Фашизм. Тоталитарное государство

Эти общие положения в нашем случае приобретают следующий смысл: фашистское государство не может действовать на принципах демократии, так же, как и демократическая система не может действовать на принципах тоталитарной диктатуры. Гитлер, наверное, не стал бы создавать нацистское государство, если бы Веймарская республика оказалась способна выполнять те задачи, которые он ставил. Новые задачи требуют новой структуры, нового типа государственности, целиком опирающегося на насилие.

Отсюда и иллюзорность надежд фашистского государства на то, что оно сможет демократизироваться. Демократизировать или либерализировать тоталитарное государство так же невозможно, как невозможно приучить хищника питаться травой. Он погибнет, потому что его биологическая структура приспособлена только к мясной пище. В свое время значительная часть немецкой интеллигенции полагала, что после того, как нацизм окончательно утвердится, он непременно вернется к конституционному правлению, восстановит традиционную буржуазную демократию. Эту иллюзию разделяла и либеральная интеллигенция, в частности такой выдающийся ученый, как Макс Планк (9—77). Предполагалось, что нацизм будет проявлять жестокость и творить беззакония только до тех пор, пока полностью не овладеет государственным аппаратом. После этого он вынужденно ослабит вожжи и даже допустит существование лояльной оппозиции, которая по деловому и конструктивно критиковала бы режим. Иначе и быть не может, ведь после полного овладения государством нацизму некого будет преследовать и репрессировать! Иллюзорность этих надежд определялась непониманием нового типа государственной структуры, которую строит фашизм. Это не просто полицейский режим, а новый тип государственной структуры: тоталитарное государство, в принципе исключающее всякую либерализацию, даже если она в его интересах.

Иногда пытаются дать исчерпывающее объяснение природы фашистского государства, отталкиваясь от его классового характера, следующим образом: будучи орудием самой реакционной части империалистической буржуазии, оно для нее является демократией, а для трудящихся — диктатурой.

Это в самом общем плане правильно: фашистским государством экономически наиболее облагодетельствован именно финансовый капитал. Оно предоставляет ему дешевую рабочую силу, которая не бастует, не требует повышения зарплаты и улучшения условий труда; огромные заказы на вооружения для армии и т.д. В этом смысле фашистское государство — просто рай для финансового капитала.

Но наивно полагать, что тоталитарное государство — это демократия для фашиствующей буржуазии и диктатура — для трудящихся. Кроме верховного вождя (фюрера), никто не имеет права критиковать государство и политическую систему. Но даже он не позволяет себе отрицать систему в целом, потому что вопреки культу его личности, он будет сброшен верхушкой, органично связанной со структурой государства такого типа. Исключено даже подобие традиционной демократии, в том числе и для верхушки. Известны судьбы Грегора Штрассера и Ялмара Шахта. За выражение несогласия с политикой режима первый был убит 30 июня 1934 года, второй чудом остался жив после года пребывания в концентрационном лагере. Причем Шахт не был второстепенным активистом, он — один из самых деятельных и заслуженных творцов третьего рейха, в течение многих лет бывший «финансовым диктатором» гитлеровской Германии. Гаулейтер Герман Раушнинг вынужден был бежать за океан, чтобы написать свою критическую работу, направленную против национал-социализма и Гитлера.

Дело, однако, не в примерах, а в их логике: тоталитарное государство не допускает демократии (свободы слова, печати, собраний, иммиграции и т.д.) и для правящей верхушки, потому что это привело бы к ее разложению. Более того, для структур такого типа либерализм особенно опасен среди верхов. Они представляют собой ядро власти и могли бы разложить ее изнутри. Поэтому во всех трех фашистских государствах — Германии, Италии, Испании — действительно ведется бешеная борьба против «либерализма» и политической «распущенности».

Принцип «не могут быть свободны угнетающие других» и здесь проявляется в полной мере. Потому что любая система, чтобы быть в состоянии подавлять, должна организоваться именно как подавляющая, тираническая система. Иначе она не сможет выполнять свою террористическую функцию. С другой стороны, она дает своим представителям свободу подавлять и терроризировать согласно законам построенной уже структуры, но без права их обсуждать или противопоставлять себя им. Если они выступят против законов системы, то неизбежно станут ее жертвами.

Глава вторая

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ТОТАЛИТАРНОГО ФАШИСТСКОГО ГОСУДАРСТВА

1. Тотальная слежка

Чтобы понять, почему неизбежна «тотальная слежка» в условиях фашистского государства, надо образиться к его тоталитарной структуре. Будучи «организованным» обществом, оно охватывает массовыми организациями всех своих граждан по профессиональному, половому или возрастному признакам. Эта колоссальная система организаций является одновременно и средством контроля за гражданским обществом, и средством насаждения в нем фашистской идеологии. Но есть здесь и отрицательный момент — при определенных условиях система эта может повернуться против государства. Это относится к любой организации. Потому что сложившаяся организация представляет собой форму, которая может быть наполнена и антигосударственным содержанием, т. е. направлена против государства в качестве готовой организованной силы, если ее руководство составят люди, оппозиционно настроенные по отношению к фашистскому государству.

Захватить руководство какой-либо официальной организацией, выжидать удобный момент, когда она сможет выступить против режима, гораздо выгоднее, чем заново создавать антигосударственную организацию. Последнее, имея в виду свирепый террор полицейского аппарата, — риск с ничтожными шансами на успех.

По этой причине изощренные в условиях фашистской диктатуры конспираторы не действуют открыто против государства, не выступают против режима, а глубоко окапываются в какой-нибудь массовой организации. Там они устанавливают связь с массами, узнают их требования и желания, становятся выразителями этих желаний, завоевывают доверие и таким образом захватывают руководство. Официальная организация становится для них не только прикрытием, но и средством ведения конспиративной деятельности.

Другими словами, устоявшаяся структура меняет свой политический знак. И эта смена знака тем более опасна для государства, чем более массовая организация или государственный институт вооружены, насыщены оружием. Опасность становится чрезвычайной, если это армия или какие-то ее части.

Для борьбы с теми, кто открыто выступает против государства, участвуя в забастовках, демонстрациях, распространяет листовки, у фашистской власти есть эффективные средства — полицейский террор и концентрационные лагеря. Но против действующих скрытно полиция не располагает такой же эффективной системой. Она — лишь аппарат террора и, будучи таковой, не способна в точности отличить, кто ведет конспиративную деятельность, а кто предан государству, кто работает на государство, а кто — против него.

Необходимо иное оружие для защиты политической системы, а именно — слежка. В данном случае, однако, речь идет не о традиционной слежке, осуществляемой полицией с помощью агентов в штатском, которые следят за подозреваемыми, а массовой, всеохватывающей и всепроникающей тотальной слежке. Только она позволяет государству знать, что происходит повсюду в любой момент. Лишь такая универсальная слежка позволяет государству быстро и точно реагировать, раскрывать конспиративные структуры и ликвидировать заговоры.

Основные принципы тотальной слежки сформулированы Рудольфом Гессом:

«Каждый может быть осведомителем.