Дела собачьи

– Да ладно! Они отвернулись, а я ничего нового не увижу! – попыталась я немного разрядить обстановку, медиков в округе все равно не было, а на «безрыбье» и ветеринарный врач сгодится.

Осмотр не занял много времени. Скорее, это был очень сильный щипок, потому что кожа пострадавшего была повреждена только в одном месте на глубине около сантиметра. По-видимому, клыком, остальные зубы только отпечатались, а кожу не пробили. Крови было мало. Обработка предстояла минимальная: как следует промыть и положить на рану что-нибудь антисептическое. Вот болеть будет долго, и сидеть будет больно.

– Страшного ничего нет! – успокоила я бедолагу. – Испугался сильнее, чем пострадал! Можно одеваться.

Так закончился первый случай из достаточно длинного послужного списка Анвара.

Говорят, покусов потом было достаточно, но Елена каким-то образом улаживала миром эти дела, так что обходилось без вмешательства властей. Но в поселке собака всех приучила обращаться к хозяйке в рабочее время и в официальном месте. Другого я и не ожидала – был собственный опыт общения с кавказцами. Умеют они ставить на место всех, а иногда и владельцев.

Самыми впечатляющими были случаи, когда Анвар выбирался на свободу в отсутствие хозяйки. Обычно он какое-то время гулял на ее участке, но так как забор и его состояние оставляли желать лучшего, а жажда исследования окружающего мира постоянно заставляла пса расширять границы, то через какое-то время он оказывался за забором.

Каким образом об этом узнавали жители поселка, мне до сих пор не ясно. Но поселок вымирал, а те, у кого были телефоны, начинали трезвонить Елене на работу. Просьба была одна – снять осаду. Но вот ведь беда: по роду своей деятельности она не всегда бывала на месте и тогда…

Тогда тишь и безмолвие сохранялись до вечера…

Как-то в один из «осадных» дней я занималась цветочками на своей территории. Косматая зверюга по имени Анвар шествовала по периметру нашего забора, лениво заглядывая между рейками. Молча и чинно. А впрочем, чего ему было швыряться и буянить – все и так сидели по своим углам. Домой пес явно не собирался возвращаться и, решив, что немного вздремнуть можно и здесь, развалился на асфальте прямо перед нашей калиткой. Я себя чувствовала в относительной безопасности. Во-первых, наш забор был достаточно высок и прочен. А во-вторых, у нас с Анваром сложились особые отношения.

Он прекрасно усвоил, что я знаю, как его скрутить и сделать безопасной его страшную пасть, поэтому со мной лучше не портить отношений. Опять же все наши встречи для него заканчивались какими-нибудь неприятностями – уколами, обработкой ран и так далее. Это наверняка отложилось в памяти пса. Но, если представлялась возможность рявкнуть на меня из-за забора, чтобы знала свое место, будьте уверены, она была им использована. Пристроившись на отдых у калитки, он не выпускал меня из поля зрения – так безопасней для его шкуры. Я, со своей стороны, все прекрасно видела, но делала вид, что меня это не беспокоит. Так продолжалось достаточно долго, пока на пороге своего дома не появился Толик, наш сосед по участку. Пес глухо заворчал…

Толик – это фигура! Его семейство живет в поселке постоянно, круглый год. Ему лет сорок с небольшим. Работает водителем лесовоза в лесничестве. Водит машину прекрасно. Но это единственное, что он делает надежно. Если бы он обитал подальше от нас, я, пожалуй, нашла бы чуть больше комических характеристик для его живописания. Но они живут через забор, а наши дома находятся вообще рядом. Поэтому, когда однажды он мне доверительно сообщил, что проверял на герметичность газовые трубы в своем доме зажженной свечкой, меня чуть на месте не хватил удар. После его рассказа я впервые в жизни воспользовалась услугами страхового общества, первого из попавшихся мне на глаза. Но спокойствия это не принесло, и когда мне изредка снятся ужасные сны, в них обязательно где-то на задворках маячит фигура нашего незадачливого соседа.

Так вот, его фигура нарисовалась за забором между нашими участками. Потеребив свой затылок, он изрек:

– От знающих людей я слышал, что собаки кусаются только на своей территории, – он посмотрел на лежащего за забором Анвара и продолжил: – Вот интересно, правда это?

– А кто мешает? Пойди – проверь! – хмуро предложила я, тут же вспомнив его приснопамятную газовую проверку. – Ты же у нас экспериментатор! Тебе и карты в руки!

Минут пять он молчал, осмысливая мое предложение. Потом еще раз почесал затылок и глубокомысленно произнес:

– Не-а… Лучше я пойду спать, Елены ведь до вечера не будет!

«Однако, прогресс! Ай да Анвар! – подумала я. – Этой собаке памятник надо ставить – даже Толика шевелить мозгами заставил!»

Вечером, под аккомпанемент облегченных вздохов жителей, Анвар был водворен на место. Он не очень расстроился. Наелся от пуза законной похлебки и захрапел с чувством хорошо исполненного долга: на захваченной им территории весь день было малолюдно, тихо и спокойно…

Памятник этому удивительному псу я хотела бы поставить еще по одной причине. Эта причина связана непосредственно со мной. Еще точнее, с моей специальностью. Нельзя сказать, что за все время его жизни ни разу не было случая, когда требовалось вмешательство ветеринарного врача. Были, еще как были. И для нас с Еленой это становилось проблемой. Приходилось тратить много времени на подготовку любого подхода, проявлять чудеса изворотливости и сообразительности в осуществлении назначенного курса лечения. Практически любое вмешательство требовало наркоза, причем наркоза только из-за строптивого характера пациента. Ему крайне сложно было сделать какую-либо инъекцию, перевязки хватало ровно на пять минут, потом собака с остервенением избавлялась от любых самых хитрых способов бинтования. Его невозможно вымыть, расчесать, прочистить уши, промыть глаза… Все эти банальные обработки не позволялось делать даже хозяйке, что уж говорить про меня. Анвар недвусмысленно отвергал любые вмешательства, скаля огромные белые клыки.

Как-то однажды Елена забежала ко мне за советом. Ее рассказ изобиловал полным отсутствием информации.

– Знаешь, – сбивчиво и путано рассказывала она, – что-то его беспокоит живот и пах. Он все время вылизывает там кожу…

– Ну а ты-то хоть смогла рассмотреть, что там? На что похоже?

– Все красное, почти бордовое… Но ты его знаешь, не подпускает близко, а издалека подробностей не видно.

– Так… Опять сказка про белого бычка, – начала ворчать я, чуть по глупости не задав вопрос о температуре. Что толку спрашивать, когда знаю, что ее измерить невозможно. – Хоть ест-то нормально?

– Да, вроде от еды не отказывался, он вроде как больше спит, но не уверена.

– Лена! Ты хоть сама себя послушай! – почти взвыла я. – Что, интересно, я могу сказать, да еще не видя собаку! Черт с вами, пошли!

И мы отправились к Елене на участок. По дороге договорились, что она зайдет первой и привяжет собаку на короткую цепь. Услышав из-за забора ее разрешающий возглас, вошла и я. Цепь, на которую был посажен мой пациент, была старой и ржавой. Понятно, что другой нет и не будет. Подходя к собаке, по дороге я прихватила грабли. Какая-никакая, а все-таки защита или выигрыш во времени. Анвар уже понял, что мой визит – по его грешную душу, и насторожился, взъерошив загривок.

Грабли оказались кстати. Увидя мой воинственный «прикид», он поднялся на дыбы, на секунды открыв живот и пах для обзора.

Господи! Только с этой собакой диагностический осмотр занимает такое рекордно короткое время!

Я успела углядеть, что ран нет, но присутствует сильное воспаление кожи, занимающее приличную площадь, есть отечность и мокнущий эффект. Оставаться рядом с собакой становилось опасно, не внушала доверия его цепь, да и тональность рычания Анвара становилась более низкой и угрожающей…

Мы с Еленой расположились для обсуждения на закрытой веранде.

– Что делать-то будем?

– Не так ставишь вопрос, – поправила ее я, – что он позволит делать? И ответ, однако, есть. Ничего!