Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

Кажется, я взвизгнул и схватился за Глорию. А в следующую секунду заводчица сделала самое идиотское, что только можно было сделать в этой ситуации.

Она открыла дверь.

Йети шлепнулся на четыре лапы, рысью подбежал ко мне, продемонстрировав дружелюбный оскал, затем перевернулся на спину и замолотил лапами в воздухе, будто крутил педали невидимого велосипеда.

Единственная причина, по которой я не сгреб жену в охапку и не помчался на электричку до Нью-Йорка, — то, что меня парализовало от страха.

— Подойдите, не бойтесь, — сказала заводчица (ее звали Флоренс).

— П-подойти? — Меня трясло.

— Почешите ему животик! Ну же, почешите ему животик!

Я привык к сюсюкающему тону а-ля «продавщица японского универмага» (люди обычно именно так обращаются к собакам), только когда сам стал его за собой замечать.

— Да вы шутите, наверное, — выдавил я.

— Смотри, какой ласковый! — чуть не пропела Глория, которая уже присела на корточки рядом с этой зверюгой и запустила пальцы в густые белые кудряшки на бочкообразном брюхе. — Конечно, мы почешем животик, обязательно почешем… (У собачников быстро появляется привычка повторять все по два раза, потому что им в принципе не приходится много говорить.)

В это время на кухню ворвались четыре или пять йети размером поменьше и принялись носиться вокруг с явной целью сбить меня с ног. Решив, что самым благоразумным будет переместить центр тяжести, я присел рядом с Глорией и наконец рискнул прикоснуться к собаке.

— Это Белль, — познакомила нас Флоренс. — Производитель. Я привезла его из Швейцарии.

— Сколько он весит? — спросил я.

— О, всего ничего! Около ста двадцати. Совсем исхудал, бедняга. Остальные — сучки. Мои милашки.

Пока я размышлял, как вольно собачники обращаются со словом «сучка», одна из них плюхнулась на пол рядом с Глорией и замерла, моргая. Никогда не видел такого усталого взгляда.

— Она больна? — спросила жена.

— Это мать. Она истощена. В помете было шесть щенков.

Тишина. Чудо Рождения. С-с-с…

Без сомнения, бернские зенненхунды — эффектные собаки. Немалая часть их привлекательности заключена в трехцветном окрасе. Грудь и нижняя часть туловища Белля были покрыты белоснежным мехом — таким же, как на морде и кончике хвоста. Остальная шерсть была насыщенно-черного цвета, за исключением нескольких рыжих пятен на щеках и передних лапах. Бернцы считают, что собаки этой породы носят на груди перевернутый швейцарский крест, но, как и Туринская плащаница, он открывается лишь истинно верующим.

Беллю нельзя было отказать в дружелюбии. Наша сила в наших слабостях. Если бы бернцы знали, как они заблуждаются…

Оглядываясь назад, я понимаю, что заводчица просто играла с нами. Забавлялась, вернее сказать.

Мы заполнили кучу бумаг, подтверждающих, что намерены приобрести уникальную собаку, требующую первоклассного ухода, но при этом с нас взяли обязательство стерилизовать ее из-за крупного изъяна в породе. Мы также дали слово, что никогда не бросим ее, не сделаем стрижку, не будем кормить «Альпо», «Майти догом» или подобной гадостью, не позволим ей пропускать занятия в щенячьем детском саду, не будем принимать психотропные вещества, не станем свидетелями Иеговы и не вступим в Гильдию киноактеров. Это вам только кажется, что я преувеличиваю.

Я никак не мог отделаться от ощущения, что, если перечитаю эти бумажки повнимательнее, обязательно найду где-нибудь приписку мелким шрифтом: «Мы с Глорией пошутили. Ха-ха! Флоренс».Сейчас я могу поклясться, что думал в тот момент только о двух вещах. Во-первых, что все эти бумажки не имеют никакой юридической силы в обычном суде. Во-вторых, что когда я наконец уведу Глорию из этого ужасного места, то первым делом скажу ей: «Дорогая, понимаешь, дело не в тебе. И не в собаке. Дело во мне…»

Когда я уже почти продумал речь, чтобы пойти на попятную, Флоренс сделала классическую подлянку собаковода. Она спросила:

— Хотите посмотреть на щенков?

— Нет, — сказал я.

Флоренс провела нас в заднюю комнату, посреди которой был устроен вольер из сломанных картонных коробок и старых газет. В вольере находились большая миска с водой и шесть крохотных пятинедельных апокалипсисов, ждущих возможности разрушить чью-нибудь жизнь.

Если вы никогда не видели щенков бернского зенненхунда, можете считать себя везунчиком. Они обладают паранормальной способностью разжижать мозг невинных людей.

— Хотите подержать? — спросила Флоренс.

— Нет, — сказал я.

Флоренс выбрала особенно умилительный пухлый экземпляр и показала, как нужно покачивать щенка на левой руке, чуть прижимая к себе и одновременно гладя правой ладонью маленькое кудрявое тельце. Оно все состояло из урчания.

— Милашка, правда.

Это был не вопрос.

Краем глаза я заметил щенка, пьяными зигзагами ползающего по всему загону. Щенок разбрасывал газеты и пытался прогрызть дыру в стенке, в то время как его задние лапы произвольно отплясывали какой-то народный мексиканский танец.

«Господи, — помнится, подумал я. — Что с ним случилось?»

А случилось с ним то, что, вернувшись в Рочестер три недели спустя, мы забрали с собой именно его.

Мою мать, шотландку по происхождению, Чудом Рождения не удивишь: ей довелось испытать его целых три раза. По ее утверждению, она с первого взгляда на младенца могла определить, что из него вырастет.

— Твой брат был чудесным малышом, — говорила она мне много раз. — Очень спокойным и послушным. Я всегда знала, что он особенный.

Дайте мне прочный бумажный пакетик.

— А твоя сестра с самого рождения была бунтаркой. Чуть что — сразу в драку. Она и сейчас… гм… весьма упорно отстаивает свое мнение.

Здесь было бы уместнее другое слово.

— А я? — спрашивал я, уже зная, что не услышу ничего хорошего.

— Ну, — обычно говорила она с таким безнадежным видом, словно ей только что сообщили, что ее любимую овцу закололи на ливер. — Не хочу обманывать… — Она приготовилась врать без малейшего стеснения. — Ты был сложным ребенком. Слишком чувствительным, с постоянными перепадами настроения. Тебя сложно было чем-то заинтересовать. Я уже начала бояться, что у тебя этот… синдром дефицита внимания. Ты словно решил, чтомать тебе не нужна. Не хотел доверить мне заботу о себе.

Большинство заводчиков считают, что у собаки с самого рождения есть характер, точнее темперамент, и стараются подобрать хозяина ей под стать.

Вам нужен помощник для работы на ферме? Ищите серьезную собаку — такую, чтобы была и сосредоточенна и энергична.

Хотите, чтобы питомец приносил вам пульт от телевизора и грел колени во время вечернего выпуска новостей? Выбирайте безынициативного и не особенно сообразительного пса.

Собираетесь заняться зоотерапией в доме престарелых? Присмотритесь к умному и послушному щенку, которого нелегко вывести из себя.

Хотите прирожденного лидера, невосприимчивого к боли, выдающегося, как Этель Мерман [4]в ее лучшие годы, и при этом считающего команды унижением собачьего достоинства? Давайте скажем Холе «Хола» и посмотрим, что будет. О понимаю, эта псина специально дождалась пары настолько невежественной, что им даже не пришло в голову ознакомиться с результатами теста на темперамент! Собаководы делают его в возрасте семи недель — всего несколько простых действий: положить щенка на спину, пошуметь у него над ухом, оставить на месте, а самому уйти. Таким образом выявляется склонность к лидерству (в идеале — отсутствует), восприимчивость (в идеале — средняя) и дружелюбность (в идеале — повышенная).

Флоренс делала Холе тест. Я видел у нее в руках бумаги с результатами. По какой-то странной причине она не дала нам с ознакомиться с результатами.

— Из этого щенка получится отличный пес для зоотерапии, — сказала она. — Выдающийся темперамент.