила меня и стремительно понесла вверх. Я почувствовала себя легко и свободно. На душе стало радостно, захотелось петь, плевать, кричать до сумашествия. Кто-то тронул мою ляжку и стал гладить по животу. От этого прикосновения меня прошиб сладостный озноб, губы в промежности стали влажными. В этот момент послышалась музыка. Кто-то заразительно смеялся. Я открыла глаза. Комната преобразилась, она была огромна, вся сияла, переливаясь разноцветными бликами. Все мелькало и крутилось у меня перед глазами с непостижимой быстротой. Вдруг я заметила, что Художница лежит без брюк и Лукавый расстегивает ей трусы. Ее длинные ноги были все время в увлажнениях. Разбойница, наклонившись над Спесивым сосет его член, Надсмотршик, стоя совершенно голым, задрал ее платье и, отодвинув в сторону нейлоновые трусики, всавил член в ее письку. Я успела заметить, что Лукавый снял трусы с Художницы и они с криком и стоном соединились.