Сетевые публикации

Оправдание или осуждение солисток опального ансамля — не означает того, что решительно всех хулиганов вообще мы хотим освободить. Нет, мы хотим освободить только вот этих — и только вот данного опального олигарха.

Иначе содержание плакатов требуется поменять на генеральные требования: «свободу хулиганам, на волю воров». Но мы ведь желаем только определенных воров освободить, а не всех; желаем только одних хулиганов не считать таковыми — а прочих нарушителей будем по-прежнему считать хулиганами.

Имеем право? Имеем! Неудобство в том, что суд и прокурор могут быть куплены не нами: на рынке кто-то заплатил больше нас. Например, правительство.

И следует отменить этот продажный суд в принципе!

И правительство прогнать!

Любой такой казус вызывает одни и те же вопросы: вы желаете персонального, приватизированного, корпоративного мира? Или общего коллективного порядка — с законами и правилами одинаковыми для всех?

Но уж тогда общее правило должно касаться всего — детсадов, рудников, нефтяных терминалов, образования, искусства, журналистики и формы романа.

В мире, в котором законы действуют для всех равно, хулиганство, воровство и мздоимство — должны быть осуждены.

В мире, где все приватизировано — проступки осуждается избирательно. Одних воров осуждаем, а других воров отпускаем. Одних хулиганов сажаем под замок — других хулиганов славим.

Видимо, общество должно ясно решить, что предпочесть: коллективную мораль (церковную, например) — или приватизированную мораль (светскую, корпоративную правду).

И если общество выбрало приватизацию, то определенные дефекты этого выбора, увы, появятся.

Вы хотели пятнадцать минут славы для каждого? Вы их получили. А теперь получите пятнадцать минут правосудия.

По поводу молитвы (19.08.2012)

В 10е годы очень многие авторы мнили себя пророками, апостолами и даже святыми — и часто обращались к Богу без особого почтения, запросто, как к равному.

От Есенина «так говорит по Библии пророк Есенин Сергей» — до Геббельса, написавшего драму «Иисус» — а в промежутке можно поставить сотни имен крайне возбужденных молодых людей, которым казалось, что они с Богом вась-вась и имеют на диспут с Ним веские основания.

Как правило, все диспутанты были не ахти как образованны, не особенно хороши по моральным качествам, и не очень умны. Выделялся среди прочих богоборец Маяковский — но людей такого масштаба и вообще мало, а среди богоборцев крайне мало.

Когда пылкие юноши повально и без устали дерзят Отцу Небесному, полагая, что их частное представление о порядке вещей не уступает по разумности Его воле — это свидетельство конца времен. Не свидетельство краха эры Путина или финансового капитализма, а вообще — конца всего сущего.

Так в двадцатом веке уже почти и случилось, во всяком случае, один из «апостолов», Иозеф Геббельс весьма содействовал тому, чтобы связь времен распалась — и чудом (возможно, Господним) тварный мир сохранился.

Сегодня фамильярные обращения к Богу участились — хотя Маяковского среди пылких отроков не наблюдается.

Помимо черной мессы в Храме, обратился от имени Господа к евреям картежник и жиголо, но вот и в Новой газете — очередное фамильярное обращение ко Всевышнему.

Не вполне понял, чьи в газете вирши, но чьи бы ни были — они нелепы: Мол, не считайте слова «срань Господня» кощунством, ибо эти же слова имеются и на английском. Это не вполне убедительный аргумент для Бога. На английском также (и на многих иных языках) имеется слово Сатана, и от того данное слово святее не делается.

Молитвы, вообще говоря, возносятся к Господу в смирении и любви.

Причем христианская любовь такова, что исключает агрессию.

Все происходящее сегодня безмерно далеко от искусства и от веры, а профанирование молитвы — это очень дурно, по-моему.

Дурно это потому, что подлинная молитва нужна страждущим.

И затем и существует искусство, чтобы эту подлинную молитву произнести.

А вот когда вместо молитвы выходит такая вот чепуха — то настоящая делается глуше. Господь ее все равно услышит, но не услышит тот, нуждающийся в опоре и в братстве, для которого она говорится также.

Так неправильно, так не должно быть.

И, знаете, Путин тут совсем даже не при чем.

Дело не во власти и дело не в Православной Церкви.

Право, не Путин своей зловещей рукой вложил пылающие сердца и маленькие мозги в тела богоборцев.

Дело в неуемной гордыне и безмерной глупости.

Скромнее надо быть и вежливее.

Кузькина мать зовет (20.08.2012)

Среди мифов XX века особой любовью в околотворческой среде пользуется миф о косной власти и бунтарях-художниках. Власть не понимает авангард, чиновник глумится над новаторами и запрещает самовыражение.

Злобный недоучка Хрущев кричит на авангардистов в Манеже, называя новаторов — «пидорасами», в то время, как авангардисты — обходя запреты и барьеры, несут миру свободное слово.

На деле же, как и многие иные мифы, этот миф не соответствует действительности. Все обстоит прямо наоборот.

Авангардистом был сам Никита Хрущев — причем действовал в строгом соответствии с обязательными манерами авангардиста: хамил, нецензурно выражался, паясничал.

Когда в зале конференций ООН — Генеральный секретарь компартии СССР снял башмак и стал им стучать по столу, выкрикивая «Мы вам покажем кузькину мать!» — это был, безусловно жест авангардиста, сопоставимый с черной мессой в кафедральном Соборе и превосходящий по резонансу испражнения новатора в музее изящных искусств.

Любопытно, что матерщина Никиты Сергеевича была адресована не беспредметному творчеству (таковое на выставке представлено не было и создавалось в те темные времена не часто), но вещам совершенно классическим — образным скульптурам Эрнста Неизвестного, деревенской живописи Николая Андронова и «Обнаженной» Роберта Фалька, каковую генсек именовал «Обнаженной Валькой». Упомянутая Валька не понравилась генеральному серкетарю и он обрушился на художников с гневными матюками.

Равно было бы затруднительно отнести к сугудо авангардным произведениям злополучный роман Бориса Пастернака, каковой, как кажется, вовсе не содержит нецензурной лексики и удручающе мало туалетной эстетики.

Именно власть в России представляет тот малокультурный и прорывный авангард, рвущий с табуированием культурных ценностей, — а вовсе не интеллигенция.

Ни Мандельштам. ни Цветаева, ни Ахматова, ни Гумилев, ни Зощенко, ни Бабель, — да в общем-то и никто из пострадавших от авангардной власти — не замечены в дерзновенном нарушении культурных табу, все обстоит прямо наоборот. Мандельштам с Ахматовой культуру как раз и оберегали от хамов и вандализма, Цветаева морщилась от вульгарного слова и неточного жеста — а вот нарушавший культурные табу и рушивший культуру Казимир Малевич благополучно комиссарствовал и умер своей смертью, пережив все возможные чистки — и выжав культурнейшего Шагала из Витебской академии.

Авангардный интеллигент наших дней более всего напоминает Никиту Хрущева — сегодняшний горожанин с претензиями — плоть от плоти сановного Хряка; но проблема в том, что либеральному интеллигенту хочется быть похожим на Осипа Мандельштама.

И он стучит башмаком по столу, требует чтобы его признали правонаследником культуры.

Это несообразность поведения и претензий рождает страннейший перекос в мозгах и раскол в обществе.

Авангардист стучит башмаком по столу и вопиет «Пидорасы! Я вам покажу кузькину мать!» — однако вопль этот долженствует представлять культуру в столкновении с чиновным варварством и начальственным произволом.

Демократический интеллигент восклицает подобно Лазарю Кагановичу «Задерем подол матушке Руси» (по преданию сказано в момент взрыв Храма Христа Спасителя), и демократа не смущает, что он в точности воспроизводит и логику и лексику кровавых большевиков. Однако современная ненависть к Церкви Божьей и ненависть большевиков — абсолютно одной природы: это ненависть авангардистов к культуре.