Сто осколков одного чувства

Потом она возвращалась, когда снова становилась нужна своим детям. И давала разговору дотлеть, окончательно разогрев перед этим весь мир...

Приходя поодиночке, они уходили вдвоем. И так же вдвоем неминуемо возвращались. За добавкой варенья. И еще – в поисках крыши для первых утех (ох, уж этот квартирный вопрос!). Где, как не здесь, им было искать этот теплый закуток? Может быть, у вас на кухне, между холодильником и плитой? Или у меня на антресолях, между сломанным велосипедом и кучей старых проводов?

Ну, уж нет! Дудки! Они приходили туда, в древнюю комнату с почерневшей мебелью, где за стеной возится опрятная мудрая старуха. И там, на вышитых китайских покрывалах, они трогали друг друга, вызывая первую рябь на поверхности озера чувственности... И зеркало отражало их светящиеся тела...

А с другой стороны зеркала сидела старушка в кресле-качалке и внимательно смотрела на детей. В такие минуты ее глаза утрачивали все свои рентгены и становились простыми васильковыми озерами – глубокими и прозрачными до самого дна.

Часы били двенадцать, но платье Золушки не превращалось в лохмотья, и бал продолжался со всеми его неслышными вальсами и менуэтами. И старая сводня улыбалась, и длинный мундштук был бы чертовски похож на волшебную палочку, если бы не тлеющий в нем старомодный «Казбек».

Эротический этюд # 17

Москва, 9 июля 1998 года, летнее кафе на улице Арбат. Непрестанный шорох шагов, коктейль запахов, шум сотен голосов.

16 часов 17 минут, первый бокал коньяка (паленого, отвратительного на вкус и бессовестно дорогого).

– Да-с. Ну, чего ты уставилась? Не видишь – мы ку... Ладно, прошла, и хуй с ней. Девочки! А вот вам-то проходить и не стоит... Тоже прошли... Что ж... Догоняйте во-он ту гражданочку, она торопится в интересное место... (взгляд поневоле упирается в стоящий напротив киоск с майками, матрешками и прочей, извините, хуйней. Может, у вас для этого найдется другое определение. У меня – нет).

– Вот неумирающий тип! Привет, фарца вечнозеленая, как мелодии Кола Портера. Что? Долог путь от лицензионной полидоровской Аббы у «Советского Композера» до этого лотка, на котором ты разложил чьи-то дедовские медали?... Долог, знаю... Как звонок будильника поутру... Как зевок любимой посередине той ласки, которую ты так любишь, и которая исполняется не без помощи губ...

А вот и клиентура!.. О, фэт-шоу! Привет, толстухи! Откуда дровишки? Бундес? Похоже, похоже... Такие коллекционные жопы не вырастишь на скудных нивах центрального причерноземья... Ну, здоровеньки булы, такскать, гутен абент, жертвы аборта, сделанного Эмансипацией от дяди Гринписа... Да не разглядывайте вы эти майки, все равно ни одна из них на вас не налезет... Так, заткнуть пробоины в трюмах ваших ежемесячных Титаников...

А это что? Ага! Туристы местного разлива! Можно, я не буду на вас смотреть? Можно? Да? Спасибо... Не смотрю... Впрочем, у той, что слева, мило подергивается левая ягодица... Она явно не удовлетворится прогулками по Арбату, и среди ночи, тщетно побродив по коридорам гостиницы в поисках разбитного жиголо, вернется на круги своя, на храпящия своя волосатыя круги...

Кто там следующий?... Модель?... Модель чего? Человека? Особи? Женщины? Ах, фотомодель... Так вот ты какая, и.о. девушки с веслом образца 1970-го года (как раз на эти восковые фигуры в сиреневых парках глядел твой папик, прислонившись к сосуду невиннейшего греха, в котором уже лежал весь мусор твоего нынешнего бытия, запакованный в 4-8-12-и т. д. клеток)... Теперь ты уже большая девочка, научилась считать золотые на поле дураков и стала дояркой первого разряда в тех коровниках, где мычат по-аглицки... Все правильно... Главное – следить за собой, чтобы, не дай Бог, никто не понял, что ты – только модель человека, а не человек... Отсюда – зуб-ки, губ-ки, нож-ки, груд-ки, глаз-ки, и все как настоящее... И дорожка в паху, выстриженная на манер зубной щетки... Все на месте... Ну, плыви, плыви... Авось, не потонешь... Я тебя не хочу...

Семья... Проходите, не задерживайтесь, вам еще нужно успеть в зоопарк... Мама, не смотри так на дочку, она когда-нибудь тоже постареет, и вы обе будете ревниво одергивать внучку, засмотревшуюся на уличного музыканта... Он-то не постареет... Мы, у. м. – заговоренные...

Вот своя публика... Хипари и панки... Хип-хоп или как вас там... За что пьем, ребята? Правильно. За это и я с вами накачу... А заборчик между нами – фигня, не так ли? Хоть и строили его десять лет... Перепрыгнуть такой верхом на бутылке – плевое дело...

Священник... Работяги... Новые... Старуха под зонтиком... Что, давит небо-то? Понимаю... Бомжи, алкашня, полынь-трава...

А вот и Она...

Кто-нибудь принесет мне пепельницу?!

Там же, 17 часов 21 минута, девятый бокал коньяка (в общем, ничего, если в ладошке разогреть как следует и не дышать носом, когда пьешь).

– Ну, что, фарца горемычная? Продал-таки майку... Ну, слава Богу... Еще полчасика – и можно домой, к телке под брюхо. Да знаю я, что она – баба классная, просто издергана выше крыши – и прикинуться надо, и накатить под вечер, и сходить проветриться в приличное место. Все я понимаю... Не серчай... Каждый крутится, как белка, а колеса – кому какое судьба нарисует, в таком и крутись... Я бы и сам у тебя матрешку прикупил – просто, чтобы построить ее, вместе с приплодом, на полке в тире и... Да денег нет...

А, вот и фэт-шоу кэйминг бэк... Привет, толстомясые! Что, выписать вам по первое число поцелуйчиков? Ей Богу, стоит... Обеим сразу... Разодрать шорты, заголить холмы и припасть к истокам... И ведь, небось, затрясутся хляби телесные от страсти негринписовской... А потом войти, растолкав излишки плоти, в святая святых и толкаться там, как в трамвае, переминаясь с кургана на курган... И чтобы закричали обе, сразу или по очереди, чтобы землятресениюподобнодрожаламебельусоседейигансиз мюнхенскойпивнушкиутерзавистливоусы...

А вот и пани из Зажопинских Выселок, идет неровно, припав к кавалеру, инстинктивно оглаживая его самое сильное место... Сильное место колышется, давно уже боясь невольным шептуном спугнуть с себя суховатую бабочку панночкиной ручки... По всему видать, что мирный договор уже заключен, и, не попадись по дороге прыткий коридорный, завершится подписанием акта капитуляции под храп частично бодрствующей плоти...

А, вот и ты, моделька... Ты на меня не серчай за то, что наговорил... Я понимаю, ты ни в чем не виновата... Тебя такой сделали, на потребу... Измяли, испохабили, склеили по новой – и давай потреблять... блять... блять... Я знаю, недавно ты плакала в «Кодаке», когда вместе с синим мальчиком хоронила в бездне свое детство... А потом заглатывала, как удав, этот огромный, пахнущий черт-знает-чем, неродной кусок вражьей плоти... И потом пила мартини, глядя в окно на рассвет, заплутавший в верхушках деревьев... Бедная богатая девочка...

Семья... Почему вы еще не в зоопарке?... Впрочем... Что я говорю? Все мы здесь – в зоопарке... Какие у вас чудесные дети! Не позвольте им вырасти в таких, как мы с вами...

Тусовщики, не проходите мимо. Еще по одной? Легко. А еще? А еще? Нет, этот аккорд ты берешь неправильно... Вот, смотри, здесь нужно мизинец поставить на третий лад, тогда зазвучит вкуснее...

Священник... Работяги... Новые... Старуха под зонтиком... Бомжи, алкашня, полынь-трава...

А вот и Она... возвращается...

Кто-нибудь даст мне, наконец, пепельницу или нет?...

Там же, 19 часов ровно, последняя рюмка водки.

А где, вообще, все?

Платья, юбки, шорты, ботинки, зонтики, майки, жилеты, туфли, брюки, шляпы... И еще... Фотоаппараты, видеокамеры, сотовые телефоны, очки, сигареты, деньги, деньги, деньги... Кто принес сюда столько предметов? Почему они все движутся? И куда делись люди? Эй! Люди!