Ближе к истине

Но вот отделение возглавил новый управляющий — коммунист Федор Егорович Потехин, и положение резко изменилось, а точнее, справедливо подчеркивает автор, отношение людей к полю, к этому «гадкому утенку», изменилось в корне.

«Шестое поле стало знаменитым. Шестое поле прославило все отделение, вывело его в передовые. Вот чем платит земля, если к ней приложить добрые руки!

Теперь это любимое поле Погехина».

В «Любимом поле» Виктор Ротов путешествует не только в пространстве, по полям и фермам родной кубанской земли, но и во времени. И путешествует не как сторонний наблюдатель, а глубоко переживает радости и невзгоды в жизни своих героев. А его герои — это люди и с богатым настоящим, и уверенным будущим, и в то же время — люди с героическим прошлым. Многие из них прошли суровую школу войны, они знают и цену пяди политой кровью земли, которую отбивали у врага, и цену хлеба, взращенного на этой земле.

Председатель колхоза Павел Трифонович Василенко в Великую Отечественную летал на штурмовиках, громил врага на земле и в море, был подбит под Феодосией, только спокойствие и хладнокровие помогли «дотянуть» до своих.

Такому человеку в колхозе верят — слова и дела председателя никогда не расходятся.

Конечно, не все представляется автору только в розо

вом цвете, отсюда попытка проникнуть в противоречия характеров, дать ясную социально — этическую оценку негативным явлениям.

Есть еще в нашей жизни, в том числе и колхозной, «родимые пятна», тунеядцы, ловчилы, которые только и думают о том, как бы побольше урвать у общества и как бы поменьше ему дать. Поучителен в этом отношении рассказ о «ночном человеке» Акиме Безродном. На войне он не был, ходил в дурачках, прикинулся больным — психическое расстройство. «Кому это нужно, — объяснял он односельчанам, — если я вдруг начну в своих пулять».

Однако после войны сразу стал здоровым (и был таким на самом деле — моложавый, румянец во всю щеку), начал облачаться в старенькое галифе и гимнастерку (и Mbj пороху нюхали!), устроился ночным сторожем, куда после войны шли израненные инвалиды, одним словом, ладненько пристроился к колхозному пирогу. Об общественных делах он не радеет, от работы отлынивает, больше пробавляется по части глубокого сна на работе и хорошей еды, его прежде всего волнуют потребности. Это один из тех, о ком в народе говорят: «Себе на уме».

Аким Акимович даже и не думает скрывать свои взгляды рвача и хапуги, он откровенен, цинизму его нет предела, особенно когда он начинает рассуждать о глобальных проблемах — о мировом устройстве и грядущей судьбе человечества.

Сатирическое перо автора как бы натыкается на этого новоявленного Иудушку, однако в рассказе о нем сохраняется журналистская объективность, тон повествования достаточно сдержанный и в то же время — презрительнообличительный.

«Спать и рассуждать о неустроенности этого мира — суть бытия Акима Акимовича Безродного: от работы лошади дохнут…»

Надо сказать, что образ Акима Безродного, как бы выхваченного из жизни и выписанного по — шушкински, беспощадно, без излишних недомолвок и невольных извинений — отступлений, прямо просится в большой многоплановый роман.

В книге Виктора Ротова «Любимое поле» поставлена еще одна важная проблема — проблема будущего нашего села. А она связана с молодым поколением хлеборобов, для которых много дела не только в далеких необжитых краях, куда подчас иные юные романтики отправляются

«за туманом и за запахом тайги», но и здесь, на родном поле, где трудились их отцы и деды.

Молодому специалисту есть где развернугься в колхозе, показать, на что он способен. Более 12 тысяч гектаров пахотной земли, шесть полеводческих отделений, шесть молочнотоварных ферм, две свинофермы, птицеферма…

Но, как говорится, не хлебом единым… Коммунисты колхоза и, прежде всего, секретарь парткома Геннадий Михайлович Павленко понимают, что для молодых людей не менее важно и культурное, бытовое обеспечение их труда. Сейчас молодежь предъявляет такие т ребования, о которых старшее поколение и мечтать не могло. Требования, соответствующие уровню культурной работы на селе в условиях развитого социализма.

На примере колхоза имени В. И. Чапаева писатель показывает, как неизмеримо вырос уровень благосостояния сельских тружеников, как то, что вчера было мечтой, сегодня стало обычным, рядовым явлением. И в этом главная заслуга коммунистов колхоза.

С интересом читаются заключительные очерки книги, особенно «Звездопад». Так автор назвал очерк, в котором повествует о трудной жатве, венчающей долгий и упорный пугь хлебороба в битве за урожай. Многие страницы этого очерка пронизаны подлинной поэзией земледельческого труда.

«Поля изнывали под жаркими лучами солнца. С утра еще слышны птичьи голоса, а к полудню все живое пряталось в тень, над полями только рокот моторов…»

«Жатва — это вершина земледельческого труда. Вершина, которая покоряется только сильным».

Не все, разумеется, в книге В. Ротова удачно. Порой большой фактический материал как бы довлеет над автором. Отсюда — определенная композиционная рыхлость, повторения, некоторая непродуманность в'расположении материала и тематическом разграничении его в очерках.

Но эти частные замечания ни в коей мере не умаляют главных достоинств книги о делах и людях партии. Не случайно в последнем очерке «Что посеешь…» писатель вновь возвращается к образу председателя колхоза коммуниста Павла Трифоновича Василенко и закономерно приходит к выводу, определяющему центральный идейно — нравственный смысл очерков:

«Итак, любовь к людям и любовь к делу составляют основу успеха. Но, очевидно, и любовь к людям, и любовь

к делу сами по себе, без ясной цели и твердых убеждений — пустой звук».

Все это только тогда приобретает смысл и полнокровное содержание, когда ясна цель и ты убежден, что она благородна.

У Павла Трифоновича ясная цель — он живет ради людей.

В книге Виктора Ротова герои заняты не только производственными делами и вопросами, связанными с научно — техническим прогрессом в сельском хозяйстве. Они решают и главную проолему нашего времени — проблему воспитания нового человека. Каким должен быть этот новый человек, как он должен относиться к своим обязанностям, к труду, учебе, товарищам, каковы его идейные убеждения, нравственные и этические устои — вот что прежде всего интересует автора. Именно поэтому «Любимое поле» имеет большое познавательное и воспитательное значение.

А. РОЗИН.

Июнь 1081 г.

ЭЛЬБРУС И РЕДЬКА

Попасть на экскурсию к подножию Эльбруса даже из Кисловодска не так просто. Походишь, пока достанешь билет. Уже который раз я езжу отдыхать в Кисловодск, а попасть на экскурсию к Эльбрусу не могу. Почему столько желающих? Говорят, там красиво и впечатляет. Это понятно.

Билеты продают возле Нарзанной галереи специальные агенты — распространители.

Молодящаяся блондинка сидела за переносным столиком и зыкрикивала в мегафон: «Замок любви и коварства», «Гора — кольцо», «Домбай», «Теберда»… «Осталось всего несколько билетов!»

— А мне к подножию Эльбруса, — подошел я к ней с «изящной» шуткой, зная, что к Эльбрусу не пробиться.

Она взглядом отдала должное моему юмору, и, кивнув

на ряды цифр в тетради, лежащей перед ней, сказала: «Нет. Все продано».

Мне послышалась неуверенность в ее голосе. И я с некоторой надеждой задержался возле ее столика. Стал сбоку, чтоб не мешать людям покупать билеты, понаблюдал, как она, продав билет, зачеркивала цифры — места в автобусе, и стал искать глазами незачеркнутые напротив слова «Эльбрус». Увидел незачеркнугое число 18. Обрадовался. Но она быстро погасила мою радость:

— Это я просто забыла зачеркнуть. — И зачеркнула число 18.

Я пробежал взглядом еще раз по цифрам напротив слова «Эльбрус» и увидел незачеркнугым 31–е место.

— А вот это уже наверняка мое!..

Женщина взглянула на меня укоризненно, покачала головой, мол, ну и настырный. И вдруг не рассердилась. Взглянула еще раз, уже более внимательно, окинула мельком очередь. Один мужчина с усами, что ближе всех, скосил глаза вниз и показал ей зажатую в руке десятку.