Русский гамбит генерала Казанцева

Дело в том, что, пристраиваясь к католическому Западу, календарный год в первые годы существования СССР на основании государственного постановления был «сдвинут» на 13 дней. Теперь в России православное Рождество празднуется 7 января, а перед Рождеством Христовым в традициях христианства существует требование соблюдать строгий пост.

Критерием истинного уважения данной православной традиции является не демонстративное посещение церкви в рождественскую ночь, а соблюдение поста в новогодние праздники, что по своей религиозной важности сродни физическому неприятию свинины среди мусульман.

Кстати, христианское правило Рождественского поста соблюдается на Западе, где католическое рождество празднуется 25 декабря, и поэтому приход Нового года празднуется без строгих религиозных ограничений, хотя и не так весело, как в России.

Нынешний экономический подъем православной церкви основан не на истинной вере прихожан, а в значительной мере на моде, на похоронах в пределах церковной территории убитых в «разборках» криминальных лидеров, на безысходности положения беднейшей части населения России и на замаскированной помощи государства.

Что касается религий тех народов, которые Россия «сколько получила, столько и соблюла», то здесь религиозная ситуация в корне иная по сравнению с православием.

В особенности это касается российских мусульман.

Государственное невмешательство в дела местных правителей, лишь бы они сохраняли внешнюю видимость лояльности по отношению к центральной власти, практикующееся и во времена Российской империи и в годы советской власти, сохранило, в основном, чистоту и силу местного религиозного влияния на мусульманскую часть населения России.

Исторические и политические традиции мусульманской религии, как каркаса особого мусульманского мировоззрения, объединяющего мусульман вне зависимости от национальности, административных и иных границ, сохранились и в нынешней России.

Фактически сложилась ситуация, когда наряду с деидеологизированным бывшим православным населением в стране сосуществует сплоченное и активное мусульманское сообщество, имеющее свои собственные политические приоритеты и цели, а также высоких зарубежных покровителей и спонсоров. Экстремистское крыло этого сообщества, несмотря на заявления в прессе мусульманских лидеров об осуждении антигосударственной деятельности террористов и иных отщепенцев — мусульман, в реальной жизни «подпитывается» как минимум симпатиями части единоверцев внутри России и за ее рубежами, а сами религиозные деятели активно стремятся к участию в политической жизни страны. (Во время войны в 2003 году коалиции стран во главе с США против Ирака дело дошло до попытки объявления «Джихада» российских мусульман против Америки.)

Все это следствие особого пути и избирательной преемственности российской государственной организации, последовательной только в одном: в своем стремлении использовать и расходовать для поддержания политической стабильности в России преимущественно социальный, духовный и экономический потенциал самой многочисленной нации страны — русского народа.

«Русский вопрос» в истории и политической практике современной России тесно связан с идеологическим и религиозным вопросом. Что такое русский народ, кто может считать себя русским человеком? Применимо ли по отношению к русским деление человечества на нации? Можно ли назвать А. С. Пушкина или М. Ю. Лермонтова русскими, почему И. Джугашвили заявлял, что он «человек русской культуры»? Являлся ли русским последний российский царь Н. Романов и основатель СССР В. Ульянов?

В связи с этими вопросами находятся другие — вопросы высшего порядка: кому и для чего нужны нации? Насколько расовые, культурные, религиозные, языковые и территориальные признаки влияют на трудно воспринимаемое технократическим умом национальное самосознание, понимание которого якобы существующее у представителей общественных наук. Что дает простому человеку национальное деление в эпоху геополитики и формирования постиндустриального общества с его неразделимыми экономическими взаимосвязями?

Конечно, нации есть и будут, у национального деления человеческого общества есть свои преимущества. Н. А. Бердяев писал: «…нация определяется как динамическая субстанция, корнями врастающая в «таинственную глубину жизни». Национальность есть положительное обогащение бытия, и за нее должно бороться, как за ценность»2. Еще более определенно по этому поводу высказывался русский ученый, религиозный философ П. Флоренский: «Индивидуализация языка, экономики, быта, просвещения, искусства, религии [каких-либо] меньшинств рассматривается не как печальная необходимость или временная тактическая мера, но как положительная ценность в государственной жизни. Подобно тому как разнообразие культур в сельском хозяйстве дает возможности интенсивного хозяйства, так и многообразие народных культур дает возможность государству иметь такое богатство характеров, интересов жизни […] экономических преимуществ, которого не может быть при монотонном, однообразном населении. Очень скучно, когда и в Керчи, среди греческих развалин, и в Мариуполе, овеянном воспоминаниями о Пушкине, и по Черноморскому побережью, и в Тифлисе, и даже на нагориях Чиатур — везде видишь: «нигде кроме, как в Моссельпроме». Но это не только скучно, но и симптоматично: всякий район должен творить свои ценности, нужные всему государству. И нивелировать эти возможности, значит лишать великое государство смысла его существования, тогда нет великого: оно становится лишь большим. Плодотворная идея союза отдельных республик должна быть в дальнейшем изменена по двум направлениям сразу: в сторону большей индивидуализации отдельных республик во всем, что непосредственно не затрагивает целости государства, и в то же время в сторону полной унификации основных политических устремлений, а это и будет возможно, когда данная республика будет сознавать себя не случайным придатком, а необходимым звеном целого»3.

К сожалению, развитие новой российской государственности пошло по пути, который в некоторых случаях, больших и малых, «затрагивает целости государства». На уровне сегодняшних знаний об обществе и представлений о прогрессе человечества проблемы следует решать преимущественно путем человеческого общения, переговоров и компромиссов — вот что совершенно ясно сейчас. Но так решать проблемы можно с теми, кто способен к подобному диалогу и кто понимает, что нельзя «зацикливаться» на самоценности наций и, не считаясь с потерями, отважно и бескомпромиссно отстаивать национальную самобытность во имя самой самобытности (версия для народа) или удовлетворения политических и экономических претензий национально-клановой элиты (реальная причина). Во всем нужна мера, но, к сожалению, основной метод строительства человеческих отношений в России — метод проб и ошибок.

В ранее цитируемой книге Н. Бердяева в рассуждении о национализме раскрывается его суть: «Когда самое дурное для человека переносится на коллективные реальности, признанные идеальными и сверхличными, то оно становится хорошим и даже превращается в долг. Эгоизм, корысть, самомнение, гордость, воля к могуществу, ненависть к другим, насилие — все делается добродетелью, когда переносится с личности на национальное целое. Для нации все дозволено, во имя ее можно совершать преступления, с человеческой точки зрения. Мораль нации не хочет знать человечности».

Как совместить общественную, общечеловеческую ценность наций и негативные последствия национального деления человечества? Как хрупкую границу между общечеловеческими национальными ценностями и национализмом с жестко привязанным к нему религиозным сепаратизмом сделать непроницаемой?

Может быть, одна из причин национальных проблем российской государственности кроется в самом принципе административного деления России по национальному признаку?

Для подобного предположения имеются некоторые основания. Из 89 субъектов Федерации только в территориально-национальных образованиях в национальном самосознании наций акцентируется внимание на национальных претензиях на исключительные права и привилегии, на необходимость выделения и подчеркивания этих отличий, начиная от включения в конституции республик пункта о возможности самоопределения вплоть до отделения, и заканчивая особыми требованиями к начертанию используемых символов национального алфавита или допустимым количеством жен у одного мужчины.