Сетевые публикации

Впрочем, последовательности в рассуждениях современной левой бульварной философии нет, и не предполагалось.

Это интеллектуальные провокации — и данное словосочетание перестало быть ругательным; левая риторика стала тем же, что и «второй авангард» — говорят приблизительно о свободе, но конкретно мы ничего не называем, итоги приватизации не пересматриваем — а то ведь и платить нам будет некому.

Приблизительная риторика затопила интеллектуальные книжные магазины, пишут все и много: процесс инфляции интеллекта догнал инфляцию денежной массы.

Любят слова «троцкист» и «анархист». Почему так, никто вам не ответит. Троцкий был крайне отвратительным человеком. Его программа колонизации крестьянства — ужасна. Практика международного провокатора — омерзительна. Он не придумал ни одной оригинальной идеи, его книжки — сведение счетов с чиновным аппаратом Сталина, там нет никакой теории. Троцкий не теоретик, ошибка так считать — он практик провокаций, а провокации напоминают теорию тем, что это не вполне дела, а изготовление ловушек. В его книгах нет теоретических, и тем более философских положений.

Когда умственные подростки обмениваются значительными фразами о философии Троцкого, это звучит примерно так же, как рассуждения патера Брауна о возможности религии Фридриха Великого или наличии змей в Исландии; левым интеллектуалам тем легче говорить об этом предмете, что ни один из них в реальности Троцкого не читал.

Как можно быть троцкистом и на основе какого синдикалисткого хозяйства возможен анархизм сегодня — это уму непостижимо. Называют себя «анархистами» и «троцкистами» — а кредит на сельхозоборудование придется брать в Сбербанке, такова реальность.

Сталинистом быть — более реально, имеется строительный государственный социалистический план, несмотря на дурную практику прошлого. А быть троцкистом — скорее всего, означает быть паразитом и иждивенцем. Но умственные подростки говорят волшебные слова, дымят марихуаной, носят под мышкой Жижека и Гройса — и вроде бы интеллектуальный шаг сделан. Сделан шаг лишь в отношении обесценивания мысли. «Левая идея» — эту мантру говорили и буржуазные студенты с левого берега Сены и латиноамериканские партизаны, торгующие травкой, и как найти в волшебном заклинании смысл, это большой вопрос. Тем более, что искать смысл надо — капитализм в тупике, так дайте интеллектуальный рецепт левой идеи.

Нет рецепта. Недавно прогрессивный колумнист назвал светского персонажа «левым мыслителем». Аттестация характерна — слова уже никак не связаны с мыслями.

Сегодня левым мыслителем стать проще, нежели членом партии «Единая Россия» — единороссам что-то надо делать, а тут совсем ничего не требуется. Левый мыслитель, когда переходит дорогу, смотрит налево, — другого умственного усилия не происходит.

Левая идея дискредитирована гламурным использованием, но это полбеды. Есть проблема серьезнее. Философия пост-модернизма прежде всего философия релятивизма, постмодернисты — релятивисты по определению, а левая идея (как она замышлялось) — есть требование к организации социума. Глобализацию стихийного рынка — пожелать можно, а левой идеи «вообще» не бывает. Булгаков во фразе Шарикова передал невежественное стремление к правому дискурсу, а вот словарь левого мыслителя неопределенности не знает.

Мало этой неразберихи, тут еще «правые» добавили сумбура: объявили тоталитаризм одноприродным, вовсе уравняли «лево» и «право». Ради этой социальной подтасовки шли на фактические подлоги, уравняли по цифрам количество жертв Гулага и нацистских лагерей уничтожения (что не соответствует истине, но в сознание это внедрили намертво). Отныне свободолюбивый человек теряется, что именно считать левым, что правым — если и то и другое ведет к одинаковому злу.

Это исторически не так, но уже считается доказанным, а правые идеологи, Поппер и Арендт, уравнение одномерности тоталитаризма вырубили в граните. Тоталитаризм одномерен — и социальный компас отныне сломан.

Эти идеологи для того и были призваны, чтобы ломать социальный компас. Нет больше направлений в идеологии. Нет больше понятий «право» и «лево» — куда не поплывешь, везде тупик, так что, сиди-ка ты, обыватель, в надежном капитализме, оно спокойней.

А захочешь перемен — вот тебе «левая идея», играй в антракте в троцкиста. Придет инструментальный ансамбль «Пусси» и попляшет на амвоне храма. Революция? Ну, революции-то буквальной мы не любим, это просто так, абстрактно за свободу в рамках рыночной экономики и левого дискурса. И вот эту словесную абракадабру все привыкли считать разумным убеждением.

Болотный протест не может сформулировать требований — неизвестно за «правых» манифестанты или за «левых», но точно так же ни один из манифестантов не ответит на простой вопрос: правые или левые победили во Второй мировой войне. Казалось бы, весьма важный вопрос в истории, но и он ответа уже не имеет. Поппер якобы доказал, что куда ни кинь — везде клин. А абстрактное общество — имеет врагом не левого и не правого, но определенного. У абстрактного открытого общества — врагом является всякое определенное общество: религиозное, коммунистическое, платоновское. Про это, в сущности, и написана книга Карла Поппера.

Поэтому окрошка в мировосприятии нам представляется условием социальной свободы.

Так называемый «левый радикал» устраивает перформансы в богатых выставочных залах, приятно провоцируя богатое жулье, происхождение денег у которых — исключительно «правое». Это ведь соглашательство, так нельзя, чтобы левое искусство было для развлечения правых буржуев! — ан нет, отлично можно! Поддержкой левых «Пиписок» выступают правые менеджеры, которые ненавидят косный народ. Все смешалось. Левое искусство — надежный источник доходов в «правом» мире. Новатор нагадит на полу, а его «левый» куратор пишет об этом «левую» статью в «левый» журнал, спонсируемый «правым» казнокрадом. Количество воров и преступников, спонсирующих левую интеллигенцию — неисчислимо. Березовский, очевиднейший проходимец — спонсирует свободолюбцев, и никто не краснеет; первый владелец Опенспейс посажен в тюрьму за воровство, но это как-то не принято поминать — неловко перед левыми мыслителями получается. Помилуйте, это же лицемерие, воскликнет наивный зритель. Но релятивизм и лицемерие — это и есть левая идея сегодня.

Зачем левизна богатому правому ворюге — понятно. Он закон он нарушает серьезно, когда крадет у народа ресурсы. Но когда он спонсирует смельчаков, которые писают на пол в храме, его «правое» воровство обретает «левый» смысл. Ворюгу не ассоциируют с разбоем, но ворюга проходит по ведомству альтернативной культуры. И воры окружили себя свитой новаторов. Галерея, спонсирующая выставки Кабакова и венецианские биеннале на деньги торговца оружием, журнал АртХроника, проедающий деньги целлюлозно-бумажных комбинатов, — это культурная реальность. Это вам не унылые «правые» бюджетные гроши министерства культуры — это прогрессивные «лево-правые» бабки современного мира.

Релятивизму «левых» не грозит унижение. Им не привыкать, они давно на панели. Левой идеей называли приятную провокацию, напоминающую властям, что, мол, «мене, текел, фарес». Новаторы регулярно пишут на стене цивилизации огненные буквы, пугают царя, — но используют все возможности поживиться, пока Ашурбанипал жив. Требуется царя разволновать, явить ему огненные буквы на стене — можно написать неоновыми трубками, можно выложить буквы какашками — а когда царь возбудится, с него бабло урвать легче. Левый — это «провокатор». Оскорбительно для Антонио Грамши, Эрнста Тельмана или Огюста Бланки, но так получилось.

Альянс левых провокаторов с правым ворьем — и есть скрепа сегодняшней культуры.

От американских нео-троцкистов и украинских нео-махновцев — и до барселонских анархистов и берлинских наркоманов — теперь все левые, и все за свободу. Окупай (подставьте станцию) — это что: левое или правое? Никто не знает. Левая идея стала безразмерной как нейлоновый носок. И философ Деррида, и трансвестит Владик Монро, и коменданте Маркос и Карл Маркс, и Петлюра и Эрик Хобсбаум, и Тони Негри и Зюганов, и Удальцов и Жижек, и Ноам Хомски и сервильная Катя Деготь, которая устраивает выставку советского нижнего белья — это все вместе «левое». И риторика у всех похожа.