Не быль, но и не выдумка - Фантастика в русской дореволюционной литературе

САМОЛЕТЫ, ЭЛЕКТРОХОДЫ, СПУТНИКИ...

Начиная с 90-х годов количество фантастических книг увеличивается и увеличивается, а литературная форма их приближается к той, которая привычна для нас. Дать общую характеристику фантастике этого периода так же трудно, как дать общую характеристику всей тогдашней литературе. Как известно, "в те годы дальние, глухие" общественная жизнь была весьма сложной, противоречивой, трудной; в литературе наряду с генеральной, реалистической линией, наряду с творчеством Л. Толстого, Чехова, раннего Горького возникало множество направлений, чаще всего весьма кратковременных, но очень громко заявлявших о себе. Шатания, свидетельствующие о приближении революционной грозы, сказывались, конечно, и на такой части литературы, как фантастика. Но на нее действовали и особые факторы, в частности, крупные научные открытия, которые стали привлекать все большее общественное внимание, а также чисто литературные влияния, особенно Жюля Верна, а несколько позже и Герберта Уэллса. "Начало века, - пишет А. Бритиков в своей монографии "Русский советский научно-фантастический роман", - отмечено большим числом чисто технических утопий. Романов же, соединявших научно-технические предвиденья с социальными, почти не было". Это не совсем точно. Как раз большинство авторов, подвизавшихся в то время на ниве фантастики, пыталось соединить научно-технические и социальные прогнозы. Совсем другое дело - что за социальные прогнозы это были. Попытка соблюсти хронологическую последовательность в разговоре о фантастике 1890-1900-х годов приведет только к невообразимой мешанине. Поэтому попробуем разбить произведения на несколько, конечно, весьма условных групп. Начнем с более или менее "чистой" научной фантастики. Если говорить об отдельных изданиях, то таких книг было вовсе не много. Обычно в первую очередь поминают (а чаще всего этим дело и исчерпывается) трех авторов Родных, Чиколева и Циолковского. А. Родных, который, кстати, сказать, уже в советское время стал одним из первых популяризаторов будущих космических полетов, выпустил в 1902 году тоненькую брошюрку, неполных 20 страниц, под названием "Самокатная подземная дорога между С.-Петербургом и Москвой". Шутки ради он обозначил свое произведение как "неоконченный роман", так с его легкой руки оно и продолжает именоваться в нынешних статьях из истории русской фантастики. В беллетризированном научно-популярном очерке излагается пришедшая автору в голову остроумная идея, как - теоретически, понятно, - можно создать на Земле транспорт, не требующий никаких источников энергии. Для этого "достаточно" прорыть туннель между двумя пунктами по совершенно прямой линии, т. е. по хорде земного шара. Поезда в таком туннеле будут катиться под действием разницы в силе тяжести на его краях и в середине. Я. Перельман в своей "Занимательной физике" пришел к выводу о принципиальной осуществимости идеи А. Родных и даже рассчитал время такой поездки, а именно около 42 минут. Это, конечно, очень занимательный физический парадокс, но, кроме него, никаких проблем очерк не несет. В отличие от него "Электрический рассказ" инженера В. Чиколева "Не быль, но и не выдумка" - довольно толстый том большого формата. Некий граф В*, пригласил гостей в свое имение, превращенное им в Институт экспериментального электричества. Механический гардероб, автоматический нагреватель напитков, автоматическая раздача книг в библиотеке, не говоря уже о более обычных применениях электричества, например, подробно, с выкладками доказывается преимущество электромобиля ("электрохода") перед бензиновыми и паровыми экипажами. Многие идеи Чиколева не осуществлены до сих пор. Это книга-прейскурант, книга-реклама одного из энтузиастов внедрения электричества в русский быт, и в этом своем качестве она, бесспорно, была полезной. Но столь же бесспорно, что ее стоит упоминать разве что в истории электротехники, на худой конец в истории научной популяризации; к художественной литературе эта книга не имеет ни малейшего отношения, за исключением названия, в котором, на мой взгляд, очень емко сформулирована диалектическая суть фантастического жанра. В последнем десятилетии XIX века стали появляться научно-фантастические рассказы К. Э. Циолковского, в которых он пропагандировал свои идеи покорения космического пространства с помощью реактивных приборов, идеи, блестяще подтвержденные дальнейшим развитием мировой науки и техники. Рассказы Циолковского занимают особое место в отечественной фантастике. Ученый не ставил перед собой художественных задач, в то же время это несомненно была фантастика: как еще можно назвать повествование, где переданы ощущения человека, попавшего, например, на Луну, на астероид, находящегося в невесомости и т. д. В наши дни, когда многие из смелых проектов Циолковского уже осуществились, выясняется, насколько точен был "отец космонавтики" в своих описаниях. Мы уже могли убедиться в том, какие поразительные гипотезы и предсказания сумели выдвинуть многие авторы, однако едва ли кто-нибудь из них может сравниться с Циолковским, выдвинувшим в 1895 году, например, обоснованную идею создания искусственного спутника Земли. Вот что мы читаем в его научно-фантастическом произведении "Грезы о Земле и небе": "Воображаемый спутник Земли, вроде Луны, но произвольно близкий к нашей планете, лишь вне пределов ее атмосферы, значит верст за 300 от земной поверхности, представит, при очень малой массе, пример среды, свободной от тяжести". Таких предвидений в книгах Циолковского немало. Очевидно, что в первую очередь они должны рассматриваться по ведомству науки, а не литературы. Но и фантасты-литераторы могут многому поучиться у Циолковского. Примерно то же можно сказать о "научных полуфантазиях" многолетнего узника Петропавловской крепости, будущего почетного академика Н. А. Морозова "На грани неведомого" (1910). Автор философски разбирает новейшие открытия - неевклидову геометрию, четвертое измерение и т. д., вести о которых занимали досуг пленников Алексеевского равелина. Вот что, например, думает узник, глядя в тюремное окно: "Сознательная жизнь наполняет всю вселенную, она мерцает и горит в каждой светящейся звездочке, и в тот момент, когда мы смотрим на ночное небо, миллионы мыслящих существ встречаются с нами на каждой звезде своими взорами". Герой книги, совершает даже мысленный полет на Луну, но это не было бегством от действительности, это были материалистические размышления несгибаемого борца, революционера, ученого. В 1901 году в Новгороде была Издана маленькая книжечка "На другой планете", принадлежавшая перу известного в свое время писателя-этнографа Порфирия Инфантьева. Особой эстетической ценности повесть П. Инфантьева не представляет, но в ней выдержан вполне приличный для того времени научный уровень, Пожалуй, самое интересное в его повести - способ, с помощью, которого герой попадает на Марс: лишнее доказательство того, что новое - это хорошо забытое старое. Уже П. Инфантьев отлично понимал сложность переброски материальных тел через такие гигантские расстояния, поэтому его герои обмениваются разумами - человеческое "я" временно поселяется в теле марсианина, и наоборот, точь-в-точь как в недавней повести В. Тендрякова "Путешествие длиной в век" или в "Обмене разумов" Р. Шекли. Правда, Инфантьев и его персонажи еще ничего не знают о радиоволнах, и писателю приходится умолчать о конкретном способе передачи мыслительных излучений. Инфантьевым сделана одна из первых, хотя еще и очень примитивных попыток описать неземное общество. Внешне его марсиане не похожи на людей, и, когда герой приходит в ужас осознав себя в теле марсианина с единственным глазом, хоботами вместо рук, клешнями, хвостом и ухом на макушке, ему очень резонно отвечают: "Вы, обитатели земли, привыкли считать себя центром мироздания, венцом творения, и если подозреваете о существовании разумных существ на других планетах, то почему-то воображаете, что эти существа непременно должны быть и по наружному виду похожи на вас... И поверьте... что обитателю Марса, в первый раз видящему организм человека, он кажется таким же безобразным и внушает такое же отвращение, как и наш организм вам". Вполне материалистическая и атеистическая точка зрения. Само же марсианское общество аналогично земному, но сильно ушло вперед по части механизации. "У марсиан применение различных машин доведено до удивительного совершенства, и всюду, где только можно заменить работу разумного существа автоматическим механизмом, - это сделано". Описывая научно-технические достижения, передовую систему образования, развитие искусств, Инфантьев, правда, обходит стороной вопрос о политическом строе марсианского общества. Теперь о произведениях, которые лишь условно можно назвать научными. В 1889 году не слишком прогрессивный писатель Василий Авенариус издал вполне антибуржуазную "Необыкновенную историю о воскресшем помпейце". Возможно, что идею этого рассказа он заимствовал у Э. По. Правда, "Разговор с мумией" появился на русском языке лишь через несколько лет. Кроме основной посылки - оживления тела, пролежавшего сотни и тысячи лет, есть некоторое сходство и в идее обоих произведений; только у американского фантаста она решена в юмористическом ключе, а у Авенариуса в сатирическом. Оживленные египтянин и помпеец не приходят в восторг от мира, в котором они очутились. Тщетно самодовольный профессор, воскресивший несчастного римлянина, пытается поразить его достижениями современной цивилизации. Это ему никак не удается, хотя Марк-Юний вовсе не так глуп и не так невежествен, чтобы не понять смысла многих новинок. Но острым взглядом человека со стороны он всюду находит оборотную сторону прогресса. Желая показать гостю современное машинное производство, профессор ведет его на обойную фабрику, но сердце юноши преисполняется жалости к участи трудящихся там рабов. В конце концов не сумевший принять бесцеремонности царящих нравов, затравленный журналистами и праздными зеваками, Марк-Юний решает уйти из жизни еще раз и бросается в кратер Везувия. От новейших рассказов с подобным сюжетом "Необыкновенная история..." отличается, пожалуй, только тем, что воскрешение законсервированных останков происходит слишком уж быстро и без затей; теперь на это дело брошена сверхсовременная техника. Привлекает своим названием, напоминающим Уэллса, "астрономический, физический и фантастический" роман Н. Холодного "Борьба миров". Правда, после знакомства с ним не совсем понимаешь смысл заглавия. Перед нами очередной вариант кометной угрозы. Впрочем, это кажется первая книга, где комета-таки падает на землю. Глобальной катастрофы при этом не происходит, пострадали только северные провинции, откуда население заблаговременно эвакуировалось. Через 10 лет, в 1910 году, явилось на свет еще одно, более интересное произведение "кометной" серии - "Под кометой" С. Бельского, "высеченные на камне записки очевидца о гибели земли". От катастрофы осталось всего несколько человек - сумасшедший хирург, смотритель музея, каторжанин, который не в силах снять кандалы, король, журналист, дочь богатого сыровара и проститутка. Все более деградируя, проводят они свои дни, не очень-то сожалея об утраченном мире. В изображении жизни этих несчастных, а также последних дней цивилизации и самой катастрофы, с одной стороны, заметно влияние уэллсовской "Войны миров", а с другой стороны, есть некоторые предвидения будущих атомных катастроф. Во всяком случае, автору удалось передать настроение: мир обречен, все летит в пропасть. Так остраненно отразилось в его книге предчувствие гибели старого мира. С некоторых пор мотивы глобальных катастроф и апокалипсических пророчеств стали весьма популярными в фантастике. Иногда они использовались в спекулятивных целях, для эпатажа читателя, иногда отражали состояние неблагополучия, неуверенности, которое породил в людях XX век и выход из которого можно искать только на путях революционного прогресса. Разумеется, не во всех книгах Земля обязательно погибала. В фантастике тех лет можно найти несколько романов, которые написаны явно в подражание Жюлю Верну. Таков "астрономический роман" Б. Красногорского "По волнам эфира" (1913). Состоятельные люди организовали клуб "Наука и прогресс", который на собственные средства осуществляет различные смелые проекты. Правда, клуб преследуют неудачи. Астрономическая башня выше Эйфелевой рушится под тяжестью нового рефрактора, гигантский паровой котел взрывается... В этот-то клуб инженер Имеретинский и вносит проект принципиально нового космического аппарата. Аппарат будет иметь огромное зеркало "из чрезвычайно тонких листов гладко отполированного металла" и двигаться с помощью светового давления "по волнам эфира". Чрезвычайно легкой возбудимостью "прогрессисты" весьма напоминают жюль-верновских клубменов. Они немедленно начинают строить аппарат. При всей претензии на серьезную наукообразность в книге масса элементарных промахов. Так, межпланетные путешественники забыли (!), что в день их вылета Земля вошла в поток метеоритов. Все, к счастью, остались живы, так как сбитый корабль упал в Ладожское озеро. Впрочем, межпланетный полет все же состоялся, но уже в другом романе "Острова эфирного океана", который Б. Красногорский написал совместно с Д. Святским в 1914 году. Обратив внимание на эту дату, мы не удивимся появлению в романе второго аналогичного корабля, построенного в "соседней стране" по украденным чертежам. Пиратски напав в космосе на мирное русское судно, он вторично сбил его с пути истинного и заставил совершать посадки на различных небесных телах для исправления повреждений. Собственно, книга для того и написана, чтобы изобразить эти небесные тела. Но здесь авторы не стали фантазировать, ничего неожиданного на планетах первопроходцы не открыли, только то, что предполагала тогдашняя наука: например, они застают каменноугольный период на Венере. Так фантастическая книга превратилась в научно-популярную. На эти два романа немного похожи тоже два связанных между собой романа В. Семенова - "Царица мира" (1908) и "Цари воздуха" (1909). В произведениях того времени воздухоплавание и самолеты сыграли ту же роль, что в нынешней фантастике космонавтика и звездолеты. Надеюсь, впрочем, что через полвека нынешние рассуждения о межпланетных кораблях не будут читаться с такой улыбкой. Как о фантастической скорости, способной преодолеть ураганы, говорит автор о 30 метрах в секунду, т. е. о ста километрах в час. Захлебываясь от восторга, автор пишет, что воздушный флот сократил путь из Европы на Дальний Восток в 10 раз, т. е. до 5-6 дней вместо 60. И вообще автору представляется, что изобретение летательных аппаратов тяжелее воздуха повернет всю мировую жизнь, поскольку аэропланы представляют собой почти абсолютное оружие, бороться с которыми можно только при помощи такого же флота, но тот, кто первым захватит воздух, может не позволить создать конкурирующую армию.