Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания

Военный профессионализм не возникает сам по себе, но осознанно, целенаправленно и бережно культивируется. Факторы его обеспечения и поддержания также были постоянным предметом размышлений изгнанников. Среди этих факторов — качественная подготовка командного состава (образование и воспитание), «офицерский отбор», справедливая кадровая политика, сбережение кадровых офицеров в военное время, внимание к личности офицера, высокий уровень военной печати и т. д. Все это — отдельные объемные элементы «офицерского вопроса», требующие специального рассмотрения и выходящие за рамки данной статьи.

Офицерская этика

В сущности, как уже говорилось, особая этика также является чертой офицерского профессионализма. Этические нормы офицерства исторически вырабатывались в среде профессионалов, и командира, не следующего этим нормам, по большому счету офицером и мастером военного дела назвать нельзя. В то же время особая (по сравнению с общегражданской и «общевоенной») нравственность является отличительным свойством и одним из главных достоинств офицерского корпуса.

Эмигранты во множестве работ составили довольно внушительный «свод» моральных качеств, необходимых офицерству. Исходным моментом здесь может служить то, что выражено в простом и ясном утверждении Н. Белогорского: «Офицерами, ведущими на смерть других людей, могут быть лишь те, кто сознают себя выше окружающей среды и кто, отвечая за других, привык прежде всего отвечать за себя».^[324]

Именно отсюда, из призвания и обязанности вести других в бой, на возможную гибель и возникает эта «особость», эта специфичность офицерской этики, заключающаяся в ее возвышенности. То, что для гражданина предстает высочайшим идеалом и превосходит все требования обычной практической морали, — является непреложным жизненным законом для человека в погонах. Героическое для гражданского общества оказывается обыденным для военного сословия. Причем воинское служение, избранное офицером профессией, не эпизод в его жизни. Оно поглощает все его существование и не только в бою, но и в будничной работе требует непрекращающегося самоотвержения. «Мало красиво умереть на поле сражения, может быть гораздо труднее всю свою жизнь согласовать с интересами армии и в незаметном, неустанном труде, подвиге самоусовершенствования и самоограничения стать воином, полезным для отечества», — говорит генерал А. Попов.^[325]

Страницы периодики Зарубежья, донося до нас споры о предназначении офицерства эмиграции, о будущем корпусе русских офицеров, открывают порой неожиданные вещи. В одном из номеров содержательной, экспрессивной военно-политической газеты «Сигнал», органа Русского Национального Союза Участников Войны (его возглавлял генерал А. Туркул), помещена небольшая статья «Долг офицера» авторства Н. Снесаревой-Казаковой. В статье по сути сформулирован кодекс офицерской этики, отражен тот идеал, который лучшая часть интеллигенции чаяла видеть в защитниках Отечества:

«Долг офицера — быть джентльменом: это значит — быть прежде всего благородным человеком, нравственно безупречным.

Офицер — это рыцарь чести, защитник доброго имени своего народа. Офицер должен быть прост, прямолинеен, бесстрашен… Офицер должен быть духовным аристократом. Благородство не только поступков, но и намерений, постоянный героизм усилий, горячая вера, идеализм, отсутствие эгоизма — вот непременные и основные черты русского офицера.

Офицер должен помнить, что он не остается здесь на земле вечно, но что после него — о нем остается память, которая творит историю. Поэтому офицер должен уметь сознательно беспрестанно читать историю своего народа, должен уметь видеть вещи такими, какие они есть в действительности.

Офицер никогда и ни при каких обстоятельствах не должен сдаваться, трусить, малодушно покоряться; должен быть всегда убежден в превосходстве своего служения и в своем собственном моральном превосходстве.

Офицер должен уметь побеждать не только мечом, но и словом: есть слова, которые поднимают дух, как призыв к бою. Офицер должен уметь излагать простым и понятным языком то, что другим неясно, быть политически грамотным.

Офицер сражается за истину, за Нацию, это — апостол Нации и истины. Может быть, на земле ему предназначается крест, но он не имеет права уходить от борьбы, не имеет права на отдых…

Офицер должен быть далеко от всего мишурного, мелкого, пошлого, должен быть духовно свободен, ни к кому и ни к чему слишком не привязан. Человеческое общество, вся наша жизнь построена на красивой лжи, его внешность бутафорски обманчива.

Офицер не имеет права писать и говорить неправду.

Офицер — Личность, с большой буквы, он не смеет быть орудием в руках других… Его активная борьба за Россию, его лишения во имя этой борьбы должны быть мерилом его мужественности».^[326]

Как видим, спектр требований, предъявляемых к офицеру гражданскими людьми, весьма широк, планка необычайно высока. И вряд ли общественное сознание таковые может адресовать какой-либо иной социальной группе, что еще раз доказывает отличие офицерской этики от общей.

«Боевой» аспект этой «особости» выразил генерал Е. Новицкий в статье «Пощечина», где говорится об офицерском подвиге, который в его понимании не может быть тем же, что подвиг солдатский. Офицерский подвиг должен непременно выявлять идеологию офицера как начальника, учителя и вождя солдата в наиболее страшные для этого последнего моменты жизни. Автор приводит случай, когда в 1915 г. на одной из позиций 190 пехотного Очаковского полка, в критический момент боя, фельдфебель предложил было остаткам своей роты сдаться в плен и тут же получил громкую пощечину от молодого прапорщика. Спустя мгновение офицер геройски увлек всех солдат в последнюю, смертельную атаку на противника. «Офицерский подвиг, — пишет Новицкий, — представляется мне не только как простой акт смерти, хотя бы во главе своих солдат, не только как акт самопожертвования (потому что самопожертвование есть долг офицера), но и нечто большее… Умирая, офицер должен показать, что те высшие вопросы чести и славы, ради которых он умирает, ему понятны, что его идеология выше простой жертвенности рядового офицера и солдата и что он умирает за идеалы, которые могут быть недоступны им… Пройдут года. Многие и многие смерти забудутся. Но эта пощечина, наносящая за минуту до неминуемой гибели оскорбление тому, кто посягнул на то, что офицеру должно быть дороже всего, — никогда не забудется в истории полка. И вечной путеводной звездой будет этот акт крайнего возмущения светить из глубины времен и озарять жизненный путь тех, кому не безразличны такие высшие ценности, как честь и слава своего полка».^[327]

В анализе, воспоминаниях, помыслах военных специалистов, писателей довольно много места отведено этическим моментам, затронут и в многочисленных эпизодах отражен весь спектр моральных ценностей. Но, пожалуй, выше прочего ценились именно честность, честь и прямодушие, качества, от которых и в мирное время, и тем более на войне зависит очень многое. «В нашей военной среде пользовались особым уважением люди, способные „прямить“, т. е. бестрепетно говорить правду в глаза даже любимому начальнику», — утверждал полковник С. Прокофьев.^[328] Одной из главных воинских добродетелей считал прямодушие А. Керсновский. Оно не просто условие достоинства офицера, но и преграда на пути угодничания и подхалимства — худшего, что может быть в военном человеке. Дело в том, что трусость, малодушие, воровство, другие пороки в сколько-нибудь организованной армии не могут быть терпимы, тем более возводиться в систему. Подхалимство и его следствие — очковтирательство — могут. «И тогда, — говорит Керсновский, — горе армии, горе стране! Не бывало — и не может быть случая, чтобы они смогли опереться на гнущиеся спины».^[329]

Анализируя подготовку командного состава, его действия на фронтах Великой войны, генерал В. Драгомиров с досадой признавал: «Честности было мало». Он поднимал вопрос о доверии, имеющем огромное значение в боевой обстановке, когда необходима общая самоотверженная работа. Многие старшие начальники на деле не следовали заповеди «сам погибай, а товарища выручай», записанной в уставе, в результате «никто никому не верил». Опытный генерал полагал, что это едва ли не наибольший недостаток, притом наиболее трудноустранимый как зависящий от народных психологических особенностей.^[330]