Герои Брестской крепости

Тогда я написал Филю большое письмо. В этом письме я доказывал ему, что он не имеет права молчать и обязан поделиться своими воспоминаниями о том, что он видел и пережил в дни героической обороны, хотя бы во имя памяти своих товарищей, павших там, на камнях крепости. Я писал ему, что не знаю, в чем заключается его вина, но если есть в его проступке какие-то смягчающие обстоятельства, то я, в меру своих возможностей, помогу сделать все, чтобы снять это пятно с его биографии. Наконец, я спрашивал Филя, не будет ли он возражать, если я попытаюсь организовать ему командировку из Якутии в Москву для встречи со мной.

Прошло больше месяца — письма из Якутии идут долго, — и я, наконец, получил ответ от Филя. Он извинялся передо мной за долгое молчание, признавал, что мои доводы его переубедили, рассказывал целый ряд подробностей обороны крепости и в заключение писал, что он был бы счастлив приехать в Москву и помочь мне в работе.

После этого я отправился к начальнику «Главзолота» Министерства цветной металлургии К. В. Воробьеву и около часа рассказывал ему об обороне Брестской крепости. Он слушал с большим вниманием, заинтересовался, и тогда я рассказал ему о Филе и попросил помочь вызвать его в Москву. Потребовалось ходатайство Союза советских писателей, потребовалось, чтобы журнал «Новый мир» взял на себя расходы по командировке Фили, но в конце концов все было улажено и К. В. Воробьев отправил вызов в Алдан.

Филь приехал в Москву в феврале 1955 года, и мы встретились с ним в редакции журнала «Новый мир». Сначала он произвел на меня впечатление человека угрюмого, скрытного, недоверчивого и какого-то настороженного, словно он все время боялся, что люди напомнят ему о том пятне, которое легло на его биографию. Когда я прямо спросил, в чем заключается его вина, — этот, на вид здоровый, крепкий человек вдруг разрыдался и долго не мог успокоиться.

История его была такова. В Брестской крепости он попал в плен без сознания, будучи контуженным при взрыве. Гитлеровцы отправили его в далекие северные лагеря в Норвегии, и он пробыл там до конца войны. Когда после освобождения Филь вернулся на Родину, его обвинили в том, что он служил во власовской армии, и отправили в Якутию. Филь категорически отрицал свою вину. Он говорил, что никогда не записывался во власовскую армию, и, по его словам, это несправедливое обвинение было результатом недобросовестности следователя, который вел его дело.

Я обещал в дальнейшем помочь ему, а пока что начал подробно записывать его воспоминания. Он рассказал много интересного об обороне крепости, и во время этих бесед я познакомился также с его личной биографией.

Александр Митрофанович Филь был сыном бедняка-крестьянина из станицы Тимашевской на Кубани. В детстве он бежал из дому, беспризорничал, а потом попал в Ростов в семью старого большевика и одного из героев гражданской войны на Кавказе, воспитывался там, получил специальность бухгалтера, работал, а впоследствии поступил на первый курс в университет. Потом он был призван в армию и оказался в Брестской крепости. Словом, ничто ни в биографии А. М. Филя, ни в его поведении в дни боев не давало права предполагать, что он мог стать предателем Родины. Да и весь склад мышления этого человека, весь его характер, каким он раскрылся передо мной во время наших бесед, подтверждали это. Я пришел к твердому убеждению что Филь — честный и преданный советский человек, и решил добиться пересмотра его дела.

Помню, мы закончили запись его воспоминаний уже на исходе зимнего февральского дня, часов в пять вечера. Я тут же поднял телефонную трубку и позвонил Главному военному прокурору генералу Е. И. Барскому. Коротко объяснив ему суть дела, я просил его помощи.

На другой же день, в десять часов утра, он принял меня и Филя. Внимательно выслушав нас обоих, он немедленно вызвал работников прокуратуры и приказал им срочно начать проверку дела Филя.

Филь вскоре после этого уехал домой, в Якутию, а я время от времени заходил в Военную прокуратуру, поддерживая постоянный контакт со следователями.

Нужно сказать, что работники Главной военной прокуратуры полковник В. П. Маркарянц и подполковник Г. И. Дорофеев проявили глубоко человечное, исключительно внимательное отношение к делу Филя. Были затребованы документы из архивов, из дальних городов, кропотливо проверен весь материал обвинения, и постепенно картина все больше и больше прояснялась.

Словом, после тщательного рассмотрения дела в прокуратуре я в начале января 1956 года смог дать А. М. Филю долгожданную телеграмму. Вот текст этой телеграммы:

«Алдан, Якутзолото, Заикину, для начальника лесоучастка Ленинского приискового управления Александра Митрофановича Филя. Тридцать первого декабря Генеральный прокурор подписал постановление о Вашей полной моральной реабилитации. Постановление выслано в Алдан, днями Военная прокуратура высылает в Ваш адрес официальную бумагу. Поздравляю Вас, героя Брестской крепости, с полным восстановлением Вашего доброго имени».

Вскоре я получил восторженную телеграмму Филя, а затем его письмо, говорившее о том, что этот человек сейчас почувствовал себя возрожденным к жизни и полон радостных надежд на будущее.

Чтобы закончить историю Александра Митрофановича Филя, я могу добавить, что сейчас он стал коммунистом и я с большой готовностью дал ему свою рекомендацию для вступления в ряды партии. Я глубоко убежден в том, что А. М. Филь будет достойным членом партии так же, как он был достойным защитником Родины в дни памятной обороны Брестской крепости.

Дочери капитана Шабловского

Таким образом, рамки моей работы постепенно расширялись, по мере того как я углублялся в изучение истории обороны Брестской крепости. Приходилось писать десятки писем в разные города, разыскивая новых участников обороны, приходилось и помогать некоторым из этих людей в исправлении их судеб. И, конечно, мне одному не по плечу была бы такая работа. Но я был вовсе не один. Повсюду, куда бы я ни обращался — в городах и селах, в колхозах, на заводах, в учреждениях, — я везде находил добровольных помощников, советских людей с широкой душой, с благородным, добрым сердцем, которые всегда были готовы прийти ко мне на помощь в этих делах.

Многих из этих моих добровольных помощников я знаю только по письмам, и мне сейчас хочется еще раз от души их поблагодарить. И, пожалуй, неоценимую помощь этих людей ярче всего можно показать на примере истории дочерей капитана Шабловского.

В первые дни обороны Брестской крепости в гитлеровский плен попал командир батальона капитан Владимир Васильевич Шабловский с несколькими своими бойцами. Большинство их было ранено, а у самого капитана оказалась прострелянной рука. Вместе с ними в плен была захвачена группа женщин и детей, среди которых находилась жена капитана Шабловского Галина Корнеевна и четыре их дочери. Старшей из девочек исполнилось восемь лет, а младшей — восемь месяцев.

Гитлеровцы построили пленных в колонну и под конвоем автоматчиков погнали в тыл, за Буг. На пути колонны был мост. Когда пленные дошли до середины моста, капитан Шабловский, который нёс на здоровой руке свою младшую дочь, поцеловал ее, передал жене и, обернувшись к товарищам, крикнул:

— Кто не хочет оставаться в плену, за мной!

В следующий момент он бросился через перила моста в воду, и за ним бросились его бойцы. Автоматчики тут же перестреляли их в воде. Но они и искали смерти, а не спасения — раненые и измученные люди все равно не смогли бы никуда уйти.

Этот поступок капитана и его бойцов произвел глубокое впечатление даже на врагов. Гитлеровцы сразу повернул колонну назад, а потом отделили женщин и детей и отвели их в Брестскую городскую тюрьму.

Капитан В. В. Шабловский. 1941 г.